К женскому полу Фёдор проявил интерес очень рано, чем гордился. Когда в возрасте 25-ти лет он собрался обзавестись семьёй, то ему пришлось выслушать немало протестов и увещеваний друзей: «Федя, выкини ты из головы эту блажь! Куда тебе жениться! Ведь ты же не можешь пропустить ни одной юбки!» Тем не менее, молодая итальянская балерина Иола Торнаги стала его женой. Но со временем, после спектаклей Шаляпин всё чаще спешил не к семейному очагу, а в трактир, к весёлой кампании. Но, помимо любви к преферансу, Фёдор так и не смог одолеть страсти к хорошеньким женщинам — друзья шутили, что стоит ему только «сделать взгляд», как любая, словно под гипнозом, соглашалась бросить всё и мчаться за Шаляпиным на край света…

В тот роковой день, когда он по обыкновению явился под утро, Иола встретила его на пороге, и он сразу почуял что-то неладное. «Есть хочешь?» — почему-то спросила она; странный вопрос в пять утра, когда человек только что воротился из трактира. Он даже шляпы снять не успел— так и сидел в ней теперь перед женой в столовой. «Вот что, Фёдор, — с более сильным, чем обычно, акцентом начала Иола. — Я всё знаю. Про Марию Валентиновну». У него заколотилось сердце: что именно она знает? «Знаю, что ты уже давно с ней встречаешься, что она ездит за тобой по всем твоим гастролям». Иола от волнения покрылась красными пятнами: «Как только тебе не стыдно, ведь у нас дети! О, как ты меня опозорил! Как я выйду на улицу такая, такая… за-плю-нутая». — Иола еле выговорила трудное слово. У Шаляпина сердце забилось ещё сильнее. Она, бедняжка, ещё не знает самого главного. «Кто же насплетничал ей про Машу? Ведь мы таились, как могли!»

Марию Валентиновну Петнольд он впервые увидел на скачках в 1906 году, и ему запомнилась даже не она сама, а слишком внимательный взгляд её распахнутых серых глаз, повсюду преследующий его. Всё чаще получалось, что к каким бы знакомым он ни пришёл — тут же оказывалась и она. Ему рассказали, что Мария Валентиновна — богатая петербургская вдова, одна воспитывающая сына и дочь. «Что вы меня преследуете?» — однажды резко спросил Шаляпин. Она потупила взор и промолчала. Не нравился ему этот взгляд — слишком пристальный, даже тяжёлый. И сама она ему не нравилась — полная, дородная, совсем не в его вкусе. Мария, как прилежная ученица на уроки, стала ходить на все его спектакли; устроится в первых рядах — и словно ощупывает его глазами. Не привыкший церемониться с женщинами Шаляпин отчего-то тушевался под этим взглядом. Всё это его как-то беспокоило, и он решил одержать над ней верх привычным способом: пригласил поужинать, а потом, потом всё было как всегда и у всех… Обычно у дам, удостоенных такой чести, трепетали ресницы и перехватывало дыхание; они уже рисовали в воображении, как будут рассказывать об этом детям и внукам. Мария же не трепетала: спокойно оделась, спокойно причесалась. «Я всегда знала, Фёдор, что нам суждено быть вместе», — заявила она, и от неожиданности он поперхнулся глотком вина: «Ты что, с ума сошла? Что значит суждено? Ты разве не знаешь, у меня жена и пятеро детей! “Суждено!” Ты и думать об этом забудь!» Но она не забыла. Шаляпин и не заметил, как привык к тому, что во время длинных и утомительных гастролей Мария обустраивала артистическую, заваривала его любимый чай, привозила домашнее вареньице и телячьи котлетки, которые он обожал. Он обнаружил, что её полная уютная фигура и мягкий голос действуют на него умиротворяюще. Иола, если у него случались неприятности в театре или он с кем-то ссорился, тут же заводилась и начинала по-итальянски темпераментно бранить обидчика мужа, от чего Фёдор взвивался ещё сильнее. А Мария все его ссоры и скандалы принимала в себя, как пуховая подушка: чем больше Шаляпин надрывался, тем мягче она становилась.

В 1907 году транзитные Уран и Нептун активизировали натальную Венеру певца.

Весной 1907 года в Париже (туда Шаляпина пригласил давнишний знакомый Сергей Дягилев для участия в концертах русской исторической музыки) Фёдор поселился с Марией в одном отеле «Мирабо»; это был тот редкий случай, когда на гастролях времени у него было в избытке — он пел не спектакли, а концертные номера, поэтому они с Марией часами бродили по парижским бульварам, завтракали на Монмартре и целовались в уютных уголках Люксембургского сада.

Приехавший в Париж Сергей Рахманинов с первого взгляда раскусил парочку и понял: с Марией история совсем не та, что с однодневными любовницами Фёдора. «Не советую, — серьёзно сказал он Шаляпину, когда они остались наедине, — во-первых, сделаешь несчастными Иолу и пять детских душ и сам же себя за это съешь, во-вторых, тебя, беспутника, объявят двоежёнцем, как Горького. И поделом тебе будет!»

Скверное словцо «двоежёнец» обидело Шаляпина как ребёнка: «Двоежёнец! Какая гадость! Да и вообще, при чём здесь я? Разве я собираюсь бросать жену и детей? Разве я, Фёдор Шаляпин, способен на подобную низость?» «Всё, Маша, поиграли и довольно, — решительно объявил Шаляпин сразу по возвращении из Парижа. — Я больше между нами ничего не хочу». Они сидели в её милой, жарко натопленной петербургской квартире. Она и бровью не повела, услышав новость, словно только её и ждала, спокойно продолжала помешивать ложечкой чай. «Я рад, — ядовито сказал Шаляпин, — что не расстроил тебя. Прощай!» Он вышел из её дома, уверенный, что уходит отсюда навсегда.

А дальше… дальше всё сложилось очень скверно, так скверно, что хуже и представить себе нельзя. Как ни сопротивлялся Шаляпин своему чувству к Марии, его неудержимо тянуло к ней — одна она умела снять с него накапливающееся чудовищное напряжение.

…Так вот, когда заплаканная и сразу сильно постаревшая Иола объявила Фёдору, что «всё знает про Марию Валентиновну», она ещё не догадывалась о том, что у её мужа теперь уже не пятеро детей, а шестеро — недавно Мария разрешилась от бремени дочкой Марфой. Шаляпину таиться было уже настолько невмоготу, что так и подмывало признаться Иоле во всём и снять наконец с души этот камень. Они с Иолой решили тогда скрыть от детей правду и делать вид, что по-прежнему любящие супруги. Вслед за малюткой Марфой у Марии родилась ещё одна дочь, Маринка. Шаляпин разрывался между двумя семьями, между Москвой и Петербургом, и порой ему так хотелось бросить всё это запутанное хозяйство ко всем чертям и навсегда скрыться в какой-нибудь заброшенной французской деревеньке! С большим винным погребом. Одному. И чтоб больше никакой семейной жизни. Спасибо, насладился.

Постепенно отношения с Иолой совсем разладились, и Шаляпин перебрался к своей второй, незаконной семье, купив целый этаж доходного дома в центре Питера.

…Сейчас вот Шаляпин ехал на извозчике в этот самый доходный дом и размышлял о том, что, возможно, Коровин когда-то был прав, и он, Шаляпин, не понял свою натуру — наверное, скорее всего ему подошёл бы гарем! Мария Валентиновна не отпускала его от себя ни на шаг, она следовала за ним повсюду. Шаляпинская ненасытная любовь к женскому полу после отъезда за границу как-то угасла, и всю страсть, ещё теплившуюся в душе, он перенёс на последнюю дочку Дасю, которую родила ему Мария.

P.S. Фактически у Шаляпина было две семьи. Первый брак не был расторгнут, а второй не был зарегистрирован и считался недействительным. Официально брак Марии Валентиновны с Шаляпиным был оформлен только спустя 20 лет после их знакомства, в 1927 году в Париже.