И ещё по теме смерти и бессмертия фрагмент из повести.

— Вот были два человека — Герострат и Иисус. Оба шли к осуществлению своей идеи: остаться в памяти народной. Совершенно целенаправленно шли, с реальным осознанием угрозы для своей жизни. Собственно, угроза жизни, и даже лишение её, и были залогом успеха их идеи. Для них, для обоих, физическая смерть — ранее, или позднее, но всё равно же неизбежная, была менее страшной, чем забвение. Это и у многих-то так, хотя, конечно, и сила страха перед смертью, перед забвением у разных личностей разная, и накал борьбы с этим страхом тоже разный, и средства и способы, которые они готовы применить. Иисус и Герострат — наиболее наглядные, хрестоматийные примеры подавления инстинкта самосохранения, достижения бессмертия через свою добровольную смерть, через готовность её принять. Оба они своей цели достигли. Только вот о Герострате мы помним, как о поджигателе храма, с Иисуса же началось новое религиозное учение. Или вот Андрей Болконский ночью перед битвой под Аустерлицем размышляет… Вот, нашёл: «…но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу». И далее: «…что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди — отец, сестра, жена, — самые дорогие мне люди, — но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей». Под славой он понимает именно память о себе, любовь людей, которых он не знает и не узнает никогда, и пусть даже ценой за эту память и любовь будет его собственная жизнь. Это же, несомненно, и Иисуса мысли.