риступая к субтильным операциям через последовательность логически связанных мыслей, адепт выходит из сферы интеллектуального знания (intuslegere, непосредственного внутреннего чтения), которое необходимо пребывает в физическом времени (первом измерении времени), к сфере воображения, или знания посредством имагинации (imum ago = imago = действовать через имум, или глубину), он постигает там взаимодействие душевных сил. Таким образом, через духовную инспирацию он достигает сферы длительности, или психического времени (второе измерение времени).
Я не буду здесь останавливаться подробно на третей ступени операции, в которой адепт не только читает и воздействует на внутренний мир, но сам является действенным мышлением мира. Этот регион являет себя в вечности, или причинном времени (третьем временном измерении). Знание о нём может быть достигнуто человеком только на мгновение, и называется оно духовной интуицией (на латинском intuer =intus-eor = я проникаю внутрь; я проникаю в; я идентифицируюсь с = я это или то). В этом случае больше нельзя говорить о знании чего-то, но, скорее, о бытии чем-то. Операция, следовательно, состоит здесь в трансформации себя в другое бытие.
Но сейчас мы остановимся на длительности, которая является состоянием времени, проявляющим себя как одновременность. То, что произошло, то, что происходит, то, что будет происходить, являет себя там как тройственное настоящее (очевидно в безличностной сфере) и ткёт в этой тройственности истинное и первоначальное пространство, для которого наше пространство трёх измерений — не более чем отражение во времени. Это стоит пояснить.
Где бы наши глаза или мысли не натыкаются на некоторое пространство, они неизбежно захватывают некоторое количество времени, так мало, как только возможно. Это и есть отражённое или физическое пространство.
В противоположность этому, в психическом или душевном пространстве, чьё настоящее имя — длительность, физическое или хронологическое время больше не существует или до предела сжимается. Последовательностей больше нет, а вместо них, скорее, что-то вроде имагоформ, чьи тела сотканы из времени. Другими словами, то, что открывается там, является фигурой или, точнее, фигурами времени. Эти фигуры появляются в психическом освещении как сущности, состоящие из цвета и прозрачных психических тел (подобно тому как физические тела сотканы из тёмной и плотной материи). Эти прозрачные психические тела несут во внутренних глубинах (imum ago) одновременную активность прошедших, настоящих и будущих событий, которые являются уже совершёнными ими, так же как и их текущими и будущими действиями.
Мы должны отметить, что в то время как профиль или внешние контуры этих имагинаций (форм) находятся в относительно стабильном мраке (являющимся их формой), внутренние линии, которые проходят через образы в различных плоскостях, соответствующих различным степеням глубины, находятся в постоянном движении. Это движение проявляет себя во внутреннем звуке, который постижим только внутренними ушами, «ушами сердца».
Описанные световые образы отражают свою внутреннюю деятельность в различных степенях прозрачности, и эти степени соответствуют тому, чем эти образы были, чем они есть и чем будут. Они словно говорят временем. Эта речь происходит в трёх параллельных темпах, и эта тройственность отражается синхронно, в простом внутреннем динамизме, который мы не можем охарактеризовать иначе как «становление». Однако это становление также обладает тремя измерениями. Развёртываясь из собственного существа, отражаясь в сопредельных сферах, звуки изливаются вовне (первая ступень), встречаются со звуками от других фигур, которые замедляют их, временами складываясь с ними в полифонию, временами интерферируя и заглушая их. На этом этапе музыкальной драмы звуки проявляются одновременно как консонансы (гармония, равновесия, любовь) и диссонансы (отвращение, битва, война), между ними происходит борьба, доминирование в которой тех или иных образов приводит к вытеснению внутреннего психического звучания в лежащую ниже физическую сферу (3 ступень), где их задерживает и фиксирует материя внешнего мира.
Трупами в этой космической битве являются «вещи» и «существа», которые мы видим нашими физическими глазами.
Все объекты и формы, окружающие нас, всё, что мы способны воспринимать нашими чувствами, есть не более чем задержанные звуки, мёртвые звуки, слова, заколдованные материей. Мы можем действительно пробудить их в нашем сознании и даже трансформировать их в живые слова в нашем внутреннем звуковом мире посредством работы с внутренним словом, которое называется мантрой, магической формулой, мистическими голосами, волшебными слогами. Однако мы должны помнить, что эти формулы — не более чем средство, необходимое для воскрешения «распятых» звуков; мантра сама по себе не является этим звуком, способным существовать только в живущем, инспирированном и поэтому всегда творческом (находящимся в становлении) и неповторимым в стереотипных формулах мире пробуждённой индивидуальности.
«Смерть» этих звуков в видимой форме не абсолютна; это смерть по отношению к звуковому архетипу, для которой внешняя форма — лишь символ (изображение): эта смерть в действительности является только молчанием внутреннего эха, изгнанием из рая абсолютной активности, остановленной темпоральной инерцией. (Поэтому, когда мы воспринимаем мир материалистическим образом и не осознаём, что являемся просто воспринимаемыми символами, мы пребываем в иллюзии.) Состояние молчания или относительной инерции проходит через четыре прогрессирующих стадии. Эти стадии сообщаются четырьмя ступенями природы:
1. Минеральное царство. Единственная форма звуков, в которой они достигли абсолютного и мгновенного состояния остановки. Единственное, что остаётся от звуков в минеральном царстве — это плотность, или специфический атомный вес, чья простейшая и жизненная модификация составляет, во-первых, химические комбинации (в физическом эзотеризме сущность архетипических звуков называется химическим эфиром), а во-вторых, электромагнетические связи, такие как гравитация, равновесие, статика, сцепление, притяжение и др. (в человеческом сознании это состояние представлено состоянием сна, более глубокого, чем обычные сны без сновидений, которое мы называем комой, каталепсией, трансом или клинической смертью).
2. Растительное царство. Элемент звука, ставший растением, помимо акта фиксации, достигает следующей ступени, а точнее — последовательности ступеней, которые являются в растительном мире стадиями развития, упорядоченными от роста до цветения. После цветка мы наблюдаем засыхание и растворение растения в минеральном царстве.
В человеке это состояние сообщается глубоким сном без сновидений (= система желёз).
3. Царство животных. Звук здесь достигает не только остановки на мёртвой точке и успешного развёртывания из неё, но и преодоления резонанса, что выражается в одушевлённой, отделённой, объективной форме. Животное существует в своей тотальности и форме (виде), но его движения — только видимые. В то время как в видах (видимых формах) мы находим манифестацию типичного для каждого из них инстинкта, движение животного (к примеру, в сравнении с растением, которое может только расти и развиваться) вызывается его собственной формой и не является подлинным движением.
Движение, скорее — это изображением того, что есть у животного не внутри, но снаружи: это символ того, что не стало им, и что работает над ним, формируя его снаружи, как инстинкт, как мудрость, что отражается в нём, воплощённая в движении (автоматическом движении по отношению к сознанию отдельно взятого животного). Животное грезит в движении, движение — его истинная сущность: поэтому кажется, как будто животное движется самостоятельно, хотя на самом деле оно является движимым. Подобно тому, как человек, когда спит, грезит о движениях вокруг, хотя и не является автором этих движений (я говорю здесь не о тех, кто обладает сверхсознанием, но о нормальной средней личности), форма животного — сон в движении, или сон, увиденный бытием, создающий животное из звуков, которые, будучи остановлены противоположными силами, спускаются в физические животные виды на земле.
4. Царство людей. Звук, целиком спустившийся во внутреннюю автономную жизнь, являет собой первую индивидуальность. Акт остановки, пройдя через процесс собственного осуществления (развития) и нарушения резонанса (формы), дублирует затем весь этот процесс внутри себя. Это движение видоизменяется внутри человеческого бытия и проявляется как язык. Человеческий язык (под языком я имею в виду любую систему знаков выражения, включая различные искусства) есть образ Логоса. Как я уже отметил, в человеке мы находим реализацию полного процесса звучания (а именно космического становления), и это проявляется во всей организации человеческого движения и во всей его телесной организации. Когда мы смотрим на некую личность, мы наблюдаем не только плотность в процессе развития, выражающую некое определённое внутренне содержание, но также всегда видим некую самодвижную форму, стремящуюся реализовать в своей индивидуальности универсальный смысл.
Это полное состояние речевого осознавания в человеке и есть состояние совершенного бодрствования. Другими словами, Homo erectus, который в движении изживает своё собственное содержание как мировое содержание, есть Человек.
Все знакомы с морфологическим воззрением, согласно которому лист растения — это не что иное, как маленькое растение, и наоборот, растения есть не что иное, как большой лист. Точно так же телесная форма человеческого существа есть не что иное, как его (или её) орган речи, и наоборот: орган речи является всем человеком в малом масштабе. Поскольку человек принял и преобразовал в себе все предыдущие стадии (минеральное, растительное и животное), следуя далее этим путём, мы можем прийти через повышение внутренней интенсивности к трансцендентному восприятию, которое оживляет в человеческой речи эхо вселенского становления.
Здесь открывается сущность человеческой свободы; эта сущность восходит из сознания, способности подниматься и спускаться по лестнице бытия (весь путь вниз к минералам (и ниже) — и весь путь вверх, к Отцу) через троицу внутренней жизни (мысли, чувства, воля). Эта сущность живёт в связанных, но разнообразных движениях (связях между различными человеческими органами) и говорит во внешних движениях (слова, дела, активность, движение конечностей, акты сверхсознания). Эти способности в синтезе дают возможность проявить архетипические звуки в чувственной форме, сделать их «творениями их же собственных человеческих творений». Они также дают этим существам силу для освобождения и движения по путям к первичному звучанию Логоса, по ту сторону физико-естественных форм, предвечных в творящем Слове иерархий. Отсюда проистекает глубочайший смысл, состоящий в том, что все существа и аспекты мира — не более чем имена, а имя имён есть Человек, абсолютно познавший космическое Слово в своей душе.
Одна из финальных мыслей моего эссе: истинным является не столько то, что все вещи могут быть перенесены на план сознающего слова и переведены в слова; сколько противоположное, а именно — что аспекты и существа мира (твари, объекты, ангелы, демоны и пр.) есть не что иное, как более или менее алфавитизированные (фиксированные) письма универсального языка и Логоса.
Человек (и только он) действительно выражает своё полное бытие в этом алфавите в прогрессивном движении к сознательной реализации собственного бытия, которое не предопределено внешним миром, но, наоборот, является повелителем, спасителем и создателем мира. Твари и вещи связали человеческие слова. То, что человек бродит своими физическими ногами в чаще своих застывших внутренних звуков (ставших внешними для него) — доказательство потери сознания единства себя и мира. Это также мера внутренних обстоятельств (иллюзий), которые он должен преодолеть, дабы осознать и активировать Логос в себе, а затем вернуть внешнюю для себя природу в состояние Логоса.
Поэтому очевидно, что всё в своём отличительном принципе (не подвластном времени) и своём субстанциональном принципе материи и законов внешнего мира есть абсолютное Живое Слово. Человек жив этим небесным Хлебом, для которого земной хлеб — лишь символ, околдованный в тяжёлой материи.