1. Абсолют будущего

 

В кризисные эпохи основная задача философии сводится к минимуму — к избавлению от заблуждений. Таков античный скептицизм и современный постмодернизм. Но Кант и романтики научили бережно относиться к заблуждениям. Заблуждения — это наша единственная данность, именно благодаря ним и возможно наше понимание. Изучая заблуждения, мы учимся не наступать на одни и те же грабли дважды, даже если это грабли эпистемологические.

Будущее — это тайна, которая скрывается позади каждого мгновения. Будущее внушает нам все наши страхи и надежды, ибо каждый миг всё может быть перечёркнуто. Однако человек не только раб, но и сын будущего. Он обладает уникальной способностью к его изменению. От наших действий зависит реализация той или иной возможности, которая и составляет плоть грядущего. Поэтому философы-экзистенциалисты настаивают, что человек — единственное существо, которое живёт не в настоящем, а в будущем, ибо его бытие определятся не инстинктами, а целями. Предельная цель с трудом поддаётся осознанию. Она очень напоминает то, что совсем недавно называли Богом.

С тех пор, как Ницше в 1882 году констатировал смерть Бога, теология существенно изменилась. Она всё меньше стала напоминать демиургическую механику, и в ней отчётливо проступили черты метафизической телеологии. Бог в свойственной только ему манере воскрес, а явление нового Абсолюта провозгласили столь различные мыслители как Тейяр де Шарден и Альбер Камю. Первый определил Бога как предел будущего — точку Омега, в которой эволюция и все вовлечённые в неё твари получат полную, почти библейскую реализацию. Именно точка Омега направляет к себе развитие Вселенной. Альбер Камю мыслил менее масштабно, но от его мысленного взора не утаился тот факт, что даже столь последовательные и воинствующие атеисты как революционеры обретают будущее как трансцендецию, отчего сама революция превращается в теургическую практику. «Народ», именем которого революционеры вершили свои деяния, имеет своего референта в будущем, тогда как «массы» всегда эмпиричны и наличны.

Революционные проекты часто терпели крах. Иногда они даже отбрасывали общество далеко назад, причём далеко не всегда это было вызвано действием пресловутого «закона термидора». Ещё древние теологи были осведомлены об этом эффекте: не всякий вставший на путь спасения преуспеет; а иному будет вменена во грех сама его молитва. Посему Коран призывает не молиться до тех пор, пока не придёт ясное понимание (4:43), а некоторые суфии на этом основании хакикат (познание истины) ставили превыше шариата (ритуальной практики).

На смену бесстыдным и назойливым революционным проектам пришла осторожная футурология, пассивно созерцающая тенденции исторического развития. Одна крайность сменилась другой. Футурология очень рано заболела комплексом Кассандры: страшась будущего, она никак не могла на него повлиять. Прогнозы футурологов будоражили общественное мнение, но весьма редко становились программой для будущих действий. Единственная их заслуга — это предотвращение ядерной войны между СССР и США. Впрочем, сокрушительная неэффективность оружия массового поражения была очевидна уже после первых испытаний, ибо заражённая территория не поддаётся колонизации.

Бездействие может стать уступкой соперникам, поскольку история и общество не существуют вне человеческих деяний. В социальной реальности, говорил петербургский философ Николай Иванов, «пока яблоко не бросишь — оно не упадёт». Удачный проект может консолидировать усилия и привести к успеху, тогда как его отсутствие распыляет энергию участников исторического процесса. История оказывается конкуренцией утопических проектов, подобно тому, как наука предстаёт в виде хаоса конкурирующих гипотез. Именно вследствие беспрецедентной открытости будущему западную цивилизацию ожидал оглушительный планетарный триумф.

Два великих эпифеномена Европы — революционная теория и футурология — неизбежно претерпят конвергенцию. Необоснованный революционный проект будет упразднён, тогда как продуманная футурология завершится адекватным революционным проектом. Теология будущего — позитивная наука, поэтому она необходимо должна быть чужда догматизма и устаревших теорий.

 

2. Нагваль Сусанин

Проклятые кацапы, как я после узнал, даже щи едят с тараканами.

Гоголь. Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка.

 

С точки зрения латышского неоплатонизма русская идея выглядит кривым ангелом. Из коробок моющих средств можно узнать, что по-латышски Россия это Krievija, т. е. «кривая страна» как метафизическая оппозиция страны, стоящей на прямом пути. Обычно это латышское обозначение связывают со славянским племенем кривичей, которые взяли это имя от старейшины Крива. Но Крив — это кривой, непрямой, лукавый. Это важно в идейном плане, поскольку идеи задают как восприятие, так и понимание. Неоплатонический философ Прокл вообще называл идеи ангелами. Вспомним, что Евангелие переводится как благовест или good-message. Ангелы — это посланцы Всевышнего, которые появляются в переломные периоды нашей жизни, чтобы указать направление, сообразное с нашим достоинством.

Поклонники Кастанеды называют ангелов нагвалями. Кривой ангел России нашёл своё наиболее полное выражение в самом знаменитом русском национальном герое — в Иване Сусанине. Как истинный мастер Пути Левой Руки, он привёл своих учеников к просветлению через сгущение невежества. «Куда ты завёл нас, не видно ни зги». И тут их ждала смерть — великое благо, которое Будда называл нирваной, Иисус — вечной жизнью, а вудуисты — самеди (субботой как отдыхом). Его просили открыть ему Царя, и он открыл им Владыку Смерти (Барона Самеди) — истинного повелителя людей. Смерть создаёт религии и цивилизации, ибо во что верил бы человек и кому бы он подчинялся, если бы не ведал страха смерти. Инстинкт самосохранения — это печать всех живых существ. Careful what you wish you can regret it — «осторожнее со своими желаниями, ты их можешь реализовать», — гласит текст трэш-группы Metallica.

Многие возразят, что ангелы, идеи и нагвали имеют различное происхождение, однако стоит оставить это различие метафизикам и сосредоточится на их функции. Каждый народ, поскольку он является народом, имеет своего ангела, свою идею, свой бренд. США — демократия, Великобритания — викторианские традиции, Япония — высокие технологии. Гегемония народа свидетельствует, что он находится под особым покровительством высших сил. Но с Россией дело обстоит сложнее. Ангел России — это Кривой Ангел. Здесь кроется противоречие, ибо ангелы не могут быть кривыми. Древние святые пытались достичь равноангельского состояния, которое есть совершенство. Абсолютная кривизна немыслима, посему словосочетание Кривой Ангел содержит противоречие, которое, однако, как дзен-буддистский коан, скрывает в себе потенциал взрывного просветления. Идея России отлична от других идей, поэтому многие ищущие её говорили нечто невразумительное. Внешне она созерцается как лишённое ландшафта поле, русское поле, степь, или как просторы хаоса за пределами мироздания, описанные Платоном в трактате «Тимей». «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет», — говорили старейшины славян, призывая варягов в Новгород.

Русские интеллигенты, любящие рассуждать над смыслом России, часто говорят о святой Руси или Третьем Риме, но всегда упускают из виду другую сторону, которая позволяет сложить концептуальную мозаику из разных фактов, казалось бы, никак между собой не вяжущихся. Лучше всего тайну безликой России выразил художник Василий Кандинский в своих абстрактных полотнах. Хаос, безличие и беспорядок свидетельствуют, что у неё есть и тёмная сторона, которая из тщеславия или гордости замалчивается русскими мыслителями. Однако она явно просматривается извне, не только из Латвии, но даже из Аргентины. Мне часто вспоминается фрагмент из рассказа «Другой» одного из самых проницательных писателей XX в. — Хорхе Луиса Борхеса. В нём собеседник главного героя, узнав, что тот увлёкся романом «Бесы», изрекает по этому поводу, что Достоевский не столько раскрыл сущность маргинальных революционеров, сколько проник в «лабиринты славянской души». Народ, считающий себя богоносцем, имеет душу шайтана?! Но стоит ли удивляться? Дьявол никогда не признается в том, что он дьявол, ибо он лжец и клеветник. Впрочем, обратимся к фактам.

Существует множество версий относительно происхождения слова «Россия», но большинство из них не выдерживает никакой критики. Поэтому необходимо исходить из очевидных фактов. Американский историк и православный богослов Иоанн Мейендорф в своей книге «Bizantium and the Rise of Russia» пишет, что слово Россия (Ρωσία) — греческое и впервые упоминается в византийских хрониках X века. В самом деле, оно весьма напоминает по окончанию греческие топонимы — Иония, Фессалия, Анатолия и Сицилия. Для славянских наречий характерна иная форма — Смоленщина, Новгородчина, Туретчина и Угорщина. До XV века Россия называется в русских летописях «русской землёй».

В переводе с греческого Россия — это страна загадочного народа Рос, происхождение которого туманно. Любопытно, что в первый раз этот этноним упоминается не в записках купцов или путешественников, а в пророческой литературе. Впервые слово «Рос» (Ρως) встречается в греческом переводе книги пророка Иезекииля, многими отождествляемого с кораническим пророком Зу-л-кифлом, выполненном в 271 г. до н. э. в Александрии и вошедшем в «Септуагинту» — греческую версию Ветхого Завета, написанную по наитию Святого Духа семьюдесятью толковниками. Там в книге пророка Иезекииля слово «Рос» обозначает эсхатологический народ, который явится «от пределов севера» (38:2-6). Спустя тысячу лет теологическая фикция материализовалась, а византийцы действительно столкнулись с северными варварами, которые называли себя Русью и поражали воображение цивилизованных греков жестокими расправами над пленными и человеческими жертвоприношениями. Летописцы сообщают, что народ Рос, высадившись на побережье Малой Азии в 941-м, принялся зверски убивать гражданское население. Пленных они распинали, расстреливали из луков и вбивали им в головы гвозди. Другим примером является оборона князя Святослава в болгарской крепости Доростол в 971-м. Оказавшийся в осаде, он приказал в ритуальных целях убивать местных жителей, а младенцев топить в Дунае. Этот эпизод даже запечатлён в «Истории государства Российского» Карамзина. Смешавшись со славянами, этот народ породил русских. Усилиями миссионеров народ был крещён и смирён, Россия превратилась в северные предместья Византии, но её демонизм не исчез.

Интересны характеристики славян, закрепившиеся в европейских языках. В Большом англо-русском словаре 1979 года читаем: Slav — славянин, slave — раб; slavelike — раболепный, трусливый; slavish — славянский, подражательный, несамостоятельный; sloven — небрежный работник, некультурный, грязнуля, халтурщик. Это отнюдь не совпадения или созвучия, ибо до появления славян рабов в Европе называли латинским словом «servus». Эти значения во многом объясняют удивительную способность славян к заимствованию, главным образом, с Запада. Это объясняет, почему улицы российских городов всегда грязнее, чем в Европе.

В эпоху Возрождения Россию называли Татарией, которая простиралась от Польши до Тихого океана (Татарский пролив). Татария — это не просто страна татар. Это слово ассоциируется с Тартаром — адом титанов-богоборцев из греческой мифологии. Эта мистическая бездна, с одной стороны, поглощала армии Наполеона и Гитлера, а с другой — изрыгала орды казаков во Францию и Красную Армию в Афганистан. В XX веке Рейган назвал Россию Империей Зла, а Бжезинский — Чёрной Дырой.

Впрочем, демонизм и зло России — понятия условные, субъективные и относительные. Отчасти они являются и объясняются уникальным географическим положением: Россия расположена в самом центре Евразии — крупнейшего материка нашей планеты. Со всех сторон она окружена субконтинентами — Европой, Ближним Востоком и Китаем, — являясь бескрайним востоком Европы, бескрайним севером Ислама и бескрайним западом Китая. Россия представляет собой инобытие этих колыбелей цивилизаций — их смерть, страх и вызов. Она отделена от Океанов — источников земной жизни. Северный Ледовитый здесь не в счёт, ибо это даже не океан, а ледяной саван над Гипербореей. Поэтому казаки, Пётр I и Екатерина II с маниакальной настойчивостью искали «выхода к морю» — к живительному средству коммуникации с внешним миром. Эта специфика положения делает Россию анти-небом, инертной материей, восприемлющей идеи, землёй в квадрате. Неслучайно её покровительницей считается Богоматерь, трактуемая как Мать Сыра Земля.

Удивительно, но даже наша старина не является исконной. По данным этимологического анализа, такие древние слова как «хлеб», «изба» и «князь» имеют германское происхождение: hleib, stuba и Konung (особенно это заметно в слове «княгиня»). На смену древним заимствованиям приходят новые. Византийские иконы, золочёные минаретные луковицы, татарские сарафаны и балалайки, китайские ларчики-матрёшки и пельмени (цзяо-цзы) — всё оказывается привнесённым извне.

Египетский философ Плотин говорил, что уродство — это недовоплощённая идея, над которой довлеет материя. В России как нигде в мире несчастья и бедствия начинаются тогда, когда прежние идеи тускнеют со временем. Поэтому, чтобы Россия не превратилась в поле экскрементов, она должна стать полем экспериментов — поприщем для реализации новых идей. Собственно говоря, Россия всегда была полем экспериментов.

 

3. Рим Мёртвой Головы

 

После крещения Русь попала в сферу влияния Византии — Второго Рима. Странно, что мистика Рима осталась нераскрытой в христианской теологии. Бог выбрал для воплощения именно территорию Римской империи. Спасительную роль в распятии Христа сыграли римские солдаты. Только им доверил Господь мучить себя. По иудейским сведениям, незаконным отцом Иисуса Христа был римский солдат Пантера. Спаситель как-то проговорился, что он повелевает дюжиной легионов ангелов (Мф. 26:53). Первый монашеский устав составил римский легионер Пахом. Просветители Руси вместе с Евангелием принесли римскую идеологию. Энтелехией крещённой Руси стал Третий Рим. Все дороги ведут в Рим.

Идея Рима заключается в идее империи, легионов и земного рая. «Как на небе одно солнце, так и на земле должен быть один император», — так выразил имперскую идею варварский король Одоакр. Империя экспансивна — она должна развиваться до тех пор, пока не поглотит обитаемую землю. Колесницей империи служат легионы, остановить которые могут только пределы Вселенной. Империя заключает в себе метафизику тождества. Всё иное должно присягнуть императору или погибнуть. Враг империи будет отступать до тех пор, пока не будет припёрт к стенке, тогда-то и должна разыграться Последняя Битва. Империя не терпит добрососедских отношений. У неё вообще не может быть соседей, ибо она жаждет слиться с Вселенной. Абсолютная власть в лице понтифика уже претендует на божественность, а Вселенная, управляемая божественной властью — это и есть земной рай.

Ученики Христа расходились из Палестины во все страны мира, но только в России поприще оказалось адекватным их планам. Имперская мысль достигла своего апофеоза в идее ноосферы — полного слияния космоса и человеческого разума, находящего выражение в сенате (партии) святых и предельно — в царе (вожде).

Первоначально Русь была в тени Византии. Это теневое существование продолжалось до Флорентийской унии 1439 года, когда, испуганный турецкой угрозой, Второй Рим вновь подчинился первому. Это была безуспешная попытка согнуть стрелу времени. Призрак Ветхого Рима вновь ожидал столкновения с новыми германцами в лице протестантизма. После падения Второго Рима в 1453 году православные монахи осознали Россию (Московское царство) единственным православным царством в мире — последней цитаделью истинной веры, заповеданной самим Богочеловеком Иисусом Христом. «Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не быть», — писал царю Василию псковский монах Филофей. Падение России мыслилось знамением прихода царства Антихриста и наступление Последних Времён. В этой идее был заложен определённый порок: Третий Рим мыслился последним, но не вечным. Она допускала трагическое восприятие будущего, ожидание грядущей катастрофы, которую всеми силами надо предотвратить. Позднее этот порок выразился в крайнем консерватизме и косности, которую справедливо критиковали западники. Но идея, содержа порок, не была больна изначально. Она оформила феномен Святой Руси. Катастрофы тогда приветствовались как Промысел Божий.

Термин «Промысел» является ключевым в русском православии. Изначально он представлял кальку с греческого стоического термина Pronoia, но впоследствии обрёл совершенно самостоятельный смысл. В русском языке слово «промысел» означает убийство, забой с целью поддержания существования, например, промысел морского зверя, когда тюленей убивали, потрошили тушки и выделывали шкуры. Промысел Божий может иметь в этом контексте двоякий смысл: «потрошение Бога» или «потрошение Богом». Оба смысла приемлемы, поскольку, с одной стороны, через богоборчество спасся патриарх Иаков, а с другой, — человек — это тушка для выделки совершенного существа, именуемого в святоотеческой литературе сыном воскресения, а в современной — постчеловеком. В этом смысле ад оказывается могильником расходного материала. В обоих случаях смерть становится ключевой, поэтому неслучайно в эпоху Святой Руси появляется загадочный символ, именуемый «Мёртвой Головой».

Сегодня «Мёртвая Голова» больше ассоциируется с символом одноимённой дивизии СС Totenkopf. Однако прежде этот символ использовали корниловские части Белой Армии как готовность обрести «бессмертие посредством оружия». Ещё раньше романтик Стивенсон приписал «Мёртвую Голову» пиратам, которые якобы бороздили моря под флагом «Весёлого Рождера». Есть сведения, что ударные части гусар прусского короля Фридриха Великого тоже использовали череп с костями как символ смерти. Однако многие исследователи сходятся на том, что впервые символ «Мёртвой Головы» был взят на вооружение русскими православными монахами в годы татаро-монгольского ига. Они, подобно римским гладиаторам, выходили на бой, чтобы своей смертью прославить Бога, просвещающего землю святыми.

В России XIV-XVI веков действительно появилась целая плеяда святых — тех, кого Иисус Христос назвал «солью земли». Соль — это не то, чем пересаливают; это то, что сохраняет мясо от гниения. Соль земли — это «живой щит» против гнева Господа. В исламе их называют кутбами — полюсами, или точками опоры. Практически никогда святые не управляют обществом. Они не первые в стаде. Те кесаревы, а эти от Бога. В одном из обозначений святых — юродивые — есть оттенок языческого пренебрежения. Язык всегда консервативен. Юродивые от слова «уроды». Они не от мира сего — аномалии, причуды природы, пришельцы, дети Тиамат. Но по их молитвам дождь сходит на землю и прекращаются голод и эпидемии. Когда оскудевает земля святыми — её ждёт запустение и разорение. Когда они приходят, страна расцветает. Иногда они скрыты, но в Святой Руси пятеро из них прославились на века.

Первым из них был Сергий Радонежский (1314-1392). Именно он спровоцировал региональную московскую элиту на бунт против центрального монгольского правительства, убеждая пренебречь стабильностью повседневного существования ради открытости чудесам Господа. Мусульмане именно это называют словом «иман» — открытость веры как оппозиция мирской ограниченности (куфру). Кирилл Белозерский (1337-1427) не провоцировал, а, напротив, бежал от привычного круга знакомых, чтобы воплотить в северных лесах книжный идеал коптской Фиваиды. Его безудержная фантазия материализовалась в виде Кирилло-Белозёрского монастыря. Нил Сорский(1433-1508) не пытался воплощать никаких идеалов, но его сознание было всегда открыто к созерцанию тайн зарубежных учителей.Василий Блаженный (1464-1552) иронизировал над гнетущими привычками современников, обнаруживая чертей за иконами, и смеялся над суетой перед ликом смерти. Никола Салос (ум. 1576) назидал самого царя Ивана Грозного куском сырого мяса, усматривая противоречие между соблюдением православных обрядов и жестокими гонениями своих оппонентов.

Русские святые были достойным ответом испанским конкистадорам и итальянским кондотьерам. Особых вершин достигла техника писания икон — окон в инобытие. Был построен величественный Кремль. Русская земля из задворков цивилизации превратилась в новый центр, и у ренессансной Европы, снедаемой «охотой на ведьм» и религиозными войнами, как будто появилась альтернатива в лице Святой Руси.

Однако идеи Рима и Израиля внутренне несовместимы. Яблоком их раздора стала Украина. Как империя Россия не могла не воспользовалась казачьим мятежом в Польше, чтобы расширить свои владения. Повод был самый благородный — помощь угнетаемым единоверцам. Но у Израиля не может быть единоверцев по определению, только язычники, филистимляне или, в лучшем случае, самаряне. Признание в православных жителях Польши единоверцев создавало парадокс: где истина, если и там и там православие, но они различны? России необходимо было обновление, и хранители старины проиграли. Святость была поколеблена, подготовив лазейку для Петровских реформ.

 

4. Третий глаз России

 

Петровские реформы обычно критикуют за символичность и отсутствие глубоко проработанного плана. Действительно Пётр был неучем, рубил бороды и укорачивал платье. Но его преобразования, по сути, были революционными, а революция не может иметь плана — это коллективное творчество. Недозревшее не упадёт. В молодость Петра Третий Рим тихо гнил. Стрельцы — легионеры Святой Руси — представляли собой единственную силу в государстве, но они часто бунтовали, используя противоречия между боярскими группировками, главными из которых были Милославские и Нарышкины. В историю этот период вошёл как Хованщина — по имени одного из солдатских императоров Третьего Рима. Малолетний Пётр был свидетелем кровавых стрелецких разборок, в ходе одной из них на его глазах был сброшен с крыльца и зарублен воспитатель его матери боярин Артамон Матвеев. Будучи законным наследником престола, Пётр боялся покинуть пределы родного поместья в подмосковном селе Преображенском. Историки сообщают, что страх перед стрельцами был столь велик, что в минуты сильного волнения до самой смерти у него случался нервный тик левой щеки. Пётр мог править только как стрелецкий царь, но в Ветхом Риме, как известно, эпоха солдатских императоров закончилась падением самого Рима и развалом империи. Чтобы выжить, России необходима была революция. Пётр создал параллельную (опричную) армию в лице «потешных полков», набранных из крестьян и экипированных по европейскому образцу.

Прямого отказа от римской имперской идеологии не произошло. Наоборот, Пётр переименовал царство в империю, учредил Сенат и, подчинив посредством обер-прокурора Священного Синода церковь, сам сделался понтификом. Странный успех Петра объясняется его мистической связью со стихией воды. Всё новое берётся от соприкосновения с водой: от первобытных аминокислот до христианского крещения. Вспомним Библию: Дух Божий носился над водой — над первобытным Океаном. России нужна была вода. Много воды. Так родилась идея выхода к морю — Балтийскому и Азовскому. Сама столица должна была быть перенесена на воды и испещрена водными каналами, чтобы иметь дыхание жизни. Петербург задумывался как Северная Венеция, символом которой является гондола — аналог челна Харона, соединяющего Запад и Восток, мир мёртвых и мир живых. Богатая и процветающая морская держава должна была сделаться земной церковью Святого Духа. Декларируемое «окно в Европу» делало из Петербурга мистический Третий глаз России — центр постижения новых горизонтов. Триадой ключевых мест новой столицы стала Кунсткамера, Академия Наук и Адмиралтейство.

Кунсткамера позже оказалась заслонённой екатерининским Эрмитажем, но первоначально она была «Палатой Искусств», Храмом Творчества и сокровищницей чудес мира. Академия Наук призвана была сделаться центром просвещения, смягчающего нравы. Адмиралтейство, переводимое как «морское владычество», фактически ознаменовывало собой геополитическую революцию, превращая Россию из теллурократии в талассократию.

Сам Пётр называл столицу Парадизом (Раем) — воплощением небесного города, населённого счастливыми и просвещёнными жителями. Открытость миру символизировал Порт, через который петербуржцы могли на больших парусниках путешествовать в иные миры. В исполнение заповеди о необходимости отдыха устраивались Ассамблеи с бал-маскарадами, фейерверками, качелями и каруселями. Город был окружён регулярными парками, которые мыслились лесами, облагороженными разумом в соответствие с образом райского сада. Пруды имели строгую геометрическую форму, аллеи вычерчены по линейке, усталых путников ждали скамейки и беседки, а в разных местах стояли статуи, символизировавшие те или иные добродетели.

Проект Северная Венеция дал свои результаты, породив Российскую империю и предопределив открытие русскими мореходами целого континента Антарктиды. Но стихия моря слишком инородна России. Инородными были и те русские, которые оказались инспирированными этой стихией. Платона не зря называют идеалистом, поскольку чистой материи не существует. Не была чистой материей и допетровская Россия. Все реформаторы часто сетуют на менталитет, на те остаточные представления, которые блокируют восприятие нового. Преобразования породили раздвоённую Россию, своеобразную социальную шизофрению. Сформированная на петербургской почве интеллигенция пыталась найти лекарство от этой болезни в возвращении к традициям (богоискатели) или в хождении в народ (народники), но разочаровывалась в том и в другом. Петровский флот сгнил, каналы были срыты, а Парадиз был задушен дыханием инфернальных фабрично-заводских окраин.

Проклятие Северной Венеции воплотилось в демонических балтийских матросах, которые сыграли не последнюю роль в Революции. Гардемарины — морская гвардия — обернулись татуированными и увешанными пулемётными лентами матросами-партизанами в чёрных бушлатах, бескозырках и брюках клёш. Они поддержали большевиков, разогнали Учредительное Собрание и инициировали массы на бунт.

 

5. Фантазм Белой Тары

 

Третьим русским проектом стал греческий. Его суждено было задумать голубоглазой немецкой брюнетке, выданной замуж за русского царевича. От этого проекта остались только греческие названия южнорусских городов от Тирасполя до Ставрополя. Ему не суждено было осуществиться, но он вдохновил Россию на «золотой век», освящённый великими приобретениями, государственными мужами и реформами. Как писал великий гуманист Макиавелли, опытный стрелок всегда метит выше, чтобы попасть точно в цель.

Приехав в Россию и приняв местную религию, она вдруг осознала своё высокое предназначение. При рождении её нарекли Софией, а в России Святой Софии посвящали храмы. Пятнадцатилетнему подростку в условиях метафизической интоксикации подобное открытие сродни озарению. Кто же такая София? Она не могла получить вразумительного ответа, ибо в православной мистике это понятие тёмно. Впоследствии, в XIX веке, в России зародилось целое богословское направление — софиология, у истоков которого стоял Владимир Соловьёв. Однако подобные изыскания были встречены настороженно церковными иерархами. София — это камень преткновения классического православия. Теология вслед за апостолом Павлом отождествляет Софию с Иисусом Христом (1 Кор. 1:24), а иконопись их различает. Обе интерпретации противоречивы. София в греческом языке женского рода, а Иисус Христос был мужчиной. Может быть, София — это невоплощённая женственность Логоса? Однако вслед за патриархом Сергием можно спросить: что такое вообще женственность в Боге? Если это любовь и пассивное восприятие, то почему Иисус не был женщиной? Софиология утверждает, что воплощением Софии является Дева Мария и Церковь, но как же тогда слова Писания и мистический брак Агнца Иисуса с Невестою Небесного Иерусалима? Парадоксы неразрешимы в рамках ортодоксии, но именно они инициируют мысль.

София осознала, что миссия по спасению человечества ещё не завершена. Она должна возобновиться здесь, в России. Именно ей, Софии, надлежит спасти мир, просветить его и направить к совершенству. Глупая блажь или бесовский соблазн? София не была экзальтированной особой, она была просвещённой барышней — дочерью своего времени. Она знала, что делают с женщинами, возомнившими себя посланницами Бога. На Западе их считают ведьмами, а здесь, в России — кликушами. Заяви София о своей миссии, она тотчас была бы пострижена в монастырь. Мистика для неё была аллегорией, как мраморные статуи римских богов в дворцовых парках.

Однако жизнь при дворе в качестве супруги наследника российского престола для неё не сложилась. Брак был бездетным, принц оказался большим ребёнком и солдафоном, а впоследствии и вовсе завёл молодую (на 10 лет моложе Софии) любовницу в лице фрейлины графини Елизаветы Воронцовой. Быть нелюбимой женой восточного деспота — перспектива незавидная. Впереди светила судьба Евдокии Лопухиной — первой жены Петра I, насильственно постриженной в монастырь. На этом фоне покинутая императрица оказалась в центре внимания придворных рыцарей. Лишь потеряв всё, она могла что-то приобрести. Всем для неё была женская честь, которую она положила за свою жизнь — именно за жизнь, а не растительное существование под оком старых игумений. Она завела фаворитов. Нужен был человек, который бы помог в реализации её неженского счастья. Который помог бы ей реализовать волю Провидения. Этим человеком стал статный двадцатипятилетний гвардейский офицер Григорий Орлов. Воспользовавшись недальновидностью императора, он взбунтовал гвардию и подарил своей возлюбленной корону российской империи. Екатерине (а именно так называли Софию на новой Родине) было 33 года — возраст Христа.

Провидение как будто подталкивало её к великой миссии, которую она задумала в отрочестве. То, о чём только говорил Христос, надлежало осуществить на государственном поприще. Однако положение её было по-прежнему шатко. Солдатская императрица легко могла быть свергнутой собственной же гвардией. Однако она умела разбираться в людях и приближать к себе лучших: граф Суворов, контр-адмирал Ушаков, граф Потёмкин, поэт Державин, драматург Фонвизин, естествоиспытатель Ломоносов, математик Эйлер и многие другие достойные люди. Если она была вынуждена отдалять кого-то, то делала это по справедливости, великодушно, не возбуждая в опальных чувства ненависти. Она умела слушать народ, создавая Комиссии для выяснения общественных нужд. Она инкорпорировала в тело русского государства мусульман и буддистов, разумно полагая, что не в конфессиях заключена истина. За гуманное правление бурятские ламы признали в Екатерине воплощение Белой Тары (Ситатары) — благожелательного женского божества, порождения слезыАвалокитешвары. Будучи императрицей, она считала себя республиканской. Поскольку народ невозможно освободить в одночасье, Екатерина для начала освободила его лучшую часть — дворянство, даровав этому сословию фиксированные права и обязанности.

Создав себе опору в лице народного доверия, Екатерина перешла к воплощению своих великих замыслов, а задумала она ни много, ни мало, а возродить Второй Рим в виде греческого православного царства и поставить на престоле своего внука Константина Павловича. Согласно политической философии Второго Рима, на Земле существует только один император — самодержец Нового Рима. Выше него только Вседержитель — сам Господь Иисус Христос. Поставив на престоле своего внука и наместника, Екатерина обрела бы божественное достоинство. Грандиозность замысла не противоречила его возвышенной разумности. Выход к Чёрному морю не значил ровным счётом ничего, пока иноверная и враждебная Турция контролировала проливы Босфор и Дарданеллы. Обретя эти проливы, Россия вышла бы к Средиземному морю — к колыбели цивилизаций, а в пределе могла бы осуществить давнюю рыцарскую мечту — освободить Гроб Господень. Россия превратилась в анти-Турцию вплоть до того, что женскому гарему султана был противопоставлен мужской гарем фаворитов императрицы.

Екатерина имела серьёзного внешнего союзника в лице Австрии, которую Турция едва не стёрла с карты Европы в 1683 году. Спустя столетие наступило время реванша. У России были солидные людские ресурсы и талантливые полководцы. В 1770-м в Чесменском сражении адмирал Спиридов уничтожил весь турецкий флот вместе с его адмиралами, а в 1791-м непобедимый граф Суворов уже ждал приказа отправляться на штурм Стамбула.

Но внимание Провидения отвлеклось на Запад, на паровую машину и Французскую революцию. Транснациональным проектам мешало возрождающееся национальное самосознание, хотя Дарданеллы оставались вожделенной целью русской экспансии вплоть до Первой Мировой войны (1914-1918). Греческий проект был переименован в идею Всеславянского союза с центром в Царьграде (православном Стамбуле), а Россия весь XIX век планомерно вытесняла турок с Балкан. Поощряя идею восстания православных народов против власти турецкого султана, Россия открывала двери внутренней революции. Русские философы от Бакунина до Данилевского тщетно пытались уговорить царей принять новый социалистический проект, чтобы избежать социального взрыва. Но на троне уже не было философов.

 

6. Падение Русского Царства

 

Почему самые возвышенные идеалы «обречены на забвение — не отложены до будущих времён, а напрочь вычеркнуты из истории»[1]? Проекты рушатся от столкновения с реальностью. Сначала они её формируют и направляют, а потом реальность их поглощает. Конечно, можно возразить, что все эти идеи были внутренне противоречивыми, а значит ложными. Но это не так, все эти проекты многое сделали для становления России. И в своё время они были правдой, но перестали. Истина обладает атрибутом непротиворечивости, но поскольку она погружена в историю, грядущее подкидывает такую аномалию, которая взламывает прежнюю гармонию. Это согласуется с ветхозаветной книгой пророка Иезекииля, где рефреном повторяются такие слова: «И узнают они, что я Господь, когда накажу их». Субъективные представления об истине противоречат временному характеру бытия. Ясность и смысл всегда носят событийный характер. Какие бы гении ни приходили на землю, проходит время — и вновь начинается тоска по утраченной ясности, но она-то и усугубляет дело. Когда взор обращается в прошлое, будущее нападает из-за спины, ибо время грядёт из будущего. Невосприимчивость к настоящему обезоруживает.

Святую Русь разрушили украинцы — русские самаряне. Северная Венеция перестала существовать из-за недостатка в водных просторах. Величественный Греческий проект был разрушен Революцией. Существует множество истолкований причин Революции 1917 года, положившей конец Российской империи. Вопрос этот сложный, партийный, болезненный, а потому подсознательно запретный для русского сознания. Потому он заслуживает пристального внимания.

Революция произошла не 7 ноября (день, некогда празднуемый как начало Великой Октябрьской социалистической революции), ибо тогда социалиста-революционера Керенского сменил социал-демократ Ленин. Разве можно считать революцией дату, когда один социалист и революционер сменяет другого социалиста и революционера? 21 июля министр юстиции Керенский сменил на посту правителя России графа Львова, который, в свою очередь, пришёл к власти 14 марта в результате Февральской революции, свергнувшей царя Николая II. Однако нельзя представлять графа Львова Лениным февраля. Он не готовил революцию, не вёл массы к ней, а всего лишь принял власть в условиях хаоса, охватившего всю страну — хаоса, с которым не смог справиться царь-самодержец. Граф Львов прославился организацией помощи солдатам в условиях Первой мировой войны. Но не готовили революцию и большевики, которые впоследствии приняли лавры победителей. Ленин узнал о ней из утренних швейцарских газет и спешно решил выехать с группой единомышленников на Родину. Приехал он только в апреле, выступив со своей пламенной речью на броневике прямо с Финляндского вокзала.

Февральскую революцию начали петербургские женщины, стоящие в очередях за хлебом. В городе не хватало продуктов питания. В условиях военного времени гражданское неповиновение всегда рассматривается как нелояльность правительству, как «нож в спину воюющей нации». На разгон женщин были посланы солдаты и казаки. Женщин поддержали рабочие Путиловского завода. Часть солдат взбунтовалась и присоединилась к демонстрантам, которые начали обвинять царя. Демонстрации переросли в массовые беспорядки, объединённые общим лозунгом: «Долой самодержавие!». Царь обратился к своим генералам, но те отказали ему в поддержке. Армия им не принадлежала. 15 марта Россия стала республикой, но это не принесло успокоения. Социальный хаос нарастал, пока не выкристаллизовался в коммунистической диктатуре.

Православная монархия пала из-за её непопулярности. Народ ненавидел царя за Кровавое воскресенье 1905 года, когда крестный ход рабочих был расстрелян царскими солдатами, а священник Гапон предал царя анафеме. Дворяне не могли простить царю Распутина — мужика, поставленного над потомственными аристократами. Армия разочаровалась в царе вследствие неспособности обеспечить фронт всем необходимым, из-за чего блестящие наступления вроде Брусиловского прорыва 1916 года проваливались. Царь уже не мог управлять страной. Гибель монархии не была фатальной. Ошибки можно было бы не свершать: принести покаяние после расстрела крестного ходя рабочих, пожертвовать сыном Алексеем ради спасения Родины, возглавить назревшие преобразования и передать престол достойному преемнику. Странно, что Церковь причислила Николая II к лику святых. Может быть, погибель России провиденциальна?

Странна и позиция Церкви в эпоху Революции. Она безмолвствовала и бездействовала. Она не послала великих святых на спасение России. Место святых Сергия Радонежского и Гермогена, благословляющих боголюбивые воинства, оказалось вакантным. Возможно, она лишилась благодати, поклонившись земному владыке и сменив патриарха на обер-прокурора Синода. Говоря современным языком, Церковь из элемента гражданского общества превратилась в филиал государственно-бюрократического аппарата и разделила с ним ответственность за проводимую политику. Став на сторону государства, Церковь отдалилась от народа. Как следствие, народ отошёл от православия, сохраняя его в лучшем случае как предрассудок. Парадоксально, но в советские времена христиане вдруг оказались в меньшинстве в некогда христианской стране. Церковь тем временем порождала «бесов», выражаясь языком Достоевского: Чернышевский и Сталин были воспитанниками православных духовных училищ. После Революции Церковь раскололась на четыре части: «Сергиане» (Русская Православная Церковь), обновленцы, Катакомбная Церковь и Русская Православная Церковь Заграницей.

Настроения интеллигенции удачно выразил Чаадаев: Бог благословил Европу: истина там — в идеях и изобретениях. Освобождённые от Турции православные народы не спешили стать российским подданными. Греция и Болгария призывали немецких принцев и британских промышленников. Запад заметно усилился. Английский историк Арнольд Тойнби даже называет точную дату возвышения Запада: 1683 год, когда австро-польское ополчение отразило натиск турок на Вену. С этого момента остальные страны начали превращаться в периферию Европы. Не сразу, но в XIX веке это стало ощущаться особенно сильно. Греческий проект стал неадекватен реальности.

 

7. Восстание морлоков

 

В 1784 году шотландский механик Джеймс Уатт изобрёл паровую машину, которая поставила под сомнение всю предшествующую метафизику и основанные на ней проекты. Паровая машина — это рукотворная душа, принцип движения. И душа эта питается углём — горючими инфернальными камнями. Работа кочегара напоминает сатанинское служение. Полутёмное помещение, пышущая огнём топка, почерневший от сажи рабочий, кормящий машину пригоршнями угля. Богатство и благополучие страны определяется количеством паровых машин. Они отнюдь не безответны к мольбам. Одушевлённые ими корабли превосходят парусники, а одушевлённые ими обозы могут перевозить больше грузов. Пробравшись в мастерские, они превратили подмастерьев в отчуждённых и пьющих промышленных рабочих. Проделки дьявола? Нет, ибо, согласно псалмам Давида, где успех, там Бог. Но как это далеко от обычных представлений, которые оказываются противоречивыми и ложными. Отсюда нигилизм и тезис Макиавелли о том, что нет ничего кроме черни. На смену религиям приходит идеология социализма. Лишь заигрывающих с заклинателями паровых машин может ждать успех. Первым к этой мысли приходит Карл Маркс, и его учение набирает силу. У кормящих углями религия поверхностна. Герберт Уэллс назвал их морлоками. От их работы зависела безопасность и благосостояние страны. Морлоки составили вызов России, у которой было два пути — путь Гапона и путь Ленина. Путь Ленина мы знаем, поскольку он был реализован. Путь Гапона остался в возможности.

Говорят, Гапон был провокатором, но это, скорее, зависть к архитектору первой русской революции. Он был революционером помимо своей воли, страстно желающим отвратить морлоков от гибельного пути в кровавый хаос. Гапон не был интеллигентом и вряд ли читал Гегеля. Он был православным священником, обладающим благодатью Святого Духа. Он видел грядущий кровавый мрак и видел, что его можно преодолеть только посредством монархического социализма. Для этого надо было создать православный профсоюз и с помощью мирной борьбы потребовать превращения морлоков в привилегированное сословие Российской империи, по факту реального участия в обществе. В 1903 году было создано «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», которое спустя два года предприняло первую массовую акцию: крестный ход к Зимнему Дворцу. Этот крестный ход рабочих семей был расстрелян царскими солдатами. Погибло или серьёзно пострадало около тысячи человек, частично от пуль, частично от возникшей в результате паники давки. Английский путь развития, согласно которому царь царствует, а управление передаёт премьер-министру, правительство которого формирует победившая на выборах в парламент партия, был потерян для России.

Консерватизм не спасает. Он лишь консервирует противоречия до тех пор, пока болезнь не даст осложнения, выход из которых — социальный взрыв. Паровой котёл — удачная метафора современности. Если пар не спускать, он взорвётся. В России пар не спустили, и свершилась Революция. Тогда спасают радикалы. Ибо когда корабль тонет, надо как можно дальше отплыть от него, чтобы не попасть в водоворот. Ни либералам, ни эсерам, ни белогвардейцам — никому кроме большевиков не удалось удержаться на гребне разрушительной волны.

«Какое слюнтяйство, где революционный задор?» — эту фразу приписывают Ленину, которого хаос не только не угнетал, но вдохновлял и давал силы. Гоголь писал о возможности того, что самые ужасные люди являются проводниками Провидения. Только безумные идеи Ленина могли быть адекватны своему безумному времени. Обрывки русской анархической поэзии бунта, заумная гегелевская диалектика движущих противоречий и марксистская идея исторической миссии пролетариата — всё это слилось во взрывоопасную интеллектуальную смесь, которая и поныне будоражит радикальные умы в Индии и Латинской Америке. Ленин был истинным фюрером исторической ситуации, воплощением её духа. Если Гапон был мистиком, то Ленин был интеллектуалом, философом и пламенным публицистом. В историю мировой мысли он вошёл как революционный теоретик. Сам по себе марксизм допускал вполне умеренные социал-демократические трактовки, ибо Маркс бунтарь и Маркс обществовед — это совершенно разные люди. Ленин привнёс в экономический детерминизм Маркса субъективный фактор. Историю движут противоречия, значит, противоречия необходимо не сглаживать, а заострять. Решающую роль в этом заострении играет Партия — сознательное меньшинство, коллективный герой и аватара исторического мгновения. Партия — это не просто парламентская фракция. Это альтернативное государство, истолкованное как аппарат насилия — с собственным правительством и армией. Когда старое (реакционное) государство рушится, Партия становится голосом и головой масс. Для этого она должна овладеть революционной теорией (эффективной критикой современности) и слиться с настроениями масс.

 

 

8. Вредительство как форма классовой борьбы

 

В своей речи «О задачах хозяйственников» Сталин сказал следующее: «В основе вредительства лежит классовая борьба»[2]. Тема вредительства поднята отнюдь не с целью выяснения культурно-исторической ситуации раннесоветской эпохи. Меня больше интересует момент, где идеологический дискурс обнажает своё собственное лицо, наделяя противника чертами собственного непристойного двойника. Советский концепт вредительства оказывается весьма актуальным в контексте наступившей после 11 сентября эпохи глобальной войны против терроризма. Советские вредители, равно как международные террористы, оказываются зеркалом Системы и одновременно её слабым звеном.

В современной философии давно утвердилось мнение, что мир не таков, каким мы его воспринимаем. Первым это убедительно показал Кант, введя понятие трансцендентального. Вся последующая философия пыталась выяснить, как формируется тюрьма для нашего разума: на основе ли вытесненного бессознательного, языковых структур или диалектики материального производства. Постмодернизм как бы подвёл черту под всеми этими поисками, обозначив трансцендентальное как дискурс. Бертран Рассел сравнил кантовское трансцендентальное с призмой, которая способна как искажать, так и позволять увидеть.

Духовная ситуация после Канта характеризуется попытками модификации собственной трансцендентальности для удовлетворения своих познавательных способностей. Одним из примеров подобной работы является учение Карлоса Кастанеды. Другой путь предлагает деконструкция, позволяющая шевелить дискурс с целью «отрясания сокрытий». Философы уже не стремятся перейти с зыбкой почвы мнения на твёрдую почву истины. Истину заменил смысл — состояние открытости или дискурсивного просвета, когда сквозь тучи вдруг проглядывает гносеологическая Луна.

Неомарксистская философия в лице Ролана Барта по-христиански отождествила теорию познания и практику спасения, переместив революцию в пространство текста и обозначив в качестве своей мишени идеологию или злокачественный паранойяльный дискурс, поглотивший другие дискурсы. Как ни странно, марксистский концепт идеологии удачно иллюстрируют ницшеанские образы ледяных заторов на пути интеллектуальной реки становления.

Теорию революции разрабатывало такое направление марксизма как ленинизм, чьей особенностью был момент, что революция произойдёт не в передовой стране, а в отсталой, где противоречия капитализма осложняются противоречиями феодализма, где цепь мирового фронта империализма слабее[3]. Вероятность революции возрастает ближе к периферии Системы.

С позиций деконструктивизма самым слабым звеном идеологии является то, что она отрицает. Идеология мифологична, а существенной чертой мифологии, согласно тезису Ролана Барта, является «неспособность вообразить себе другого»[4]. Здесь-то идеология и показывает свою ограниченность и неадекватность, приближая нас к непотаённому — исходному, с точки зрения Хайдеггера, смыслу истины — aleteia.

Для иллюстрации этого тезиса полезнее всего обратиться к сталинской версии марксизма, ключевым тезисом которой был тезис об усилении классовой борьбы по мере приближения к коммунизму. Из этого тезиса дедуктивно выводились тоталитарные, террористические и милитаристские черты сталинской диктатуры, ибо руководимое компартией государство как аппарат насилия в условиях ожесточённого сопротивления агонизирующих классов необходимо должно приобрести гипертрофированные формы.

Итак, в сталинистской идеологии вредительство рассматривается как форма классовой борьбы против советской власти. Участники этой борьбы рекрутировались из «остатков умирающих классов»: промышленников, торговцев, дворян, духовенства, крестьян, служащих дореволюционного госаппарата, а также из интеллигентов[5].

Однако даже рабочие и коммунисты не могли быть свободны от подозрений во вредительстве ввиду инерции классового сознания, суть которой заключалась в том, что «сознание людей отстаёт в своём развитии от фактического их положения»[6]. Вчерашний революционер вполне мог оказаться оппортунистом, уклонистом или перерожденцем.

Вредители делились на три категории: активные, нейтральные и лояльные. Самыми опасными считались первыми: их рекомендовалось разгромить, вторых — расслоить, а третьих — привлечь на свою сторону, — однако полное уничтожение вредителей не представлялось возможным до тех пор, пока живы классы и не построен коммунизм[7].

Конкретным выражением вредительства являлись поджоги складов, хищения с них, заражение домашних животных чумой, сибирской язвой и менингитом[8]. Своеобразной формой вредительства также признавалось хулиганство[9].

Примечательно, что мотивация вредителей иррациональна, поскольку ими руководит «классовый инстинкт», который и направляет их гнев на «общественную собственность» — основу советского строя[10].

В сталинских вредителях мы обнаруживаем непристойного двойника самих революционеров: луддитов — разрушителей машин, народных мстителей-поджигателей, описанных в «Бесах» Достоевского, а также экспроприаторов. Сталин и его окружение проецируют на вредителей собственную идеологию: концепт классовой борьбы, классовое сознание и убеждение в первичности материальной инфраструктуры. Хотя вредители даже с марксистских позиций могут быть скорее определены как деклассированные элементы, нежели как агенты враждебных классов.

Сталинская идеология в этом отношении не является уникальной. В Средневековье непристойным двойником католиков являлись ведьмы, которые воспринимались как еретики, проводящие мессы, пожертвования и таинства евхаристии. В современном мире международные террористы функционируют по принципу агрессивной рекламы: те же геополитические амбиции и стремление к глобализации, то же давление на население с помощью тщательно срежиссированных акций, записанных на видео, та же эксплуатация страхов и опасений.

 

9. Крах советского проекта

Взял и клюнул Таракана,

Вот и нету великана.

Поделом великану досталося,

И усов от него не осталося.

Чуковский. Тараканище

 

Порождённый революцией советский проект (если геополитически Советский Союз превратился в постсоветское пространство, то исторически мы живём в постсоветскую эпоху) выступает определённым вызовом для современной российской философии. Но он не был таким монолитным, каким казался со стороны. Лучшим зеркалом эпохи является философия, ибо она, по словам Гегеля, есть эпоха, схваченная в мысли. Однако советская философия — это нечто на первый взгляд совершенно немыслимое из-за целого набора риторических штампов, вроде «бытие определяет сознание». Эти штампы блокируют мышление, поэтому они нуждаются в деконструкции с целью понимания их исторической ограниченности и обусловленности.

Риторические штампы и историческое банкротство свидетельствуют, что мысль скорее маскируется или не замечает собственной противоречивости, чем откровенничает. Поэтому с деконструктивистской точки зрения неверно понимать советскую философию на уровне саморепрезентации, то есть как марксистскую и диалектико-материалистическую.

Советская философия — это постепенная ревизия марксизма вплоть до полного его отрицания. Именно этот тезис, на мой взгляд, позволяет объяснить, почему она с лёгкостью была оставлена интеллектуалами, а приверженность к ней сохранилась лишь у догматиков, которые истинное отождествляют с привычным.

Внешне ревизию можно заметить по трём идеологическим расколам, в которые оказалась втянута советская философия: осуждение троцкизма (1927), осуждение маоизма (1959) и Перестройка (1985).

Справедливости ради следует отметить, что большевизм — первоначальная философия Советского Союза — уже представлял собой неортодоксальный марксизм, поскольку решающую роль в этой революции отводится не пролетариату, а «сознательному меньшинству» — партии профессиональных революционеров, имеющих разное социальное происхождение. Установление диктатуры Сталина совпало с отказом советской философии от идей немедленного осуществления мировой революции. Возобладала концепция построения социализма в одной отдельно взятой стране, который в условиях враждебного капиталистического государства должен был приобрести жёсткую государственную форму.

Неадекватность советского проекта ввергла Россию в состоянии непрекращающегося кризиса. Впервые эта неадекватность обнаружилась в годы Великой Отечественной войны, когда Германия вероломно напала на Советский Союз, бросив вызов самому существованию советского государства и усилив тенденции к укреплению государственности. Вероломность в данном случае является чем-то большим, нежели простым риторическим штампом. «Война не является уделом только армии»[11] — непосредственное участие в ней принимает всё общество. Одни пополняют личный состав вооружённых сил, другие работают на военных заводах, третьи оказывают моральную поддержку. Великая Отечественная война показала, что, «одурманенное буржуазной пропагандой» , немецкое общество в целом, за исключением отдельных диссидентов, поддержало нацистов. Даже немецкий пролетариат, на который коммунисты возлагали особые надежды, предал идеалы освобождения и сделал выбор не в пользу пролетарской, а в пользу своей национальной власти. Он ковал военную мощь на заводах и пополнял ряды тех, кого принято называть «немецко-фашистскими захватчиками».

Предательство немецкого пролетариата было весьма травматичным для советского сознания. Идеи мировой революции, коммунизма и основополагающего характера классовой борьбы поблекли. После окончания войны марксистская классовая борьба в советской философии постепенно вытеснялась гегельянской борьбой народов как внутренним механизмом мировой истории. Враждебные силы назывались «буржуазными нациями», а свои — «странами социалистического содружества» во главе с «советским народом». Если изначально Красная Армия была рабоче-крестьянской, то после 1946 года она становится общенародной. Название «красная» меняется на «советская».

В отходе советского мышления от марксистских схем нельзя не усмотреть коммуникативного или культуртрегерского фактора войны. Если Крестовые походы привели к заимствованию арабского аристотелизма и восточных технологий, то Вторая Мировая война не могла не привести к аналогичным результатам. СССР перенял из Германии как ракетные технологии Фау, так и элементы национал-социалистической идеологии, что позволило к 1957 году не только создать ракетно-ядерное оружие, но также иметь моральное право на его использование против государства вероятного противника, априорно подразумевающее массовую гибель мирного населения, включая сотни тысяч американских рабочих и членов их семей.

После Войны День Победы, 9 мая, постепенно вытеснил из сознания Годовщину Революции, 7 ноября. Освободительную миссию пролетариата взял на себя советский народ, который вступал в довольно странные отношения с русским народом. Советский Союз объявлялся государством нового типа. Если у него и были предшественники, так только в лице Парижской Коммуны. Впервые тема Отечества (которое, по довоенным представлениям, мировой пролетариат обрёл в лице Советской России) в советском дискурсе появляется в 1918 году в связи с необходимостью защиты завоеваний Революции. Отечество это было социалистическим, что неоднократно подчёркивалось в риторике лозунгов. Вместе с тем война 1812 года также признавалась Отечественной, хотя русские солдаты защищали реакционный самодержавно-помещичий режим, отстоящий от Парижской Коммуны ещё дальше, чем буржуазно-революционный режим наполеоновской Франции. Инфильтрованный войной патриотизм оказался слеп к степени прогрессивности или реакционности чужеземцев.

Россия вновь обрела значение некой мессианской роли и потаённого метафизического центра, суть которого выразилась в ироничной поговорке «Россия — родина слонов». Любому значимому мировому открытию находились русские предтечи, которые не могли явить себя человечеству исключительно из-за «бездарности и невежественности царской власти». Так, в советских учебниках утверждалось, что «России принадлежит первенство в создании паровой машины», изобретение которой приписывалось И. И. Ползунову, а не Уатту[12]. Сходным образом создание первой в мире электрической лампы приписывалось русскому учёному А. Н. Лодыгину[13], а не американцу Томасу Эдисону.

Идеи пролетарской культуры были преданы забвению, а центральной фигурой русской поэзии, как и в дореволюционные времена,стал Пушкин, имеющий, как известно, крепостнически-помещичье происхождение. Равным образом взошли на пьедестал почёта и граф Суворов, печально прославившийся жестоким подавлением польского национально-освободительного движения, и царский адмирал Нахимов, напавший на турецкий флот в Синопе, что привело к включению Англии в войну против России и падению Севастополя. Послевоенный советский учебник по истории «Наша великая Родина» начинался с главы «Наши предки — славяне». В этом аспекте марксизм преодолевался славянофильством и народничеством, где самобытность России усматривалась в славянской общине, противостоящей западному индивидуализму и фермерскому хозяйству.

Таким образом, советский проект заразился российским великодержавным шовинизмом, осложнявшимся фундаментальным противоречием с латентной ориентацией советского мышления на прогресс, которое и разорвало русское общественное сознание после Перестройки. Схожая коллизия в своё время существенно ослабила Третий Рейх, когда популистский антисемитизм привёл к изгнанию из страны учёных-атомщиков еврейского происхождения. Будь нацисты терпимее, колесо истории могло бы повернуться иначе, а Хиросима имела бы европейское имя.

Культ Победы означал, что Советская Армия, захватив Берлин, стояла в авангарде сил мировой цивилизации в борьбе за прогресс и демократию. Россия, как во времена татаро-монгольского нашествия, приняла на себя удар демонических (реакционных) сил, «проклятой Орды», чтобы спасти человечество, ибо «низкопоклонство перед Западом» осуждалось.

Ось мировой борьбы переместилась к оппозиции прогрессивных сил и реакционных кругов. Но из этого следовало, что декларируемая диалектика подменялась метафизическим противостоянием двух непримиримых принципов: прогресса и реакции. Они отрывались от производственной базы и связывались с идеями. Как пролетариат мог служить реакционным кругам, так и буржуазия могла составлять прогрессивные силы.

В Годы Застоя (1965-1985) советская мысль осознала современность как эпоху научно-технической революции (НТР), поэтому решающее значение стали придавать научно-технической интеллигенции или инженерно-техническим работникам (ИТР). Интеллигенты как люди науки заметно усилили свои позиции к середине XX века, поскольку, по констатации советских философов, сама наука превратилась в «непосредственную производительную силу общества»[14]: именно учёные создают материальные блага, тогда как пролетариат их лишь тиражирует. Сама научно-техническая революция создавала предпосылки к уничтожению пролетариата как класса и замене его на автоматизированные системы. Поэтому российскими адептами прогресса стали интеллигенты — традиционные соперники православного духовенства в борьбе за умы. Именно они, а не рабочие или колхозники, стали главными героями популярных кинолент тех лет: «Семнадцать мгновений весны» (Т. Лиознова, 1973), «Иван Васильевич меняет профессию» (Л. Гайдай, 1973). В числе культовых произведений советской литературы можно назвать «Пикник на обочине» братьев Стругацких (1972; по мотивам этого произведения в 1979 году А. Тарковский снял своего «Сталкера»), где главными героями являются работники научно-исследовательских институтов (НИИ). Они-то и стали своеобразным манифестом новой советской буржуазии, которая стала движущей силой Перестройки.

Таким образом, интеллигенция взяла эстафету агента исторических преобразований у пролетариата. Отчасти это было вызвано автоматизацией труда, отчасти — повышением сознательного уровня самих рабочих. Овладев новыми технологиями с Запада, советские инженеры пришли к пониманию, что в основе революционных инноваций лежат иные теоретические предпосылки, нежели советский марксизм. Именно такие выходцы из советских НИИ как премьер-министр Егор Гайдар и архитектор приватизации Анатолий Чубайс стали в авангарде советской модернизации, сделавшись своего рода символическими лидерами реформ, тогда как советский патриотизм рассеялся на патриотизм национальных окраин.

Равным образом и реакционные круги состояли уже не из помещиков и капиталистов, а из служащих и военнослужащих. Особое неприятие советский дискурс проявлял в отношении военщины и милитаристов. Наследниками фашизма признавались военная хунта в Чили и военно-промышленный комплекс США. Хотя существовал феномен прогрессивно настроенных офицеров. Прогрессивность или реакционность определялась степенью лояльности к Советскому Союзу как некому мистическому (неявному непосвящённым) центру Прогресса.

Таким образом, в Годы Застоя происходит также неявная подмена «диалектико-материалистического мировоззрения» обратным, т. е. «метафизико-идеалистическим». Высшими ценностями объявляются некогда критикуемый «абстрактно-идеалистический» гуманизм и демократия. Духовный фактор перестаёт быть просто «надстройкой» над производственными отношениями, но становится самостоятельным компонентом социальной реальности. Уже в годы Перестройки окончательно закрепилось представление, что духовность является фундаментом человеческой психики, поскольку человек стал человеком не со времени изобретения первых орудий (которые оказались орудиями убийства), а после выработки духовно-нравственных принципов сотрудничества и милосердия, т. е. гуманизма[15].

Однако советская духовность далека от христианского прототипа. Она отождествляется с идеологией, которую Маркс называл формой ложного сознания. Советский философ Д. А. Волкогонов анализирует Вьетнамскую войну и делает вывод, что свидетельством высокого морального духа американской армии была самоуверенность и наглость (аналог гордости за Страну Советов), а низкого — раскаяние. Дух тождественен убеждениям, которые формируются не условиями жизни, а «путём систематической и целенаправленной пропаганды и агитации»[16]. Однако такой подход подразумевал наличие некой идейной расы политработников, которые сообщают «резкий морально-волевой толчок извне»[17] несознательной массе населения. Они владеют техниками самовнушения и блокировки негативных эмоций. Основным фактором превосходства советской агитации декларировалось то, что советские политработники черпали вдохновение в трудах классиков марксизма-ленинизма (которые пересматривались в угоду политической конъюнктуре), а враждебные — в национализме, религии, опыте и материальном вознаграждении. В любом случае, речь идёт о небольших инициативных группах пассионариев (термин, введённый Л. Н. Гумилёвым в 1979), способных с помощью средств массовой информации навязать свою волю массам и подавить волю конкурирующих групп в ходе идеологической войны, которую ныне называют информационной, а прежде — духовной бранью.

История показала, что в этой войне Советский Союз проиграл. С одной стороны, советскую философию взломал страх перед угрозой экологической катастрофы и Третьей мировой войны с использованием ракетно-ядерного оружия, а также осознание возможности гибели человечества («вероятность которой не равна нулю»), породившее идею «мирного сосуществования». В последние годы своего существования война перестала мыслиться диалектически. «Ещё в конце 1970-х годов учёные полагали, что мировая термоядерная война будет сопровождаться гибелью многих сотен миллионов людей и разрушением мировой цивилизации; теперь же стало очевидным: такая война приведёт к уничтожению не только человечества, но и самой жизни на Земле»[18].

С другой стороны, советская мысль содержала внутренние противоречия: опора на Маркса сужала теоретическую базу сравнительно небольшой группой исторически обусловленных текстов, которые были буржуазными по контексту. Вся история советской философии представляет собой регрессию от марксистской идеи пролетарской революции к правогегельянской идее истории как конфликта наций и к неокантианской идее этического социализма. Перестройка, которая и завершила бытие Советского Союза, началась с провозглашения единой «общечеловеческой цивилизации», сформировавшейся на основе «общечеловеческих ценностей» и, в свою очередь, участвующей в их формировании. Вместо казарменного социализма предполагалось начать строительство «гуманного и демократического общества» — социализма «с человеческим лицом».

Необходимость обоснования этических ценностей расколола постсоветскую мысль на либералов и консерваторов. Либералы считали, что свободы гражданина гарантируются частной собственностью, а консерваторы — обращением к религиозным корням, т. е. к православию или язычеству. Однако либерализм был заслонён воровской этикой социал-дарвинизма, а консерватизм — ксенофобией (антиамериканизм и нетерпимость к «нетрадиционным религиям»). Кульминацией столкновения советского патриотизма и советской модернизации стал октябрь 1993-го, который окончательно похоронил само слово «советский».

 

10. Субъект освобождения

 

Фундаментальный парадокс старых революционных теорий вскрыт в романе Виктора Пелевина «Generation P» (1998). Главный герой на спиритическом сеансе вызывает дух легендарного революционера Че Гевары, который сообщает на первый взгляд контрреволюционную мысль о том, что «из поля зрения полностью исчезает тот, за чью свободу можно было бы бороться». Как бы то ни было, но эта фраза удачно передаёт дух 1990-х годов, которые вошли в историю как эпоха Ельцина.

Народ, за счастье которого сражались предыдущие поколения революционеров, превратился в контрреволюционную фикцию, прикрывающую амбиции авантюристов. В эпоху Ельцина русский этнос, освободившись от коммунистической диктатуры, стал стремительно деградировать. В стране свершилась криминальная революция. Общество разделилось на «крутых» и «лохов», причём главным критерием различия между ними было то, кто кого «кидает». Смертность превысила рождаемость, обозначив феномен «русского креста». На каждые десять новорождённых в России приходилось пятнадцать умерших. Средняя продолжительность жизни мужчин сократилась до пятидесяти девяти лет[19].

Бизнес-элиту образовали «новые русские», вышедшие из среды советского теневого бизнеса, спортклубов и тюрем. Этой элите подражала спивающаяся малообеспеченная масса гопоты, носившая одежду в спортивно-рабочем стиле. Самым распространённым стал тост «чтобы у нас всё было и нам за это ничего не было». Российское государство превратилось в сырьевого сутенёра, а гопота стала настолько влиятельным сегментом русского общества, что преемник Ельцина Путин во время своей предвыборной кампании использовал блатной сленг, предлагая замочить террористов в сортирах. Офицеры новой России в общении с журналистами часто называли чеченских повстанцев отморозками.

Стержнем субкультуры гопников является воровство, имеющее глубокие корни в русской истории. Оно отнюдь не противоречит ни Православию, ни евразийству — двум официально навязываемым идеологиям. Напротив, воровство использует их. «Бог создал вора, а чёрт прокурора», — гласит воровская пословица. Отречение от мира, благодать халявы, кидание понтов князю мира сего как возвращения кесарю кесарева и соборность братвы не только православно, что и очень евразийно, поскольку первыми исторически зафиксированными ворами на Руси были гулящие казаки из ополчения Болотникова — наследники традиций азиатского номадизма. В Смуту воры проиграли земскому ополчению северорусских земель, но не канули в небытие, а затаились в местах заключения, бережно храня свои мрачные ритуалы. Их час пришёл после развала Советского Союза, когда они духовно сформировали гопоту. Русь стала жить не по закону и даже не по благодати, а по понятиям.

Эти ли люди являются субъектом освобождения? Нет. «Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов», — сказал Иисус Христос; а агент Смит добавил: «Лейтенант, ваши люди уже мертвы». Гегемония гопников привела к дальнейшему разорению Руси, в которой отчётливо наметились процессы распада. Нельзя исключать того факта, что Россия уже выполнила свою историческую миссию предостережения человечества от следования крайностям. Продолжающийся духовный вакуум может привести к геополитическому коллапсу российского пространства под натиском инокультурных элементов. Поэтому необходима культурная инъекция, которая бы привела к заполнению хотя бы исторического ядра российского пространства. Пора позаботиться о том, чтобы российское геополитическое наследство досталось родственникам и потомкам, а не чужакам.

 

11. Апокалиптический Китай

(Китайский) народ трудолюбивый, дойдёт до самого Урала

преп. Серафим Вырицкий

 

Итак, обозначим внешние факторы, которые могут претендовать на участие в российском геополитическом наследстве. Самой явной из них является китайская экспансия. Российско-китайская граница разделяет два асимметрично населённых региона. В китайском Хэйлунцзяне живёт 38 миллионов человек, а в российском Приморье — почти в 20 раз меньше. При этом население России ежегодно сокращается на 700 тысяч человек, тогда как количество китайцев каждый год возрастает на 10 миллионов[20]. Разность потенциалов создаёт напряжение, которое государственная граница не способна сдерживать. Её легитимность для самих китайцев носит относительно исторический характер, ибо она была навязана российским правительством Китаю Пекинским договором 1860 года, когда тот проиграл Вторую Опиумную войну Великобритании (1856-1860).

Китайская экспансия, помимо историко-демографических, имеет и экономические предпосылки. Рост ВВП Китая составляет 10%, что значительно превосходит аналогичные показатели не только в России (около 7%), но и в развитых странах Запада. Вспомним, что бурное развитие германской промышленности и её опоздание к колониальному разделу мира во многом послужили причиной двух мировых войн. У бурно развивающейся китайской промышленности необходимо будет возрастать потребность в новых и дешёвых источниках сырья, которыми в преизбытке славится редконаселённая Сибирь. В этом контексте фраза российского президента Дмитрия Медведева «Нужно учить китайский язык» звучит зловеще.

В случае прямого вооружённого конфликта с Россией Китай имеет все шансы на успех. Он обладает 2,5-миллионной армией, ракетно-ядерным оружием и растущим военным бюджетом. Внешнеполитическая ситуация складывается в пользу Китая, так как он не представляет прямой геополитической угрозы странам Запада, экономика которого в значительной степени зависит от китайских производителей и китайских рынков сбыта. Более того, совместная колонизация России может снять болезненный для мирового сообщества конфликт между Китаем и Японией.

Официальная российская идеология евразийства не обладает иммунитетом против китайской угрозы, поскольку, во-первых, Китай формально является частью Евразии, а во-вторых, российская власть продолжает рассматривать Китай как геополитического союзника в борьбе против гегемонизма США. «Пятой колонной» китайской экспансии могут стать, как ни странно, русские коммунисты, поскольку ими любые антикитайские настроения будут преподноситься как проявления неофашизма и ксенофобии.

Впрочем, говоря о Китае, следует иметь в виду не только его нынешнюю историко-политическую форму Китайской Народной Республики. Китай имеет пятитысячелетнюю историю, в ходе которой различные государственные образования не раз сменяли друг друга. Может случиться так, что в Китае возникнет новое, буддийское государство, и тогда, обратившись к духовной мощи Тибета и осознав себя новой Шамбалой, он воплотит свою апокалиптическую силу. Если из христианской традиции эта миссия практически не видна, то, как мы показали выше, в главе «Жёлтая Свастика» (часть 2, «Запах Аллаха»), исламское предание раскрывает эту тему в достаточно неожиданном ракурсе. В таком случае, остановится ли апокалиптический Китай на Урале, как предрекал преподобный Серафим Вырицкий, или мы все будем учить китайский, как утверждал в бытностью свою вице-премьером президент Дмитрий Медведев?

 

12. Призрак Косово

Нам осталось 60 лет до наступления Московского халифата.

Диакон Андрей Кураев (2006)[21]

 

Китай не является единственным претендентом на роль могильщика России. В конечном счёте, всё может ограничиться отторжением Дальнего Востока и части Сибири. Китайская экспансия разворачивается не в вакууме, и она неизбежно наткнётся на экспансии иных геополитических сил, среди которых важное место занимает мир ислама.

Геополитическое значение ислама стало настолько самоочевидным, что сегодня его называют чуть ли не единственной альтернативой и конкурентом западной цивилизация. Если ещё во время Афганской войны (1979-1989) мусульмане использовались США как инструмент борьбы против СССР, то после конца Холодной войны они превращаются в самостоятельную силу. Символично, что на посту террориста № 1 коммуниста Ильича Рамиреса Санчеса сменяет исламист Усама бен Ладен. Следует особо оговорить, что речь здесь идёт о внешнем, эмпирически наблюдаемом исламе, приверженцев которого обыкновенно называют этническими мусульманами. При распространении подобного ислама распространяется главным образом генотип и менталитет народов, называемых мусульманскими.

Так, этнические мусульмане превратились во влиятельное меньшинство в Европе, обозначив своё присутствие беспорядками в промышленных городах средней Англии весной-летом 2001 года, а также целой «войной предместий» во Франции осенью 2005 года. Учитывая асимметрию между низкой рождаемостью коренных европейцев и многодетностью этнических мусульман, Европу может постигнуть судьба края Косово.

Исторически край Косово был исконной сербской территорией. На его территории в городе Печ располагалась резиденция сербского патриарха. Эти земли также были обильно политы сербской кровью во время исторического сражения на Косовом поле с турецкими завоевателями в 1389-м. Однако постепенно Косово заселили албанцы, а сербы уже в XIX веке превратились в национальное меньшинство в своём Отечестве. Албанцы потребовали автономии на том основании, что земля должна принадлежать тому народу, который её населяет. Разгорелся конфликт, в результате которого последние из сербов были вынуждены покинуть Косово, а следы их исторического присутствия, включая памятники архитектуры, были уничтожены. Сербские источники фиксируют разрушение в крае до 110 храмов и монастырей[22].

Однако призрак Косово грозит не только Европе, но и России. В нашей стране проживает около 20 миллионов этнических мусульман, и их сегмент в российском обществе стремительно растёт. Основным плацдармом экспансии этнического ислама следует признать даже не Кавказ, где тлеет антироссийская война под знаменем джихада. Отторжение горских республик не так катастрофично для России, как отторжение региона, именуемого Идель-Урал (Волга-Урал), который клином отсекает от европейской России промышленные и сырьевые регионы Урала и Западной Сибири. Идель-Урал вершиной упирается в Татарстан, от которого расходятся лучи к исламским регионам Северного Кавказа и Средней Азии.

Возрождающаяся русская православная духовность, ковавшаяся в вековых битвах с «басурманским» миром, направит Россию по пути Британской Индии, расколовшейся в 1947 году по религиозному принципу на индуистскую Индию и мусульманский Пакистан. Идель-Урал раскалывает Россию на бедную в сырьевом отношении европейскую часть и Сибирь. В начале войн за российское наследство мусульмане могут даже вступить в альянс с китайцами. Несмотря на наличие между ними противоречий в Синьцзяне (китайском Туркестане), во время Афганской войны они наработали опыт геополитического сотрудничества, когда Китай вооружал душманов в их борьбе против советского социал-империализма.

Страх перед призраком Косово стимулирует проект «Русский ислам», разработанный в недрах российской власти советником полпреда Президента в Приволжском федеральном округе Сергеем Градировским. Целью этого проекта является амортизация неизбежного столкновения России с миром ислама. Однако рекомендации сделать из Поволжья новый homeland России[23] способны превратить исторические русские земли в провинции новой Золотой Орды. Это всё равно как в своё время предложить Шарлю де Голлю сохранить Алжир в составе Франции ценой переноса туда столицы. Подобные проекты отдают фетишизацией государства, а их целесообразность представляется в высшей степени сомнительной. Государство — не фетиш, а инструмент саморегуляции общества.

Россия пока что беззащитна перед призраком Косово, а духовный вакуум и коррупция властей создают все условия для того, чтобы последствия от его материализации стали чудовищными. История знает много примеров мгновенной колонизации обширных территорий, когда местное население либо ассимилировалось, либо превращалось в дискриминируемые меньшинства вроде египетских коптов, турецких греков или сибирских тунгусов.

 

13. Архетип оранжизма

 

И всё же при возможном отторжении от России огромных территорий на юге и востоке относительно неприкосновенной остаётся её северо-западной часть. Россия словно провиденциально возвращается к своему первоначалу — к Ладоге, которая была столицей Русской земли прежде Москвы, Киева и даже Новгорода, ибо само название «Новгород» означает новый город и подразумевает наличие старого города, каковым и является Ладога. Именно там восточные славяне консолидировали Русь под началом варягов. Призвание Рюрика здесь даже не является определяющим, поскольку летописи повествуют, что варяги управляли этой землёй и прежде, но были изгнаны и вновь возвращены после начавшихся междоусобиц. Сегодня Россия в состоянии глубочайшего кризиса вновь возвращается к своим нордическим корням.

Однако эта регрессия блокируется официальной идеологией евразийства, для которой любая форма западничества воспринимается как грех атлантизма. Подобная позиция во многом определена прошлым российского правящего класса. Как известно, Перестройка была очень странной революцией без смены элиты. Советская номенклатура вошла в сговор с криминалом и, освободившись от коммунистических догм, попыталась примерить одежду латиноамериканского олигархического либерализма. Наиболее ярко этот сговор проявил себя в Грузии, когда после свержения Звиада Гамсахурдиа к власти в 1992-м пришёл тандем вора в законе Джабы Иоселиани и бывшего советского министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе. Симпатии же к латиноамериканской модели выразил российский вице-премьер Борис Немцов, открыто восхитившийся диктатором Пиночетом во время официальной поездки в Чили 5-6 декабря 1997 года[24].

Дефолт 1998 года обнаружил неэффективность латиноамериканской модели, и российская элита сделала очередной идеологический вираж, восприняв идеологию евразийства. В том же году произошло два знаковых события. Премьер-министром стал Евгений Примаков, недвусмысленно заявивший о геополитических амбициях России в рамках проекта многополюсного мира. Одновременно идеолог евразийства Александр Дугин разорвал отношения с маргинальной Национал-большевистской партией Эдуарда Лимонова и стал советником председателя Государственной Думы. С одной стороны, поворот к евразийству выбил почву из-под ног коммунистической оппозиции, которая осознала себя авангардом народно-патриотических сил. Второй президент Путин по «укреплению вертикали» замирил Чечню, отменил выборность губернаторов, совершил популистские «наезды» на опальных олигархов. Однако, повернув в сторону евразийства, российская элита пошла по пути консервации процессов разложения, наметившихся ещё в советскую эпоху. Россия превратилась в сырьевой придаток промышленно-развитых стран мира, а её экономика оказалась в прямой зависимости от мировых цен на нефть и газ. Борьба с оборотнями в погонах носила в основном символический характер и так и не смогла решить проблему коррупции. Ликвидация демократических свобод, которые компенсировали дискомфорт правления Ельцина, явилась оборотной стороной «укрепления вертикали»: после отмены выборности губернаторов представительность верхней палаты парламента превратилась в фикцию, а Государственная Дума стала избираться исключительно по партийным спискам, причём проходной барьер был увеличен до 7%. Российский парламент оказался отчуждённым от общества.

Агонические виражи не прибавляют российской элите чувства безопасности. Последний её страх связан с призраком Оранжевой революции. Именно им было инспирировано создание проправительственной экстремистской организации «Наши» в 2005 году. И страх этот был не напрасным. Марши Несогласных 2007 года убедительно продемонстрировали, что единственной радикальной оппозицией власти являются русские оранжевые. Коммунисты, как говорится, нервно курят.

Современная русская оппозиция не может игнорировать опыт Украинской Оранжевой революции 2004 года, которая выбрала своей мишенью киевскую разновидность коррумпированного постсоветского режима. Прежняя система была осознана в бело-голубых тонах. Они стали ассоциироваться с властью евразийски ориентированных криминально-олигархических кланов, символически представленных двумя фигурами: ранее судимым за убийство кандидатом в президенты Виктором Януковичем и его спонсором, донецким миллиардером татарского происхождения Ренатом Ахметовым. Сторонники старого режима также получили название янучар. В этом слове фамилия бело-голубого Януковича причудливо сочеталась с янычарами — древней турецкой гвардией. Название намекало на то, что бело-голубые являются проводниками азиатско-деспотического начала на Украине, тогда как оранжевые представляли европейско-демократические принципы.

Идеологически как оранжевые, так и их бело-голубые оппоненты являются сторонниками либерализма. В контексте философии Фукуямы это совсем неудивительно, ибо после окончания Холодной войны либерализм не имеет альтернативы. У «народно-патриотических сил» с их идеей державности и огосударствления экономики по-прежнему нет исчерпывающего ответа, где они возьмут честных чиновников, которые бы работали на благо фиктивного народа. Интересно, что социалисты, при всех своих искренних симпатиях к народу, тем не менее воспринимают его как Другого, как объект благотворительности и милосердия, низводя до уровня манипулируемой массы. Государство защищает интересы населения только тогда, когда оно структурировано в гражданское общество, посредством которого выдвигает свои требования власти и контролирует их выполнение.

Гражданское общество (civil society) — это ключевое понятие либеральной политической философии со времени Джона Локка. С одной стороны, здесь идёт речь об армировании населения посредством сети негосударственных организаций, способных защитить права каждого отдельного гражданина перед властью. С другой — о присутствии многообразных спектров понятия гражданственности. Долгое время в России это слово превратно воспринималось сквозь призму снисходительного романтически-немецкого Bürgerlich: гражданское как буржуазное. Однако civil можно также воспринимать как земский, национальный и даже народный, достаточно конденсировать феномен гражданственности из таких словосочетаний как гражданский долг, гражданская инициатива, гражданское неповиновение, гражданская оборона и гражданская сознательность.

Оранжевая идея акцентирует в либерализме аспект гражданского общества, тогда как их бело-голубые оппоненты настаивают на приоритете монетаризма — концепции, утверждающей способность общества к самоорганизации на основе неконтролируемого рынка. Бело-голубые продолжают традиции того либерализма, который Джордж Сорос в 1997 году назвал грабительским капитализмом (robber capitalism). Апологетом этой модели является русский историк Владимир Хорос. В 1994-м он провёл параллель между развитием России и Японии в рамках «второго эшелона модернизации»[25], где представители номенклатуры, видимо, уравнивалась с потомками самураев в праве создавать крупные корпорации и единолично осуществлять контроль над национальной экономикой.

Оранжевые революционеры укрепили гражданское общество в двух аспектах. Во-первых, они перешли к парламентской форме правления, понизив проходной барьер для политических партий до 3%. Во-вторых, оранжевый президент Виктор Ющенко приравнял всех ветеранов, сражавшихся за независимость Украины в годы Второй Мировой войны — как красных партизан, так и бандеровцев (бойцов украинской повстанческой армии). Без подобных примирительных жестов невозможна гражданская солидарность — действенное средство в борьбе с таким пороком бело-голубого капитализма как коррупция.

Вместе с тем, оранжевые в пику российским реформаторам эпохи раннего Ельцина не являются сторонниками минимизации государства, которая как раз развязывает руку уголовным элементам. Государство трактуется ими как инструмент антимонопольной политики в руках общества. Жанна д’Арк Оранжевой революции — Юлия Тимошенко — призвала провести пересмотр незаконной приватизации целого ряда промышленных предприятий, из которых наибольшую огласку приобрела деприватизация металлургического концерна «Криворожсталь». Подобный подход лежит в русле западной философской традиции, восходящей ещё к Платону. Государство — это воплощение справедливости, призванной гармонизировать сегменты гражданского общества, частью которого являются, с точки зрения Фукуямы, и организованные преступные группировки.

В последние годы Украина столкнулась с бело-голубой контрреволюцией, разыгравшей карту федерализма и защиты прав русскоязычных. Оранжевая революция субъективно опирались на опыт чехословацкой Бархатной революции 1989-го, которая привела к мирной дезинтеграции государства на Чехию и Словакию как альтернативе югославского сценария гражданской войны. Но украинские революционеры оказались не готовы к сходному развитию событий. Они пошли по пути перерождения, перестав слушать голосМайдана.

Какой бы ни была дальнейшая судьба Украинской революции, она уже затронула глубинный европейский архетип оранжизма, который прежде отчётливо проявлялся два раза — в Ордене оранжистов и Оранжевой республике.

Орден оранжистов представляет собой ирландскую протестантскую организацию, регулярно проводящую традиционные марши по католическим кварталам Белфаста в честь исторической победы короля-протестанта Вильгельма III Оранского над сторонниками короля-католика Якова II в 1690 году. Оранжевый цвет здесь символизирует революционный протестантизм в ярко выраженной антикатолической форме. Вильгельм III стал королём Англии в результате Славной революции 1688 года. Эта революция в известном плане была экспортом Нидерландской революции XVI века, поскольку Вильгельм III был этническим голландцем, а его прадед командовал отрядами вооружённых фламандских протестантов. В отечественной историографии Нидерландскую революцию принято именовать «буржуазной», однако она была, прежде всего, национальной и кальвинистской. Началась она с Иконоборческого восстания 1566 года, где главной мишенью была избрана символика Римской Католической Церкви. Причём неприятие протестантов вызвали даже не догматы, а транснациональная иерархическая структура, которая с необходимостью порождала коррупцию индульгенций, непотизм и симонию.

Если англикане и лютеране в ходе Реформации сменили общеевропейскую бюрократию на национальную, подчинив церковь главе государства, то кальвинисты сделали гораздо более радикальный шаг, разбив христианство на ряд автономных самоуправляющихся общин-конгрегаций с выборными настоятелями. Они предельно демократизировали церковь, восстав против тирании наместников. Именно кальвинисты придали некогда астрономическому термину революция грозный современный смысл. Сама Великая Французская революция должна была быть кальвинистской, и лишь реки крови, пролитые в Париже во время Варфоломеевской ночи 1572 года, отодвинули её осуществление на конец XVIII века. По замечанию Бертрана Рассела, «Библией большинства вождей Французской революции» был трактат кальвиниста Жана Жака Руссо «Об общественном договоре»[26].

Оранжевую республику в Южной Африке создали голландские кальвинисты, за которыми закрепилось имя буры. Между монархическими устремлениями Ордена оранжистов и оранжевыми республиканцами в Южной Африке нет принципиального различия. В двух случаях основным содержанием этих форм правления является развитая система народного представительства: британский парламент и бурский Volksraad. Монархия превращается в республику не только в результате свержения короля, но также и после существенного ограничения его власти со стороны выборных представителей.

Однако буры акцентировали ещё один важный аспект оранжизма — толерантность. В недавнем прошлом Европа превратила весь мир в свою колониальную периферию. Существовало два стиля колонизации: нетерпимый к местным особенностям католический и толерантный протестантский. Католики обладали внушительными ресурсами. Их флотилии открывали целые континенты и сокрушали туземные цивилизации. Однако они стремились унифицировать покорённые народы под началом Римской Католической Церкви. В итоге многие древние страны исчезли, а на их месте появились обширные регионы, названные впоследствии Третьим миром, ярким примером которого являются страны Латинской Америки. Протестантский стиль колонизации был представлен, в основном, кальвинистами, причём не только бурами, но и пуританами Новой Англии. Все они толерантно относились к обычаям туземных народов и политике насильственной ассимиляции противопоставили политику апартеида и резерваций. Сегодня эти слова приобрели негативный оттенок, однако у кальвинистских колонистов была своя правда. Унификация разрушает единство народа и превращает его в безродную массу, которая охотно следует за любым демагогом. Противопоставление самоуправляющегося народа и манипулируемой массы составляет главный момент политической философии кальвиниста Жан-Жака Руссо. Граждане Оранжевой республики не только не пытались насильственно цивилизовать местное негритянское население, но и блюли жёсткую миграционную политику, от которой страдали даже белые британские переселенцы — уитлендеры.

В результате оранжевой протестантской колонизации появились государства, которые никак нельзя отнести к странам Третьего мира: США, Оранжевая республика, Трансвааль, Австралийский Союз, Канада, Новая Зеландия и Израиль. Прочие страны остались слаборазвитыми лишь по причине недостаточной колонизации. Город, заложенный как Новый Амстердам и ныне известный под именем Нью-Йорка, стал столицей мира.

Конечно, нельзя ставить знак равенства между кальвинизмом и оранжизмом. Жан Кальвин мыслил стереотипами своего времени. Для него приоритет сохраняли схоластические вопросы апологии триединства Бога и предопределения. Однако именно посредством Кальвина оранжевая идея явила себя миру. Суть её можно выразить в следующем: сила и самостоятельность народа заключается в силе и самостоятельности общин, его составляющих. Власть должна быть делом народа, ибо господство составляет сущность человека. В противном случае люди деградируют в безликую и безынициативную массу.

 

14. Эльфизм

 

Эти эльфы поселились у моря

или скитались в лесах и горах Мира,

но сердца их всё же были обращены к Западу.

Дж. Р. Р. Толкиен. Сильмариллион

 

Трансконфессиональный характер оранжизма очевиден при переводе его основных принципов на язык другой религии. Например, на язык ислама. Немецкий богослов Мартин Лютер в основных чертах воспроизвёл магометанскую реформу христианства. Подобное толкование оправдано тем, что христианство — это религия, признающая Иисуса Христа посредником между Богом и человеком. На этом основании ислам, почитающий пророка Ису, предстаёт перед нами как разновидность христианства. Впрочем, возможен и обратный ход, когда под исламом понимается любая, даже на вес пылинки, вера в Бога.

Мухаммед подобно своим протестантским последователям критикует церковную иерархию и поклонение человека человеку. «Они взяли своих книжников и монахов за господ себе помимо Аллаха», — сказано в Коране (9:31). Транснациональной («католической») бюрократии ортодоксальной церкви протестанты противопоставляют согласие общин-конгрегаций — аналог исламских джамаатов. Подобно имамам, пасторы избираются из среды прихожан, а не назначаются «из центра». Вслед за мусульманами кальвинисты утверждают спасение по предопределению, вследствие чего обрядовая сторона неизбежно отодвигается на второй план, ибо кто спасён — не согрешит. Поэтому ислам открывает двери суфизму — свободному поиску истины, а протестантизм — светской культуре. В целом протестанты (реформаты) настаивают на принципе Sola Scripture — допустимости самостоятельного прочтения и толкования Священного Писания. В исламе этот принцип получил наименование иджтихада. Из допустимости субъективного понимания следует каноническая толерантность, когда за приверженцами иных религий, как за Людьми Книги в исламе, оставляется право на соучастие в истине.

Веротерпимость, провозглашённая Мухаммедом и Джоном Локком, показала всю узость конфессиональных рамок. Став частным делом каждого белого человека, религия перестала фундировать гражданское общество. Люди распылилось на массы отчуждённых индивидов, вновь почувствовавших со временем необходимость в коммуникативных пространствах, в которые они могут свободно вступать и покидать. Такими пространствами стали субкультуры. Сегодня именно они армируют собой гражданское общество.

Ещё маоисты заметили, что серьёзным препятствием движения по пути прогресса является консервативная ментальность, поэтому любые социальные преобразования должны предваряться культурной революцией. Главной движущей силой подобной революции является молодёжь, ибо её сознание в наибольшей степени открыто будущему. Так родилась идея контркультуры, которая позже расцвела множеством молодёжных субкультур.

К похожим результатам пришли и ультраправые, для которых фашизм из политической идеологии по переустройству государства превратился в образ мысли и стиль жизни. Появился феномен гламурного фашизма и субкультуры скинхедов. Однако всё началось слева.

Первыми стали хиппи, заявившие о себе антивоенными протестами в 1967 году. Они носили длинные волосы, курили марихуану, слушали рок-н-ролл, путешествовали автостопом, увлекались восточной философией и практиковали свободную любовь. Отчасти хиппи появились под воздействием ямайской афро-христианской секты растаманов, однако в субкультуре хиппи не существовало никаких инициаций, ритуалов или иерархии. Каждый мог стать хиппи, подражая им в одежде и образе жизни. Отчасти хиппи популяризовали стиль жизни творческой богемы, но они не были связаны с определённой профессией. Некоторые принципы хиппи, такие как наркотики и свободная любовь, оказались скомпрометированными. Рок-н-ролл разделился на такое количество жанров, что его поклонники перестали понимать друг друга. Истеблишмент к 1984 году породил субкультуру яппи — антипода хиппи, обладающего болезненной тягой к здоровому образу жизни и удвоенной силой потребления.

Однако хиппи сошли со сцены мировой истории ещё в 1975-м, когда в авангарде молодёжного протеста встали панки. Часть хиппи, увлёкшись тяжёлой музыкой и средневековым оккультизмом, породили субкультуру металлистов. Другая часть, оседлав мотоциклы, стала байкерами. Панки противопоставили длинным волосам хиппи короткие, агрессивные всклокоченные причёски. Цветам на одежде — провокационные надписи. Восточной философии — цинизм в сочетании с идеями бунта и анархии. Марихуане — алкоголь. Всеобщей любви — безразличие, перемежающееся спорадическими всплесками агрессии.

Панки оказались долгоживущей субкультурой, но и они породили две дочерние — скинхедов и готов. Первые воинственно побрили голову наголо и прониклись ариософскими идеями священной расовой войны. Вторые покрасили волосы, глаза и ногти в чёрный цвет. Идеалом гота стал вампир — одинокий бессмертный ангел, вынужденный причинять окружающим боль.

Последними пришли эмо — стриженые готы с косыми чёлками. Их стиль жизни стал более трезвым. Никакого абсента и прогулок по кладбищам. Вместо элегантных плащей и шнурованных ботинок — куртки и кроссовки. Чёрный цвет уравновешивался розовыми вкраплениями, символизирующими инфантильный взгляд на мир.

Параллельно на основе христианской секты растаманов выросли субкультуры рэпперов и рэйверов. Первые поэтизировали свою жизнь под музыку с виниловых пластинок, сопровождая свою речь обильной жестикуляцией. Они иногда вспоминали о Боге Yo и слушались своих МС — мастеров церемоний. Местами обитания рэпперов были улицы и дворы, которые они обживали с помощью граффити, брейк-данса и скейтов. Поначалу рэпперы уклонились в поэтизацию криминальных разборок, но затем они примирились с западной цивилизацией в гламурном r’n’b. Рэйверы, напротив, исступлённо плясали на вечеринках под пластинки с синтетической музыкой. Их символом стала кислота (acid), а шаманом — ди-джей.

Ни одна из существующих субкультур пока не способна открыть будущее, однако в некоторых из них содержатся его ключи. Посему должна появится новая идентичность, объединяющая субкультуры в единое целое. Обозначим эту идентичность эльфами в честь совершенных прекрасных существ из европейской мифологии. В образе эльфов явлена энтелехия человека западной цивилизации — westerner.

Эльф мыслится, прежде всего, эстетом. Европейская цивилизация, преодолев Вавилонское пленение авторитетом, пришла к идее интуитивного основания жизни. Вместо жизни по заповедям — последовательность красивых поступков. Вместо церковно-символического искусства — светская эстетика природы, лесной хоровод и завтрак на траве. Поэтому жизни эльфа свойственна определённая лёгкость. Ощущая себя пришельцем в сём мире, он, тем не менее, умеет наслаждаться настоящим мгновением. От этого эльф не становится изнеженным сибаритом, хотя Герберт Уэллс в «Машине времени» провидел эту опасность в образе элоев. Эльф наслаждается разумно, понимая конечность происходящего. Ему ведом рок и мрачные предчувствия гибели богов. Он знает о таинственных силах космоса, поглощающих звёзды. Однако конечность лишь подчёркивает ценность настоящего. Без конца нет гармонии и нет чести. Каждый свой поступок от поведения за столом до смертельной дуэли эльф превращает в искусство.

При анализе содержания этой идентичности мы не можем не обратиться к творчеству Дж. Р. Р. Толкиена, который наиболее полно раскрыл идею эльфов. Профессор (так его обычно называют искренние почитатели) считает эльфов сынами Единого Бога Эру. Основным различием эльфов и людей является принцип первородства. Эльфы пришли в наш мир раньше людей, поэтому Бог наградил их более совершенными качествами.

В аспекте первородства эльфы аналогичны библейским ангелам. Если мы совершим богословскую инверсию Тейяра де Шардена, то увидим, что ангелы и эльфы — это существа, приближенные к точке Омега. Иными словами, это образы грядущей постчеловеческой расы. При всём их сходстве, между ними существуют и значительные различия. Ангелы представляются идеалом ближневосточного человека, ориентированного на ибадат — угодливость и послушание высшим. Эльфы, напротив, представляются сугубо европейским идеалом. Они не поклоняются Эру, но помнят и чтят Его. Эльфы разумны и свободолюбивы. Они отвергают внешний авторитет и приемлют лишь равных, соглашаясь вести подчинённых. Их влекут звёзды и Запад. Толкиен особенно настаивает на этой характеристике эльфов: «Но сердца их всё же были обращены к Западу». Речь здесь идёт не только о геополитических симпатиях, но и о метафизическом принципе Смерти как исполнения всех возможностей, о приближении к точке Омега.

Одним из современных (малых) пророков ислама можно назвать Лавкрафта. В 1895 году он принял ислам и нарёкся Абдуллой Альхазередом. Корпус сочинений Лавкрафта, следовательно, и является тем самым Некрономиконом. В нём мы находим ключевые упоминания о запредельном Боге Азатоте (Lord of all things, Nuclear Chaos & Demon-Sultan), о Конце Света, о высших силах, о преображении людей в Древних, которые победят смерть.

Эльфы Толкиена напоминают инопланетных богов из мрачных сочинений Лавкрафта. Параллель сквозит уже в фонетике, где эльфы иногда называются эльдарами (Eldars), что созвучно с Древними (Old Ones). Одни имеют первородство от Эру, другие — от Азатота. Обе расы духовно связаны со звёздами, особенно с созвездием Большой Медведицы, именуемым в одном источнике Серпом Валаров, а в другом — Миром Семи Солнц. Эта связь аналогична тоске по бесконечности шпенглеровского фаустовского человека: вместо изолирующей Великой Китайской Стены и самоуглублённой медитации индусов — память о звёздном небе, к которому устремлены острые шпили готических соборов и межзвёздных ракет. Только западной цивилизации удалось осуществить прорыв к звёздам, открыв человечеству знание о небе. Сама этимология слова «эльф» восходит к обозначению белого цвета и белой расы. Древние Лавкрафта, несмотря на внешние отличия от эльфов, проникнуты ницшеанской волей к власти, вечному возвращению и переоценке всех ценностей. Их рай напоминает Валгаллу, поэтому они тоже сопричастны Западу.

Точки соприкосновения фантазий Толкиена и Лавкрафта позволяют выявить Р’льех эльфов, который позволил бы избежать геополитического схлопывания российского пространства под воздействием иных сил. Р’льех, в котором слышится слово Рейх, лишь отчасти напоминает иные образы трансцендентального города. Лавкрафт подчёркивает, что Р’льех — это многомерный город будущего. Он пока ещё скрыт от стороннего наблюдателя, но его жители уже «ждут, мечтая» (waits dreaming), в своих каменных склепах. Р’льех представляет собой символическую оппозицию Атлантиде. Это не тонущий, а всплывающий город. В этом городе сосредоточен весь ужас Земли, но в то же время именно отсюда распространяются мечты, которые ведут в будущее. В отличие от Небесного Иерусалима, Р’льех не спустится сверху, а будет реализован теургической практикой. Р’льех — это та вожделенная цель европейского реформаторства, которая столетиями подсвечивалась оранжевой идеей.

Взглянём на эльфов сквозь призму ислама. Эльфы пренебрегают некоторыми внешними атрибутами традиционных религий, поскольку на основании хадиса Мухаммеда считают, что уверовавший в Эру уже спасён. Они дистанцируются как от суфизма, так и от ваххабизма, хотя принимают глубинный смысл этих направлений. Так, хакикат (интеллектуальное постижение), по мысли эльфийских богословов, должен предшествовать шариату; а халифат заключается в формировании сверхчеловека (инсан ал-камил).

Религия эльфов — это нордическая религия, которая комбинирует ислам с эльфизмом (белым адатом). Ислам — это авараамическая традиция, равно приемлющая пророчества Моисея, Иисуса и Мухаммеда. Цель этих религий — создание Халифа (совершенного человека). Поэтому должно учиться не только подчинению, но и господству. Ислам для них является религией толерантности, которая воспринимает иноверцев как Людей Писания (не только христиан и иудеев, но также буддистов, марксистов и сатанистов). Религия эльфов — это религия нордических халифов. Харадримской покорности они противопоставляют эльфийское господство. Халиф — это не преемник Мухаммеда. Сам первочеловек Адам был халифом: наместником Бога. Господство — это суть (фитра) человека. Религия эльфов— экологическая религия сверхчеловека. Он не терпит средневекового консерватизма. Интеллектуальное постижение и революционные технологии по замыслу Всевышнего позволят достичь халифата. Технологии (мисвак) являются частью человеческой природы (фитры).

Эльфы — это спящая раса, существующая в виде субкультуры. Они возрождают мистику Европы, разорванную между началом алчных гномов, грубых троллей и возвышенных эльфов. Антропологии земельной глины они противопоставляют холодный огонь небес.Их женщины не носят хиджабов, ибо они не нуждаются в знаках власти над собой. Основу их поклонения составляет лесной хоровод (зикр-таваф), ибо земные ангелы не встают на колени. Эру создал их для высших небес, для полётов над листьями Мирового Дерева. Их мечети — это леса, в которых они предаёмся медитациям о Великом Эру (зикр). Они молчаливо блуждают, стоят, обходят деревья по кругу (таваф) и прислоняются ладонью к коре (такбиль). Каждый эльф хоть раз в жизни должен совершить хадж в лес. Эльфы имеют особое отношение к Рождеству, на праздновании которого они сопровождают Санта-Клауса. Для них Рождество — это мавлид пророка Иисуса, Праздник Бараката, где сама ёлка является символом древа познания добра и зла, а серпантин на ней олицетворяет библейского змея. Одной из форм «эльфийского ислама» можно назвать лютеранство — северную балтийскую религию, впитавшую в себя рыцарский дух (именно немецкие рыцари сделали из «ереси Лютера» направление в христианстве) и легенды о Граале (мистика наполненной кровью чаши как антитеза православной лжицы).

Итак, нас даже интересуют не судьбы России, которые и дальше будут продолжать развертывать свою сущность. Нас интересует пост-Россия. Мы пытаемся увидеть то, что придёт на смену России, что продолжит её традиции и унаследует её территории. Именно это и заставляет нас ждать, мечтая…

 

[1] Гибсон У., Стерлинг Б. Машина различий. Екатеринбург: У-Фактория, 2002. С. 24.

 

[2] Сталин И. В. О задачах хозяйственников (Речь на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г.) / Вопросы ленинизма. Л., 1947. 327 с.

[3] Его же. Об основах ленинизма. 19 с.

[4] Барт Р. Бишон среди негров / Мифологии. М., 1996. 110 с.

[5] Сталин И. В. Итоги первой пятилетки. 392 с.

[6] Там же. 393 с.

[7] Там же. 393-394 с.

[8] Там же. 392 с.

[9] Там же. 394 с.

[10] Там же. 393 с.

[11] Козлов В. Г. Реакционная сущность империалистических армий // Война и армия. М., Воениздат, 1977. 317 с.

[12] Наша великая Родина. М., Госполитиздат, 1953. С. 147.

[13] Наша великая Родина. М., Госполитиздат, 1953. С. 178.

[14] Современный научно-технический прогресс и его влияние на войну и военное дело / Война и армия. М., Воениздат, 1977. С. 196.

[15] Что такое человек? Загадка антропосоциогенеза / Введение в философию. М., Политиздат, 1989. С. 226.

[16] Роль идеологии в войне / Война и армия. М., Воениздат, 1977. С. 259.

[17] Духовный фактор в войне / Война и армия. М., Будущее / Введение в философию. М., Политиздат, 1989. С. 606. Воениздат, 1977. С. 243.

[18] Будущее / Введение в философию. 1989.

[19] http://news.bbc.co.uk/1/hi/world/europe/4845164.stm.

[20] http://www.panasia.ru/main/china/2.html.

[21] http://www.patriarchia.ru/db/text/80603.html.

[22] http://srpska.ru/article.php?nid=1319.

[23] http://antropotok.archipelag.ru/text/a056.htm.

[24] http://www.ng.ru/politics/2000-02-15/3_myth.html; http://www.chile.mid.ru/0ld/hronik.html; http://www.chile.mid.ru/0ld/step_rus_01.html.

[25] Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Horos/01.php.

[26] http://www.humanities.edu.ru/db/msg/49426.