Тезисы доклада на круглом столе «Бог как иллюзия»
Предположим, что современная наука родилась в 1687 году, одновременно с выходом «Математических начал натуральной философии», и именно это далее будет обозначаться словом «наука». Также предположим, что под «религией» мы имеем в виду авраамическую, обычно называемую «христианством», и речь вообще идёт преимущественно о Западной Европе.
Совершенно бесполезно рассматривать конфликт религии и науки как конфликт двух различных систем интерпретации действительности. В данном качестве они соприкасаются только в сознании наиболее ревнительных сторонников первого или второго (г-н Докинз — как пример одного из них), и нас эти их конфликты здесь не интересуют. Гораздо более целесообразным представляется рассмотрение тех социальных институтов, которые способствуют воспроизводству религиозных или научных текстов и практик. Основное заблуждение — вести речь о том, что борьба между ними идёт за истину. И тем, и другим понятно, что единственная возможная форма интеллектуального общения между этими двумя институтами — это тактичное молчание друг о друге, робко возможно — взаимоизучение. Борьба между ними идёт, в первую очередь, за аудиторию потребителей производимых ими практик и текстов, проще говоря — покупателей. Она происходит, скорее, в экономическом, чем в интеллектуальном пространстве. И тут наука, как институт менее древний, естественно, гораздо более агрессивна. И сценарий развития, представленный в знаменитой серии мультсериала «South Park», смешон только на первый взгляд.
Если образ жизни религиозного человека формировался на протяжении тысячелетий, то современный атеизм приобрёл действительно массовый характер только после победы большевизма в СССР. И, заняв в обществе место религии, он нуждается в перепроизводстве огромной части социальных практик, которые уже были сформированы в религиозном сознании.
Именно в возможности атеистического мировоззрения предоставить не только «обоснованную картину мира», но и соответствующий принимающим её габитус, и кроется ответ на вопрос о его жизнеспособности. Представляется сомнительным, что его адепты смогут с нуля создать что-то более глубокое и выдающееся, чем практики христианства с тысячелетней историей развития (молитва, причастие, крещение etc.). К тому же, адепты авраамических религий не сдадут насиженные места без боя. Поэтому единственным более-менее перспективным для атеистов-сциентистов выходом представляется обращение к подобного рода опыту других атеистических установок: буддизму, индуизму или чему-то подобному. Такого рода, пока ещё достаточно эклектичные, заимствования и экивоки между ними мы уже можем наблюдать в достаточно большом количестве. Хотя ортодоксальные сторонники науки (в том числе и г-н Докинз) на это, конечно, не пойдут, из-за чего, скорее всего, останутся в истории систем мышления как не более чем занятные чудаки.
Возможен, конечно, и сценарий в котором, несмотря на декларации о светском образовании (которые гораздо менее повсеместно распространены, чем кажется большинству постсоветских обывателей), повторное объединение Церкви и науки (вот пример неявного преимущества религии: слово «Церковь» в значении «организация» пишется заглавной с буквы, тогда как «университет» в любом случае со строчной), но ввиду длительности, с одной стороны, процесса подгонки этих двух интерпретационных систем друг к другу, а с другой — достаточно сильной настороженности между ними и наличия кучки фанатиков как с одной, так и с другой стороны, подобный сценарий представляется достаточно утопичным.
Вопрос о том, сможет ли в конечном итоге наука занять место религии в будущем, скорее всего, будет решён через пристальное рассмотрение возможности взаимодействия этих двух институтов с государственными структурами, с одной, и капиталом (не обязательно крупным) — с другой стороны. Потенциал Церкви значительно выше, поскольку она, несмотря ни на что, гораздо более сплочена, может выступать как единый организм, тогда как научное сообщество гораздо более разобщено, Церковь же может обещать и угрожать от своего имени, пример достаточно высокой коммерческой и идеологической конкурентоспособности такого рода организаций мы можем наблюдать в современных России и США. Для научного же сообщества выгоднее взаимодействие с мелким бизнесом и обществом напрямую, чем через посредство госструктур.