Последующий период отхода от национальной идентичности в сторону классовой позволил практически замолчать «русский вопрос» на добрые несколько десятков лет — вплоть до т.н. «ВОВ», где уже Сталин был вынужден расконсервировать некоторые мемы исключительно для целей обороны СССР от гитлеровской Германии. Последующие периоды всплесков «русскости», скорее всего, были связаны с процессом контролируемого демонтажа совка, начавшегося практически сразу после смерти «усатого властелина», отправной культурологической точкой для которых явился сериал «17 мгновений весны». Именно из него выросли все те националисты, которые представлены нынешними множественными русскими национальными движениями — как относительно открытыми, так и сугубо «теневыми». Таким образом, искажённое восприятие германского национал-социализма стало основой современному национализму русскому, со всеми причитающимися атрибутами — фюрерами, идеями национального превосходства и даже тайными обществами по типу небезызвестного «Туле».

Получается, что каждый раз импульс на создание русской национальной движухи задавался сверху? Да, это так, иными словами, все русские национальные объединения в своё время появились с подачи спецслужб — сперва царских, затем по велению Сталина, притом будучи оформленными лучшими на тот период деятелями искусств в различных произведениях, посвящённых русскому народу; подобная картина наблюдается вплоть до сегодняшних дней. Далее, собственно в период, когда совок уже практически находился в стадии неизбежного разложения, с начала 1973 года (выход фильма «17 мгновений весны») до начала афганской войны в 1979 году, запустили новейшую мифологию «русскости» на основе язычества, родноверия, с отсылкой к некоторым индуистским «славяно-арийским» религиозным концепциям, ставшим смысловой основой для современных русских националистических движений, функции которых остались прежними — отведение угрозы от властных группировок путём сосредоточения недовольства на низовых политических аспектах — гастарбайтерах, незаконных мигрантах, этнической преступности, крышуемых и прикрываемых всё той же властью. Значительную часть новых русских националистов утилизировали в Афганистане, это был первый этап, последующая утилизация недобитых в Афгане уже проходила в криминальных кругах, тесно связанных с силовыми ведомствами России, затем после распада СССР — в 1993 году расстреляли остатки наиболее активных русских националистов, последующие национальные движения уже носили характер сдерживающих и протестно-канализирующих, который сохраняется и до настоящего времени.

Вместе с этим, относительно недавно, в качестве альтернативы прогосударственному, этатистcкому, имперскому русскому национализму появились весьма немногочисленные автономные и полуоткрытые национал-демократические движения, ссылающиеся как на древненовгородский исторический опыт национальной демократии, так и на современный израильский и европейский опыт построения и эксплуатации национал-демократических государств — прежде всего НДА и «Общее дело (АРИ)». Несмотря на явные нестыковки в отдельности базовых концепций демократии и национализма, что, впрочем, вполне объяснимо самой человеческой природой, изобилующей внутренними противоречиями и «взаимоисключающими параграфами», национал-демократия имела бы свои перспективы развития в качестве переходных элементов на пути последовательного разгосударствления и отказа от имперских, мессианских, «богоноснических» идей, по-прежнему сильно укоренённых в массовом бессознательном русского народа, если бы не одно обстоятельство: национальная идентичность, равно как и демократическая концепция, уже выработали свой ресурс, столкнувшись с непреодолимыми проблемами как в виде смешения человеческого генофонда или невозможности досконального определения национальной принадлежности отдельно взятого человека, так и общемировой тенденции расширения демократических прав и свобод, неизбежно входящих в прямое противоречие с любой националистической концепцией. Именно поэтому нежелание преодолевать внутренние разногласия ставят под вопрос сегодняшний смысл существования всей национал-демократии как идеи нового и перспективного общественного консенсуса.

Каким лично я вижу способ выхода из сложившегося историко-когнитивного тупика? Я вижу его в переходе от всех ранее имевшихся и имеющихся ныне видов идентичности к Субъектной и формировании вокруг неё ряда вспомогательных, прежде всего профессиональной и культурной. Что же касается национальной идентичности — ей тоже найдётся место в качестве внешнего, яркого, отличительного аттрактора, но не более того, потому как строить на зыбкой идеологической почве национал-демократии новые общественные системы чревато их быстрым переходом, практически сваливанием в национал-социализм, печальный опыт которого должен научить всех заинтересованных, по крайней мере, не повторять наиболее явных ошибок прошлого.