Сура 1. Предуведомление читающим Книгу сию

1   Книга сия — о тайнах тех, что открылись писавшему её в опасных странствиях по земным пустыням и неземным странам.

2   Се есть Книга о законах и обычаях спящих мёртвых, писанная мною, Абдаллахом ибн Джабиром ибн Абдаллахом ибн Амром аль-Хазраджи аль-Ансари, слугою вашим, известным волхователем и стихотворцем.

3   При помощи тайн Книги сей говорил я с тёмными духами, кои одарили меня сокровищами великими — как богатством, так и знаниями.

4   Изведал я и мудрость непознаваемую, ведомую Древними, могущество коих познал я.

5   Позабыл о них Зардушт, не ведал Муса, не постиг Дауд, Яхья отстранился, Иса лишь верным поведал, Мани знал, да утаил, Мухаммед отрёкся.

6   Но узнал я о живших пред человеками и существующих доныне в грёзах, и вельми ужасными нашёл их.

7   Один из них и научил меня сему могущественному колдовству.

8   Книга повествует о тех дивных местах, в коих побывал я, об ужасах бессердечных, с коими столкнулся я, кои к подлинному безумию привели меня, как показано в записках моих, воспоминаниях безумца.

9   Ибо должно быть безумцем, дабы веровать в те вещи, кои узрел я, в те обряды, кои свершал я, в те места, в коих бывал я, и времена, кои я посетил.

10   Да наидет мукарриб на страницах сих итог всего знания, кое собрал я за время сих сводящих с ума странствий.

11   Да послужит Книга сия предостережением против тех, кто ожидает в Запределии.

Сура 2. Свидетельство меджнуна^[1], странника и учёного

1   Се есть свидетельство всего, что узрел я, и всего, что узнал я за те лета, когда обладал я тремя печатями гор Араратских.

2   Тысячу и одну луну видел я с рождения моего, и, верно, довольно сего для срока жития человеческого, хоть и речено в книге Мусы, что много более жили пророки.

3   Слаб я, и болен, и несу тяжкое бремя усталости и истощения, и вздох висит в груди моей, подобно угасшему светильнику.

4   Стар я.

5   Шакалы поют имя моё в полночных псалмах своих, и глас сей тихий, тонкий взывает ко мне издалёка.

6   И глас куда более близкий вопиёт в ухо моё с нечестивою жаждою.

7   Тяжесть души моей определит место последнего упокоения моего.

8   Пред сим же часом должно начертать мне здесь всё то, что смогу я, об ужасах, кои подступают из Запределия и кои лежат в ожидании у дверей всякого человека, ибо се есть тайна древняя, завещанная пращурами, но позабывая всеми, кроме немногих почитателей Древних (да будут вычеркнуты имена их!).

9   А коли не завершу я труда сего, возьмите то, что хранится здесь, и отыщите прочее, ибо время кратко, и не ведает, не разумеет род человеческий зла, что ожидает его со всякой стороны, изо всяких врат отворённых, за всякою разбитою преградою, ото всякого беспечного прислужника пред жертвенниками безумия.

10   Ибо се есть Книга Мёртвого, Книга аль-Кхема, кою писал я под угрозою для жизни моей, как и обрёл её в мирах ифритов, жестоких духов небесных из-за пределов звёзд блуждающих.

11   Да будут все читающие Книгу сию предуведомлены чрез неё, что обиталище человеков зримо и заметно для сего народа Древних — богов и шайтанов — со времён пред временем, и что ищут они отмщения за ту забытую битву, что случилась в далёких просторах и расколола миры на заре рода Адамова, когда Старшие скитались в пространствах;

12   народа Мардука, как известен он халдеям, и Нарикс, владычицы нашей, повелительницы кудесников.

13   Знай же ныне, что ступал я всеми мирами джиннов, как и местами Запределия, и сходил в нечистые места смертельной и вечной жажды, к коим путь ведёт чрез врата небытия, возведённые в Уре, во дни до начала Вавилона.

14   Знай же далее, что беседовал я со всевозможными джиннами и дэвами, чьи имена неизвестны более средь народов человеческих или же никогда не были ведомы.

15   И печати некоторых из них содержатся здесь, тогда как иные должен унесть я с собою, когда покину я мир сей.

16   Да смилостивится Наксир над душою моею!

17   Видел я неведомые земли, не нанесённые ни на какие карты.

18   Жил я в пустынях и пустошах и говорил с дэвами и душами мужей, кои зарезаны были, и жён, кои умерли родами: с жертвами джинни Идхьи.

19   Странствовал я под морями, в поисках дворца Господа нашего, и находил каменные памятники народов поверженных, и сумел прочесть письмена некоторых из них, тогда как иные до сих пор остаются сокрытыми от всех живущих.

20   И народы сии истреблены были из-за знания, хранимого в Книге сей.

21   Странствовал я средь звёзд и трепетал пред джиннами.

22   Наконец, обрёл я заговоры, с коими прошёл я сквозь врата небес, и забрёл я в запретные области нечестивых ифритов.

23   Подымал я дэвов и почивших.

24   Призывал я духов предков моих к сущему и зримому явлению на вершинах зиккуратов, воздвигнутых, дабы достигнуть звёзд, и построенных, дабы коснуться нижайших чертогов Джаханнама.

25   Сражался я с чёрным чародеем Азатотом, тщетно, и бежал на землю, взывая к Шуб-Ниггурат и брату её, Мардуку, владыке двуглавого топора.

26   Подымал я полчища супротив земель востока, орды дэвов призывая, заставлял я их повиноваться мне, и, творя сие, познал я Нгуо, бога неверных, дышащего пламенем и ревущего подобно тысяче громов.

27   Страх познал я.

28   Познал я врата, ведущие в Запределие, коими Древние ищут пути в наш мир, подле коих вечно стражу несут.

29   Пропитался я запахами Древней, царицы Запределия, чьё имя начертано в чудовищном писании Магана, завете того погибшего народа, чьи жрицы, власти ищущие, отворили во времена минувшие врата ужасные, зловещие, и сгинули навеки.

30   Обрёл я знания сии при обстоятельствах совершенно немыслимых, когда был я неграмотным пастухом в землях Междуречия, покорённых ордами служителей Аллаховых.

31   Вот! ибо се есть начало пути моего, обернулся коий нежданно жутким хохотом Азатота, Того, кто есть второй из Великих Внешних, явившихся из бездны Запределия, и коего призывал я себе в сотоварищи в гордыне своей.

32   Насмехался Он надо мною, ибо, видно, ничтожны обереги мои пред силою Древних.

33   Ведомо мне, что потерян я ныне для путей человеческих, но не молил я и не славословил и не кланялся так, как желал сего шахиншах джиннов, но презрел Его и проклял Его, и посему оставил Он меня до времени.

34   Быть может, поверил Он, что крепче я, нежели прежде подумалось Ему, или же, быть может, сотворил я то, чего не ждал Он.

35   Однажды в отрочестве, направляясь на север и восток горами Нуха, что наречены живущим там народом землёю Масис, набрёл я на серую скалу с тремя дивными знаками высеченными.

36   Была же оная высотою с человека и обхватом с быка.

37   Сидела она в земле твёрдо, так что не мог я сдвинуть её.

38   Полагая, что не более они, нежели письмена, хранившие память о деяниях царских, дабы отметить сим старинную победу над недругом, развёл я костёр у подножия её, дабы защитить себя от волков, бродивших в тех краях, и отошёл ко сну, ибо было сие ночью, и был я далече от селения моего в Бет-Арабайе.

39   Около трёх часов до рассвета, девятнадцатого шабату, был разбужен я воем пса иль волка, необычайно громким и почти на расстоянии вытянутой руки от меня.

40   Пламень умер на уголиях своих, и красные, яркие искры его бросали слабый, пляшущий отблеск на каменный памятник с тремя знаками.

41   Принялся я торопливо разводить новый костёр, когда нежданно серая скала стала медленно возноситься в воздух, будто была она голубем.

42   Не мог я шелохнуться иль издать звука от страха, сковавшего хребет мой и хладными перстами охватившего череп мой.

43   Встреча с самим Иблисом меньшим потрясением была бы для меня, нежели видение сие, ускользающее из дланей моих!

44   Вскоре услышал я глас мягкий в некотором отдалении и испытал более приземлённый страх пред татями ночными, готовыми напасть на меня, и, дрожа, откатился в траву высокую.

45   Глас иной слился с первым, и вскорости несколько мужей в чёрных одеяниях татей собрались на месте, где пребывал я, окружая парящую скалу, пред коею не проявляли они ни малейшего трепета.

46   Теперь мог я явственно различать, что три знака на каменном памятнике сияют огнем багряным, будто бы объята скала пламенем.

47   Бормотали незнакомцы вместе молитву иль призыв, из коего можно было различить лишь несколько слов, и те на совершенно неведомом мне языке.

48   Да смилостивится Наксир над душою моею!

49   Обряды сии не тайна для меня ныне.

50   Незнакомцы, чьих лиц не мог я различить иль признать, сотворяли безумные мановения в воздухе с кинжалами, засверкавшими хладно и остро в горной ночи.

51   Из-под парящей скалы, из самой тверди, где находилась она прежде, показался воздымающийся хвост змиев.

52   Змий сей был, воистину, более всякого, когда-либо виденного мною.

53   Самая тонкая часть оного была толщиною в две мужеские руки, и покуда возвышался он над твердию, последовал за ним второй, хотя конца первого не было ещё видно и он, казалось, достигал самого пекла.

54   Появлялись они один за одним, и твердь задрожала под тяжестию щупалец сих, огромных и многочисленных.

55   Песнопения жрецов, коих я знаю ныне как служителей некой тайной силы, становились всё громче и всё визгливее.

56   Й’а! Й’а зи азаг!

57   Й’а! Й’а зи аскак!

58   Й’а! Й’а Кулулу зи кур!

59   Й’а![2]

60   Земля, где сокрывался я, стала влажной от некоего вещества, стекавшего с места действа, коему стал я свидетелем.

61   Коснулся я жидкости и обнаружил, что се есть кровь.

62   В ужасе возопил я и обнаружил присутствие моё пред жрецами.

63   Оборотились они ко мне, и узрел я с отвращением, что кинжалами, силою коих прежде подымали они камень, рассекли они груди свои ради некой таинственной цели, кою в ту пору не мог я уразуметь.

64   Ныне же ведомо мне, что кровь суть сама пища духов сих, отчего поле боя после сечи светится сиянием противоестественным, выдавая тем самым присутствие кормящихся духов.

65   Да хранит Наксир всех нас!

66   Крик мой поверг обряд в пучину хаоса и замешательства.

67   Даровало мне сие миг требуемый, и помчался я вниз горною стезёю, приведшею меня сюда, столь стремительно, сколь позволяли мне ноги мои, взывая к Нарикс, дабы вывела Она меня на тропу безопасную.

68   И погнались жрецы за мною, хотя некоторые, казалось, остались: быть может, дабы завершить обряды.

69   Как бы ни было сие, когда нёсся я, как безумный, вниз по склону в хладной ночи, и сердце моё колотилось в груди моей, и глава моя наполнялась жаром, — звук разбивающихся камений и гром прогремели за мною и потрясли саму твердь, по коей бежал я.

70   Пал я ниц в испуге и спешке.

71   Поднявшись, оборотился я, дабы встретить лицем к лицу всякого нападающего, что оказался бы рядом со мною, хотя был я мал и безоружен.

72   К изумлению моему, узрел я не жреца древнего ужаса, не заклинателя мёртвых, владеющего сим тайным искусством, но лишь чёрные одеяния, упавшие в траву и волчцы без видимого присутствия жизни иль тел под ними.

73   Подошёл я осторожно к ближайшему и, подобрав длинный прут, притянул одеяние из цепких волчцов и терний.

74   Всем, что осталось от жреца, была лужица слизи, подобной зелёному маслу, запах же от облачения их был таковой, будто тело лежало долго, разлагаясь на солнце.

75   Смрад сей выворотил чрево моё и чуть было не поверг меня наземь, но был я полон решимости найти прочих, дабы узреть, постигла ли их та же участь.

76   Подымаясь по склону, коим лишь мгновение назад убегал столь испуганно, обнаружил я и прочих тёмных жрецов, в том же состоянии, что и первый.

77   Продолжил я путь, минуя одеяния по мере продвижения моего, не осмелясь более ворошить их.

78   Затем подошёл я, наконец, к серому каменному памятнику, коий вознёсся противоестественно в воздух по велению жрецов.

79   Ныне вновь покоился он на земле, но письмена всё ещё сияли пламенем нечестивым.

80   Змии — иль то, что показалось мне тогда змиями — сгинули.

81   Но средь умерших уголиев огня, ныне хладных и чёрных, покоилась, сверкая, скрижаль железная.

82   Подобрал я оную и узрел, что на ней, как и на камне, нанесены письмена, но дюже замысловатые, и способом, коего уразуметь был я не в состоянии.

83   Знаки были иными, нежели нанесённые на камень, но сложилось у меня ощущение таковое, будто почти мог бы я прочесть их, но не мог всё же, как ежели бы ведал я наречие сие прежде, да давно позабыл.

84   Глава моя разболелась, будто бы Иблис колотил в череп мой, когда луч лунного света коснулся сребряного оберега (ибо ведомо мне ныне, что было сие) и глас вошёл в главу мою и поведал мне тайны действа, коему стал я свидетелем, единственным словом: Ктулху.

85   В миг сей, как будто бы шёпот свирепый поведал мне в ухо моё, постиг я.

86   Знаки сии вырезаны на сером камне, коий суть врата в Запределие:

87   Се есть оберег града Куту, коий взял я десницею моею и ношу по сей день, на шее моей, когда пишу я словеса сии:

88   Из трёх же вырезанных печатей первый суть знак рода нашего из-за звёзд, и имя ему Арра на языке писца, научившего меня сему, Посланника Древних.89   На языке Вавилона, града древнейшего, зовётся он Ур.

90   Се есть печать завета Старших, и покуда видят её они, те, что дали её нам, не забудут они нас.

91   Они дали клятву!

92   Дух небес, помни!

93   Второй есть знак Старших и ключ, чрез коий силы Старших могут быть призваны, ежели воспользоваться должными словесами и мановениями.

94   Имя есть у него, и зовётся он Агга.

95   Третий знак — печать фраваши.

96   Зовётся он Бандар, или же знак града Киш.

97   Фраваши суть род, посланный Старшими.

98   Бдят они, покуда спишь ты, ежели должный обряд совершён и жертва принесена, иначе же призванные супротив тебя обернутся.

99   Печатям сим, дабы стать действенными, надобно быть высеченными в камне и на землю установленными;

100   иль на жертвенник возложенными;

101   иль принесёнными к скале призываний;

102   иль отчеканенными на металле бога иль богини и повешенными на шею, но сокрытыми от взора непосвящённых.

103   Из трёх сих Арра и Агга могут использованы быть по отдельности, сиречь как одни и единственные.

104   Бандар же не должен никогда применяться в одиночку, но лишь с одним иль обоими другими, ибо фраваши, воистину, надлежит напоминать завет, коий заключил он со Старшими и родом нашим.

105   Иначе же оборотится он на тебя, и поразит тебя, и разорит град твой, покуда будет призвана помощь от Старших слезами мужчин твоих и стенаниями женщин твоих.

106   Какамму!

107   Оберег сребряный, коий извлёк я из пепла костра и коий ловил свет луны, суть могущественная печать супротив того, что может пройти сквозь врата из Запределия.

108   Узрев сие, отступят они прочь, но лишь тогда хранит он, когда ловит свет луны на поверхности своей, ибо во дни новолуния иль при облаках слабая он защита супротив дэвов с древних земель, буде разрушат они преграду иль впущены будут слугами своими на лике земном.

109   Тогда никакого обращения за помощию быть не должно, покуда свет луны не воссияет над твердию, ибо луна суть старейшая средь миров и звёздный образ завета нашего.

110   Ноденс, отец богов, помни!

111   Посему да будет отчеканен оберег на чистом сребре при полном свете луны, дабы лунный блеск пребывал на детище своём, и сущность луны пропитает его.

112   И да будут исполнены должные заклинания и верные обряды, как следует далее в Книге сей.

113   И да не будет оберег никогда подвергнут свету солнца, ибо Шамаш, называемый Уту, в ревности своей лишит печать силы её.

114   Тогда да будет она омыта освящённою камфорною водою, а заклинания и обряд исполнены вновь.

115   Но, воистину, благом будет изготовить новый.

116   Тайны сии, кои дарую я тебе в болях жития моего, да не будут никогда доверены непосвящённым, иль изгнанным, иль служителям древней Змии, но да сохранятся оные в сердце твоём, всегда безмолвном к подобному.

117   Мир да пребудет с тобою!

Сура 3. Дар Эбонора

1   Посчастливилось мне покинуть край сей горный и провесть ночь в долине, измождённым, но живым.

2   С тех пор, после роковой ночи сей в горах Араратских, по всем сторонам света скитался я в поисках ключа к тайному знанию, кое было даровано мне.

3   Но не ведал я, не Ктулху ли и посланцы Его, наслаждаясь страхами моими, измыслили мучения долгие для души моей пред пожиранием плоти моей в отмщение за грехи мои.

4   Ибо узнал я, что отрезаны пути вперёд, и воротился в земли Междуречия, чуя дыхание дэвов за спиною моею и видя шатры неприятельские предо мною, и сокрылся я от них на развалинах древних градов Вавилонии.

5   И, покинув край сей позднее, отправился я далее на юг, покуда не достиг великой пустыни, наречённой Руб аль-Хали.

6   И было странствие оное мучительным и одиноким, и за время сие не брал я никого в жёны, не нарекал никакое жилище иль селение домом моим, и в разных странах жил, порою в пещерах иль в пустынях, и многие наречия изучил я настолько, насколько мог изучить их чужеземец, дабы торговаться с купцами и узнавать новости и обычаи их.

7   Но не ведал я до поры, что сделка моя была с силами, кои во всякой из стран обитают.

8   Когда минуло семь лет с тех пор, как оставил я семью матери моей, узнал я, что все они умерли, руки на себя наложив, по причинам, о коих никто не в силах был поведать мне; стада их пали, словно бы жертвами мора диковинного.

9   И вскорости после сего сумел уразуметь я многое, о чём не ведал я прежде иначе, нежели в грёзах.

10   Там, средь барханов великой пустыни Руб аль-Хали, обрёл я то, чего не искал, из рук и уст Посланника джиннов.

11   Однажды утром пробудился я и узрел, что мир изменился: небеса потемнели и загрохотали гласами духов злобных, и цвета, и жизнь сама поглощены были ими.

12   Затем услышал я крик зовущий, крик чего-то из-за барханов, что призывало меня.

13   Зов возбудоражил меня и бросил в пот, и, наконец, не стерпел я и решил узнать, что за зверь мог сотворять крик сей зовущий.

14   Покинул я шатёр мой и отправился в пустыню, где зов окружил меня со всех сторон.

15   Отправился я в пустыню великую лишь в том облачении, что было на мне, и изнывал я от зноя днём и от хлада ночью.

16   Но крик зовущий не прекращался.

17   Спустя три дня, на осьмнадцатый час по прошествии дня сего, крик зовущий смолк и явился предо мною человеком.

18   Муж сей был весь чёрен, лицем и одеждою, и поприветствовал Он меня на моём языке и моим именем.

19   Сообщил мне муж имя своё, и звали Его Эбонором, и был Он из джиннов.

20   Эбонор и издавал сей крик зовущий, и не ведал я ещё, что был он не просто младшим дэвом, истязающим немощных, но Посланником злобных джиннов, именуемых Древними, коих не может подчинить и величайший из чародеев Магриба.

21   Джинн сей наделил меня даром понимать всякие языки, писанные иль молвленные, человеческие иль звериные.

22   Посему смог я, Абдаллах ибн Джабир аль-Хазраджи, прочесть писания, долгие десятилетия смущавшие многих смертных, но утратил я покой навеки.

23   Ибо даже когда пытался я лечь и уснуть, мог услышать я тварей подле меня, говорящих со мною, мог услышать я птиц и насекомых пустыни, но, хуже всего, шакалов, кои рычат и лают безумно о пришествии Древних.

24   Теперь, когда кричащий зов прекратился, воротился я в град мой с новым познанием моим, и провёл множество ночей бессонных, слушая гласы малых зверей и шёпоты дэвов незримых, и лишь средь мёртвых, казалось мне, смог бы я уснуть.

25   После многих дней без сна воротился я вновь в пустыню, надеясь встретить Эбонора, дабы вернуть Ему дар Его, ибо нашёл я его страшнейшим из проклятий.

26   Три дня и осьмнадцать часов бродил я вновь, и на осьмнадцатый час Эбонор явился предо мною.

27   Пал я пред Ним и умолял Его забрать дар Его, ибо тот лишил меня разума моего, но не выказал Он сострадания.

28   Вместо сего сказал Он, что явит Он мне знание большее.

29   Взял Он меня за руку и повёл меня под хладные пески пустыни, спускаясь долгою лествицею, недоступною человекам, покуда не достигли мы врат в тайные палаты.

30   «Здесь обрящешь ты истину предельную, но уразуметь сможешь лишь малую толику её», — поведал мне джинн, отворяя врата сии.

31   Затем услышал я крик зовущий, исходивший из врат, но был он на сей раз в тысячу раз сильнее прежнего, и взял Эбонор десницу мою и втянул меня чрез порог.

32   Чрез врата сии узрел я знание неисчислимое, но лишь немногое удержал разум мой.

33   И, познавши сие, очутился я в пустыне пред Эбонором, коий изгалялся надо мною и насмехался, что разум человеческий много слабее такового у Древних.

34   И узнал я о Древних в тайных палатах, и были они духами ужаснейшими и наизлобнейшими, явились кои из-за пределов творения, дабы жить на земле.

35   Затем, на заре рода Адамова, изгнаны были они с земли, ибо звёзды стали неблагосклонны.

36   Все были изгнаны с земли, кроме Ньярлатхотепа аль-Кхеми^[5], Посланника Древних, одним из ликов коего был Эбонор.

37   Отворотясь же от меня, рассмеялся Эбонор вновь и поведал мне, что наступит однажды пора, когда звёзды вновь встанут верно и Древние воротятся.

38   Сказав сие, сгинул Он, и вновь остался я один, подобно несчастному бедуину, заклинателю мёртвых, о коем слышал я от Ибн Газула (да смилостивятся над ним Древние!).

39   Некогда, будучи впервые в великой пустыне Руб аль-Хали, узрел оный высокого человека во всём чёрном, стоявшего на гребне бархана под звёздами, склонив главу набок, будто внимал Он звукам песни, хотя, кроме ветра, ни единый звук не нарушал безмолвия ночи.

40   Лице Его сокрыто было в тени балахона, и спина Его обращена была к незнакомцу.

41   Осмелевший благодаря невниманию Его, вскарабкался бедуин на склон бархана с помощию ножа, дабы перерезать горло незнакомцу и похитить плащ Его и сапоги.

42   Когда же воздел он нож, то понял, что не может двинуться с места.

43   Незнакомец же оборотился и воззрел на него, и закричал бедуин, ибо не было лица под балахоном, лишь две звезды сверкающих.

44   В малые мгновения пронзили звёзды душу его и растерзали оную.

45   Незнакомец же, коий и был Эбонором, поворотился, ни слова не молвив, и удалился, заклинатель же пал на колени и возрыдал от чувства пустоты предельной.

46   Решил я отдохнуть, хотя проклятый дар мой всё ещё пребывал со мною.

47   Придя в себя, заметил я, что держу я в ладонях моих Книгу, в Книге же было множество имён Ньярлатхотепа, Посланника Древних.

48   Лишь я был способен прочесть Книгу сию, но иные не смогут, ибо сказано, что ни слова не поймут они на страницах сих.

49   С Книгою, содержащею знание сие, отправился я на поиски нового обиталища для себя, ибо не мог я воротиться более в селение родное, ибо нужно мне было время, дабы изучать пути Древних, и нужно мне было мёртвое место, дабы сон мой никто не нарушил.

Сура 4. Гласы в пустыне

1   Дабы было возможным стать чародеем, должно попытаться тебе свершить опаснейшее, ибо придётся тебе поставить под угрозу не только жизнь твою и разум твой, но и бессмертную Зу — кою непосвящённые умы именуют душою — тоже.

2   Можешь ты превзойти различие сие и стать богом, но, скорее всего, ты превратишься в безумца.

3   Или же — и сие, быть может, наихудшее — можешь ты сделаться обоими.

4   О ты, кто пишет злое, помни: всегда вдохновляется оно отцами зла, с коими встретишься ты после того, как преидешь.

5   Потому обратить тёмные мысли твои с дороги в Джаханнам к покаянию и молитве куда короче, нежели то, во что веруешь ты: да не станет дурная душа твоя столь же мрачна, как писание сие.

6   О ты, постигший премудрость тайных вещей и пересекший тенистые тропы под звёздами, внемли сей песни боли, испитой тем, кто ходил незримо пред тобою, дабы мог ты следовать за песнию гласа его чрез зыбучие пески, сокрывающие следы его стоп!

7   Входящий в пустыню шествует один, но туда, куда пошёл один, может прийти и другой.

8   Преследует меджнуна ужас, коий питается слезами человеческими.

9   Не отворачивай же мыслей твоих от страхов ночных, но с радостию заключи их в объятия.

10   Да овладеет ужас телом твоим и да проидет по жилам твоим, опьяняя тебя, дабы лишить способности суждения, самого разума твоего.

11   В безумии ночи все звуки станут отчётливы.

12   Тот, кто уверен в себе и в силах своих, тот, кто ведает место своё, остаётся несведущ навеки.

13   Разум его затворён.

14   Не может учиться он в жизни, и по смерти нет ему знания, лишь бесконечная уверенность.

15   Высшее достижение его — стать пищею для червей, что таятся в норах своих и извиваются, ибо в бессознательном гладе своём чисты они и не испорчены разумом, и чистота их возвышает их над продажною гордостию рода Адамова.

16   Пресмыкаясь на чреве в ужасе уничижительном, возвысишься ты в осознании истины; криками, кои, непрошеные, наполнят гортань твою, очищая разум от тлена веры.

17   Верь в Ничто.

18   Нет цели в рождении, нет спасения для души в жизни, нет воздаяния после смерти.

19   Оставь надежду — и, воистину, станешь свободен, и вкупе со свободою обрящешь ты пустоту.

20   Твари ночные, что прыгают и скользят, едва касаясь поверхности, и порхают, мерцая в пламени костра, лишь для того существуют, чтоб научать тебя, но неясны человеку слова их, ежели не потерял он в ужасе память имени своего.

21   Будь же свободен, как сын степей — дикий осёл, ибо все блага мира не стоят мудрости, обретаемой в странствиях!

22   Две прислужницы приидут к тебе, когда возляжешь ты в одиночестве, и отведут тебя к месту внутри тебя, кое непознаваемо, но ощутимо.

23   Страх и отчаяние — прислужницы сии.

24   Позволь им отвесть тебя в кошмары ночные, что последуют один за одним, словно зёрна песка, несомые ветром, покуда не покроют они все вехи разума твоего.

25   Когда же заплутаешь ты в пустыне бескрайнего Ничто, приидут твари ночные.

26   Оставь всякую надежду, всё прочее само покинет тебя, лишь страх оставь.

27   Имя твоё позабыто, память твоя лишена смысла; без желания иль намерения, не ведая сожаления, утратил бы ты жалкое бытие твоё и стал бы един с величием ночи, коли не страх.

28   Да будет же страх твой оплотом твоим средь бездны тьмы.

29   Не сможешь ты избегнуть его, ибо он есть всё, что останется в тебе.

30   Всеобъемлющ страх незамутнённый; он есть гладкость без очертания и цвета, посему человек в состоянии страха неописуемого не связан со всяким порождением ужаса в мире сём иль в иных мирах, ныне и присно.

31   И в единстве сём, в коем всякая премудрость обретается, разум его отверзнут и твари ночные глаголют.

32   Боль есть страх тела, и поскольку тело есть лишь бледное отражение разума, то и боль плоти есть не более чем отзвук отдалённый ужаса пред грёзами.

33   Но и при сём не презирай боль твою, ибо есть от неё своя польза.

34   Боль прикрепляет разум к телу.

35   Без боли разум витает в облаках и теряется в межзвёздных просторах, и тьма поглощает его.

36   Как разум может потерять свойства свои, но никогда не перестанет бояться, так и тело может потерять силу свою и ощущения иль желания, но всегда будет испытывать боль.

37   Покуда есть жизнь, есть боль, страх же длится даже тогда, когда не осталось жизни.

38   Отчаяние неотделимо от страха, но приходит оно, когда слабеет страх.

39   Когда страх наполняет разум, нет места ни для чего иного, но когда он отступает немного (как бывает сие, ибо накатит он и отхлынет, словно волны морские), тогда разум остаётся чистым и пустым, и се есть отчаяние.

40   В отчаянии есть ощущение пустоты, коя заполняется годами.

41   Пусть ночные вещи наполнят его шёпотами своими, и чрез сие взрастёт мудрость и понимание тайных троп мира сего и миров, неведомых человекам.

42   Из всех страданий глад есть самое полезное, ибо мучит он непрестанно, словно червь в могиле.

43   Се есть путь к пустоте, огромной и бесконечной; сколько бы ни было пищи и каковою бы ни была она, пустоту не насытить.

44   Все твари живые есть не что иное как воплощения глада.

45   Человек есть полая труба, поглощающая пищу на одном конце и выделяющая испражнения на другом.

46   Возможно ль для человека быть иным, нежели пустым?

47   Естественное состояние разума — пустота.

48   Все усилия наполнить её — временные меры, не способные отринуть истину сию.

49   Усвоить премудрость тайную есть задача простейшая.

50   Очисти разум страхом.

51   Очисти тело болию и гладом.

52   Выиди в пустыни мира, кои суть жалкое подобие пустынь меж звёздами.

53   То, что обитает здесь, всегда на виду.

54   Для того лишь существует оно, дабы научать.

55   За страхом приходит отчаяние, и в отчаянии язык теней постижим разумом.

56   Когда опустошишь ты разум свой от себя, твари ночные наполнят его премудростию своею.

57   Мудрейшая из тварей сих есть чёрный жук, что обитает в испражнениях тварей иных.

58   Мёртвая пища лучше, нежели пища живая, ибо джаухар^[9] её ближе к конечному состоянию разложения, к коему все мы стремимся.

59   Из разложения восходит новая жизнь.

60   Наполнивший себя разложением, воистину, из него возродится, даже буде грибы прорастут и воссияют на лицах мёртвых, кои покоятся в могилах своих долгие лета.

61   Подражай жукам и червям и постигай учения их.

62   Пожирай мёртвое, дабы не поглотила тебя пустота.

63   Живые не могут научать мёртвых, но мёртвые могут научать живых.

64   Обитают в пустыне твари таковые, кои не могут снесть света разума.

65   Как человек является творением дня и перестаёт узнавать себя в часы ночные, так и твари пустоты сии перестают отчётливо различать себя в часы дня.

66   Спят они днём и пробуждаются ночью, дабы насытиться.

67   Страх человека суть пища их, испражнения их — высшая мудрость его.

68   Выделения же сущностей сих поглощены могут быть лишь тогда, когда разум делается от страха пустым и находится в восприимчивом состоянии отчаяния.

69   Ежели не очищен разум всецело, испражнения их исторгнуты будут и сгинут.

70   Упоённый восторг глада удерживает всю пищу и выделяет питательные соки даже из оболочек жуков и червей.

71   Переваривай мудрость во тьме и почивай днём.

72   Отдели себя от рода Адамова, ибо какая польза тебе от сих бледных, пустоголовых глупцов и жалоб их бесконечных?

73   Никчёмны они при жизни, и в смерти они — лишь пища для тварей ползающих.

74   Отдели себя от них, объемли страх свой и слушай тьму.

75   И приидут учители твои, и когда явятся они пред тобою, впитывай мудрость их.

76   Измельчи хитиновые скорлупы их меж зубами твоими и поглоти джаухар их.

77   Шум крыл их и шуршание ног их есть звуки песни.

78   Сожри всех, даже тварей иных, кои приидут к тебе: тех, у кого нет тел, но лишь зубы и очи, светящиеся во тьме.

79   Твари ползающие научат тело, а твари теней научат разум, но мудрость тех и иных да поглотишь ты.

80   Есть лишь глад во вселенной.

81   Пожирай всё.

Сура 5. Потаённое место Древних

1   После десяти лет скитаний по пустыне оказался я в пещеристых развалинах Ирема, града тысячи столпов, в коем решил я остановиться.

2   Великолепие его поныне преследует грёзы мои безумием, ибо окутано место сие безмолвием беспрерывным; долго неведомое для человеков и избегаемое даже гулями и призраками ночи.

3   Много запретного для очей смертных узрел я в скитаниях моих под тёмным и забытым градом сим.

4   Недвижность, уподобленная тьме тем лет минувших, тяжестию великою давила душу мою, когда ступал я в ужасе переплетениями сими, страшась того, что шаги мои могли пробудить страшных создателей потаённого места сего, где длани времени спутаны и ветер не шепчет.

5   Велик был страх мой пред местом сим, но более дивным было очарование, подобное сну, что охватило разум мой и направляло стопы мои всё ниже чрез области неведомые.

6   Светильник мой отбрасывал сияние своё на стены базальтовые, озаряя столпы могучие, без сомнения, не дланию человеческою сотворённые, где причудливые морёные обелиски испещрены были ужасающими образами и знаки загадочные высились надо мною во тьме.

7   Свод склонялся предо мною, и я спускался.

8   Вечностию казалось мне время, когда нисходил я, поглощённый созерцанием жутких ликов, бесконечно тянувшихся на расстоянии вытянутой руки, изображающих дивные деяния тех великих, что не смертною утробою рождены.

9   Они обитали здесь и ушли, но стены чертогов поныне выщерблены знаками их: несомненное сходство с теми чудовищными существами, издревле вырезанными под небесным сводом неизведанных созвездий.

10   Вниз, всё вниз устремлялся путь бесконечный.

11   Течение времени покинуло разум мой; владыка грёз Нат-Хортат и вечность владели душою моею.

12   Как долго, как далёко шёл я?

13   Не ведал я сего.

14   Затем, будто пробудившись от грёз Нат-Хортата, очи мои узрели дверь, преградившую путь мой.

15   Печать Древних виднелась средь столпов Ирема: знак, коий видел я начертанным в могильных пещерах Ленга и несомым пред идолами загадочного Азнавура.

16   Затрепетал я, созерцая тёмные письмена, покрывающие камень нефритовый, извивающиеся подобно тысяче отвратительных гадов.

17   Порою змиевы очертания их впивались друг в друга, будто бы в сражении, порою сплетались, совокупляясь и создавая тварей ещё более тошнотворной величины, дабы распасться на извивающийся клубок чёрных змиеподобных образов.

18   Пред очами моими дверь повернулась, будто бы её отодвинули, и уставился я в пустоту за нею, где меж дивных звёзд двигались огромные темнеющие очертания.

19   Подобно стону ветра великого, гласы чудовищные ворвались в уши мои с воплями тысячи душ мучимых.

20   Имена Йог-Сотота, Ктулху, Ньярлатхотепа и множества иных, кои суть харам^[6] несомненный, вновь опалили мозг мой подобно едкому купоросу, возвращая меня ко дню встречи моей с Эбонором.

21   Разумы Древних проникли в душу мою, и познал я вещи нечестивые и не снившиеся смертному, к коим лишь прикоснулся в день тот памятный, и области за пределами нашего времени и творения, где слепой Азатот, шахиншах джиннов, обитает в бездне Хаоса несчётные эпохи беспредельности.

22   Затем с громовым рёвом звёзды закружились предо мною в огромном закрученном вихре, и был увлечён я в бездну сию безымянную, словно лист пред бурею.

23   Крики ужаса мои потонули в забвении милосердном, и тьма поглотила меня.

24   Очнулся я средь безмолвных песков Руб аль-Хали, дабы узреть великий шар солнца, провозглашающего рассвет.

25   После ночи сей много дней творил я в уединении искусство моё и познал многие из имён Ньярлатхотеповых, и призывал я иных из Древних, с последствиями дюже плачевными, ибо не был готов я к разрушениям, кои причиняют они: никакой Круг не служит им преградою надёжною.

26   Когда кровь западного окоёма чёрною обращалась и повсюду наступали сумерки, я, в одиночестве моем, блуждал в отдалённых областях времени.

27   В древних чертогах с тлением медных кадил странные тени плясали меж сводчатыми потолками и занавесом богатого бархата.

28   И они наполняли каменные палаты отзвуком искажённого языка заклинаний, озаряемые свечением сил Запределия.

29   Стены пересекались под невообразимыми углами, и дэвы неземные, кои безумными ужасами входят в жизнь, блуждали средь них.

30   Застывший от страха, я оставался незрим.

31   И пред розовым отсветом восточных предвестников подступающего рассвета исторгался я из ночного бреда моего и возвращался в место, из коего уходил я в чертоги снов.

32   Лишь тогда исчезали образы сии и таяли с утренним туманом, покуда вечернее моё освобождение от мороков действительности не давало им жизнь вновь.

33   По завершении же уединения моего поднялся я и направил стопы мои к югу, дабы десятилетия спустя к северу, к Дамаску, привёл меня путь мой.

34   Там и пишу я ныне, писец Древних, всё, что может быть записано, из того, что изведал я, дабы знание сие не ушло и не утратилось вновь.

35   Ибо грезящий чёрный кристалл Хастура взывает из-за скал Джибель аль-Тарик.

---

^[4] Меджнун— (арабск.) Одержимый джиннами, безумец.

^[5] (шумерск.)

Й’а! Й’а! Дух заповедный!
Й’а! Й’а! Дух скованный!
Й’а! Й’а! Ктулху, дух чуждый!
Й’а!

^[6] Полные начертания знаков таковы:

^[7] Краткое начертание знака таково:

^[8] Аль-Кхеми — (арабск.) Чёрный, или Египтянин, или Алхимик (от аль-Кхем — Чёрная Земля, или Египет).

^[9] Джаухар — (арабск.) Душа, сущность, квинтэссенция.

^[10] Харам — (арабск.) Запрет, грех.