ВНИМАНИЕ! В этом
файле использованы специальные шрифты, отображение которых оптимизировано для
Mozilla Firefox!
Чжуан-цзы[1] так рассказывает о разговоре четырёх даосов:
Четверо —
Цзы-Сы, Цзы-Юй, Цзы-Ли и Цзы-Лай — вели между собой такой разговор: «Кто может
представить небытие головой, жизнь — хребтом, а смерть — задом, и кто понимает,
что жизнь и смерть, существование и гибель — это одно тело, тот будет нам другом».
Все четверо посмотрели друг на друга и рассмеялись. И, не испытывая друг к
другу никакой неприязни в сердце, они подружились[2].
Чуть дальше в той же книге описываются ещё трое
друзей, которые говорят между собой:
«Кто из нас
способен быть вместе, не будучи вместе, и способен действовать заодно, не
действуя заодно?[3]
Кто из нас может взлететь в небеса и странствовать с туманами, погружаться в
Беспредельное и вовеки жить, забыв обо всём?» Все трое посмотрели друг на друга
и рассмеялись. Ни у кого из них в сердце не возникло возражений, и они стали
друзьями[4].
Эти тексты входят в самую раннюю часть книги философа
Чжуан-цзы (получившей название по имени автора), которая сама является одним из
древнейших дошедших до нас даосских сочинений. Составляющие её тексты
рассказывают об отношениях между физическими, космическими и социальными
проявлениями «друзей Дао». И сегодня даосские мастера называют друг друга
«друзьями». Эти адепты истинных религиозных и философских традиций Китая
никогда не были многочисленными, а в наши дни их можно, как говорится,
пересчитать по пальцам. Что касается упомянутых традиций, они подобны, до
некоторой степени, религиям древней Греции и эллинистического мира, исчезнувшим
к концу античности. Даосизму сегодня грозит та же участь, и его гибель, которая
может произойти в самом ближайшем будущем, лишит нас многих знаний о религии
древнего Китая.
До сих пор не предпринималось существенных усилий для
понимания китайской национальной религии. В ходе своей длительной истории Китай
познал и ассимилировал все крупнейшие конфессии мира: буддизм, ислам, иудаизм,
христианство и даже индуизм, внедрившийся через посредство тантрического
буддизма. У каждой из этих религий в Китае был свой пик славы, каждая из них
была в моде в течение более или менее длительного периода времени, пока,
наконец, не начинала медленно поглощаться Срединным Государством, которое
интегрировало её, значительно видоизменив, в собственную культуру. В
гуманитарных исследованиях эти религии иностранного происхождения занимают
видное место. Имеются, например, бесчисленные работы по истории буддизма и по
истории иезуитов в Китае. При этом удивительно мало исследована традиция,
предшествовавшая им и пережившая их все — даосизм, религия самих китайцев. А
ведь чтобы понять историю и судьбу всех других верований в Китае, всегда необходимо
обращаться к даосизму, поскольку прежде всего под его влиянием, прямым или опосредованным,
трансформировались эти пришлые конфессии. Достаточно привести наиболее известный
пример: индийский буддизм в Китае под влиянием даосизма превратился в форму,
коренным образом отличающуюся от исходной — чань[5]
(более известную под японским названием дзен).
Понятие религии
Широко распространённое невежество относительно
даосизма никоим образом не может быть объяснено природой национальной религии
Китая как таковой: до преследований, обрушившихся на неё сотню лет назад и
продолжающихся до сих пор, она была живой, видимой и доступной для людей. Более
того, даосизм, будучи наиболее высоким выражением китайской народной религии,
обладает богатейшей литературой, включающей тысячи произведений по всем
аспектам традиции. Думаю, отсутствие интереса к этой традиции со стороны
западных исследований скорее можно объяснить трудностями с пониманием
китайского подхода к религии. Препятствием является само понятие религии, как
мы определяем его на Западе, и множество исследователей попали в ловушку
непонимания того факта, что в обществе, столь отличном от нашего, религиозная
система может быть совершенно иной.
Религиозная активность в повседневной жизни не имела
какого-либо названия и статуса, поскольку — как любил указывать французский
синолог Марсель Гранэ[6]
— в старом Китае религия не отделялась от социальной активности в целом[7].
Даже наиболее выдающиеся представители религиозной традиции — даосские мастера
— были, как правило, интегрированы в мирское общество и не пользовались
какими-либо особыми привилегиями. Лишь в последние эпохи в подражание западной
культуре с её концепцией религии как чего-то выделяющего человечество из
природы, китайские власти взяли на себя задачу классификации и разделения населения
по признаку вероисповедания, тщетно пытаясь убедить простого крестьянина, что
он является последователем либо конфуцианства, либо буддизма, либо даосизма,
либо — если говорить о ещё более близком к нам времени — просто «суеверий», в
соответствии с партийной линией. В реальной жизни, однако, это деление не имело
ни малейшего распространения, и ни один обычный человек не назвал бы себя
даосом, поскольку такое наименование подразумевало посвящение в мистерии и,
следовательно, было (и остаётся сейчас) применимо лишь к мастерам, местным
мудрецам.
Традиционно в китайском языке не существовало никакого
термина для выражения религиозной активности. Для перевода нашего слова религия в современном китайском был
создан термин цзун цзяо[8] — буквально «сектантская
доктрина». Это, может быть, неплохое обозначение для ислама или католицизма, но когда
этот термин используется для китайской народной религии и для высшего её
выражения — даосизма, т. е. религии, рассматривающей себя в качестве
истинной связи между всеми существами без какого-либо доктринального символа
веры, профессиональных священников и догматов — это может лишь создавать
недоразумения.
Дао[9]
Можно сказать, что именно отсутствие определения
представляет собой важнейшую характеристику китайской религии. Я не знаю, была
ли у других народов идея, аналогичная Дао, но в Китае эта концепция всегда была
фундаментальной[10]. Дао
неопределимо по определению и может постигаться только через свои бесконечно
множественные аспекты. Будучи одновременно трансцендентным и имманентным
принципом, Дао неназываемо, невыразимо, но присутствует во всех вещах. Это
гораздо больше, чем всего лишь «принцип». Первое значение иероглифа дао — «путь»: нечто, лежащее в основе
перемен и трансформаций всех существ, спонтанный процесс, регулирующий
естественный цикл Вселенной. Именно в этом процессе, на этом пути, мир, как мы его видим, творение,
частью которого мы являемся, приходит к целостности.
Однако мы не должны позволять себе переносить эту идею единства на само Дао. Дао может формировать целое, но само оно не есть это Целое. Дао порождает Одно[11], оно само может быть Одним, но затем может опять разделить свою целостность на фрагменты. «Дао порождает одно. Одно порождает два. Два порождает три. Три порождает мириады существ»[12], — говорит Дао-дэ цзин[13]. Это порождающее действие Дао называется её «силой» — дэ[14] — словом, которое часто переводят как «virtue»[15]. Но слово virtue происходит от латинского virtus[16] и корня vir-, означающего «мужчина», тогда как действие Дао, его творческая сила, наоборот, женские.
Дао — это поток, трансформация, процесс («путь») изменения и принцип циклического времени: «Где имени нет — там начало всех вещей, где имя есть — там мать всех вещей»[17] (Дао-дэ цзин, гл. 1).
Отсутствие любых определений характерно не только для даосской философии, но и для практики даосизма, и для самого его существования в мире. В течение почти двух тысяч лет люди жили в сообществах, организованных вокруг местных храмов, соблюдая даосские праздники, выполняя даосские церемонии и призывая в нужных случаях даосских мастеров, хотя и не подозревая при этом, что исповедуют «даосскую религию». Как религиозный и богослужебный институт, даосизм, будучи фактически социальным телом местных сообществ, никогда не имел ни настоящей управляющей власти, ни канонических доктрин, ни догматов, ни строгих признаков конфессиональной принадлежности.
Также за всю долгую историю даосизма не зафиксировано случаев междоусобных столкновений или даже серьёзного соперничества между различными его направлениями, поскольку нет ничего более далёкого от Дао, чем раздоры, склоки и интриги. Напротив, даосизм имеет тенденцию поглощать и гармонизировать все свои течения, преодолевая имеющиеся противоречия и терпеливо переживая превратности судьбы. Он выживает не благодаря фанатичному следованию какой-либо формуле или доктрине, а следуя образцу Дао и его действию в ближайшей к нам реальности: в нашем физическом теле. «За Дао не надо далеко ходить, оно здесь, в моём собственном теле», — говорят мудрецы.
Приоритет, даваемый даосами человеческому телу перед социальными и культурными системами, можно видеть в доминировании внутреннего мира над внешним и в отказе от поисков абсолюта в уме. Даосизм всегда укоренён в конкретном, на самом деле даже физическом, но в то же время универсален и банален. В этом основная причина, почему он не даётся западному уму. Он труден для достижения ещё и в силу других обстоятельств, во многом случайного характера.
История даосизма
Трудно сказать, каково происхождение даосизма. Ни один
из многочисленных даосских текстов не содержит каких-либо исторических данных. Дао-дэ цзин — книга, господствующая во
всей этой традиции таинств — не содержит ни одного личного имени, ничего, что
могло бы привязать её к истории.
Что касается её предполагаемого автора, Лао-цзы[18]
— «Старого Мастера» (или «Старого Ребёнка»)[19],
он принадлежит в первую очередь легендам и во вторую — теологии; историографии
никогда не удавалось найти доказательства его существования в более обыденной
реальности[20]. Как бы
то ни было, следует отделять Старого Мастера, который, как говорит традиция,
жил в шестом и пятом столетиях до н. э., от Лао-цзы — носящей его имя книги (более известной как Дао-дэ цзин — «Книга пути и его силы») —
поскольку книга эта, по всей видимости, приобрела свой нынешний вид не ранее
третьего в. до н. э.
Неисторическую природу Дао-дэ цзин разделяют почти все тексты, составляющие Даосский канон[21].
Это собрание, содержащее около пятнадцати сотен работ, представляющих даосскую
традицию в течение многих веков, изобилует текстами без авторства, даты и
названия. Как будто для их авторов линейная история совершенно не имеет
значения, а индивидуальное авторство противоречит природе вещей. Более того,
китайская историография, обычно точная и полная, практически ничего не сообщает
о даосизме, который как бы стоит особняком, или даже в оппозиции, к государственным
культам и идеологии. На самом деле летописцы старались, насколько возможно,
игнорировать даосизм. Таким образом, династические анналы не отражают его
важности в жизни нации.
Тем не менее, хотелось бы больше узнать об истории
даосизма. До сих пор не существует ни одного серьёзного исследования по истории
этой многовековой традиции. Задача, которую я ставлю перед собой в данной книге
— только поставить и рассмотреть проблему исторического измерения даосизма в
свете его уничтожения за последнее время, а не писать хронику, которая
неизбежно была бы неполной.
Даосизм возник в древнем Китае во времена первых
проявлений философской мысли, размышлений о природе человека и смысле жизни.
Первые великие китайские мыслители — Конфуций[22]
(родился в 551 г.
до н. э.) и Мо Ди[23]
(V в. до н. э.) — концентрировались на моральной философии, но не на
свободе и судьбе индивидуума. Аристократическая религия, религия класса
феодалов, рассматривала человека исключительно в терминах его социальной роли,
кодифицированной в ритуалах, которые сами по себе отражали феодальный порядок.
Этот порядок виден в представлениях о вечной жизни только для знати, для
великих предков. Как сказано в одном из конфуцианских трактатов, «ритуалы не
распространяются на простых людей», и, таким образом, обычные люди приходят к
Жёлтым Источникам[24]
в загробном мире безымянными.
Чтобы обозначить религию простых людей в Китае с
глубокой древности до наших дней, я часто использую термин шаманизм. Некоторым специалистам использование этого термина для
описания столь широкого, богатого, сложного и поэтического феномена как
китайская народная религия может показаться неадекватным или даже совершенно
неуместным. В действительности, если бы мы ограничили себя информацией,
предоставляемой классической литературой, мы бы не знали практически ничего о
религии народа. Но китайский шаманизм дожил до наших дней — в качестве «бедного
родственника» высокой даосской традиции, обладающего, однако, достаточной
жизнестойкостью, чтобы с ним считаться. Думаю, он должен рассматриваться как субстрат даосизма, до некоторого времени
соперник последнего и, наконец, в наше время — его неотделимый компонент. В
каждый период даосизм определялся в отношении к шаманизму. Так что нам тоже
следует взять этот китайский шаманизм в качестве отправной точки[25].
Но вернёмся к собственно даосизму. В погребениях III
в. до н. э. обнаруживаются первые примеры предметов, связь которых с
даосизмом несомненна: изящные бронзовые, иногда инкрустированные золотом,
курильницы в форме миниатюрной горы (бошань
лу[26]).
На горе мы видим декор в виде деревьев, диких животных и любопытные фигурки
людей с удлинёнными головами — это даосские бессмертные[27].
Широкая на вершине, горка сужается книзу, формируя резервуар, символизирующий
море. Фактически это перевёрнутая гора в форме гриба, растущего из вод. Она
символически представляет землю бессмертия — то ли гору Куньлунь[28]
— резиденцию матери-царицы Запада[29]
— великую богиню заходящего солнца и смерти, которая угощает приглашённых на её
пиры адептов персиками бессмертия, то ли остров восходящего солнца[30],
расположенный в Восточном море[31]
— обитель бессмертных.
Первая глава книги Чжуан-цзы рассказывает нам об этих
землях:
—
Далеко-далеко, на горе Гуишань[32], —
ответил Цзяньу, — живут божественные люди. Кожа их бела и чиста, как заледенелый
снег, телом они нежны, как юные девушки. Они не едят зерна, вдыхают ветер и
пьют росу. Они ездят в облачных колесницах, запряжённых драконами, и в
странствиях своих уносятся за пределы четырёх морей. Их дух покоен и холоден
как лёд, так что ничто живое не терпит урона, и земля родит в изобилии.
…
…А тем
божественным людям ничто не может причинить вред. Даже если случится мировой
потоп, они не утонут. И если нагрянет такая жара, что расплавятся железо и
камни и высохнут леса на горных вершинах, им не будет жарко. Да для них сам
великий Яо или Шунь — всё равно что пыль или мякина. Неужели станут они
заниматься ничтожными делишками этого мира?[33]
Курильница бошань лу вполне могла использоваться в качестве вспомогательного
средства в экстатических медитациях[34].
Сидя перед ней и созерцая кольца дыма, выходящие из дыр-пещер её гористой
поверхности, можно мысленно достичь описанных выше чудесных земель и стать подобным
населяющим их бессмертным: лёгким, пугливым, делающим добро без физического действия,
настолько поглощённым Вселенной, чтобы собрать в себя всех созданий. Великий
потоп и великая сушь — известные апокалиптические темы; выживает только
Настоящее, Правдивое и Чистое. Мы также находим здесь упоминание об отказе от
злаков — характерной черте даосской диетики. Простого упоминания этого
достаточно, чтобы вызвать в памяти широкий спектр практик «пестования жизни»,
использующихся в даосском поиске бессмертия.
Даосская диета значительно отличается от
того, что обычно едят люди. Это обстоятельство — вместе с практикой медитации и
физическими упражнениями — позволяет даже сегодня распознать адептов среди
народа. О них часто говорят как об отшельниках; действительно, уход «в горы и
долины» — частая тема в даосской литературе. Однако это правило не всегда соблюдается;
как мы увидим дальше, инициация «ухода в горы» может включать и многие другие
возможности. Нет нужды непременно покидать мир людей, не требуется обязательно
ставить себя вне общества. Человек следует за другими — такова цена свободы.
В дополнение к «Старому Мастеру»
Чжуан-цзы описывает других адептов древнего даосизма — весьма любопытных
персонажей, таких, например, как «Тыква», «Беззубый» и «Вдохновенный Безумец».
Конфуций также представлен как адепт, но такой, которому предстоит ещё многому
научиться. Пробуждение к Дао Жёлтого Императора[35]
— великого предка китайской цивилизации — образует у Чжуан-цзы большую
эвристическую тему[36].
То, что стало затем называться даосизмом — во времена Чжуан-цзы этого
термина ещё не существовало, — должно было составлять высшие, инициатические
уровни религии народа. Как и сегодня, традиция существовала, тогда как даосы знали
(что они не знают).
В даосизме ритуалы и мифы народного
шаманизма стали мистериальными культами и дали начало литургии и теологии.
Чжуан-цзы использует древние мифы только для того, чтобы выйти за их пределы.
Он показывает, что ни один мифический герой, ни одно легендарное животное не
знает свободы тех, кто «странствует с облаками и туманами, ездит верхом на
солнце и луне и уносится в своих скитаниях за пределы четырёх морей»[37].
Ко времени провозглашения первой
китайской империи (221 г.
до н. э.) подобное космологическое видение Дао ассоциировалось с «путём
Жёлтого Императора и Старого Мастера» (Хуан-Лао ши дао)[38].
Эта школа проявилась затем в виде мистической религии с широким спектром последователей
и вдохновила многих мыслителей.
В период правления следующей династии —
Хань[39]
(226 г.
до н. э. — 221 г.
н. э.) — захоронения содержат предметы, свидетельствующие о поисках
бессмертия; погребальные одежды украшены сценами полёта тела в блаженные земли.
На вазах, находимых в погребениях той эпохи, часто выгравированы контракты,
которые гарантируют умершему нахождение дома в загробном мире. Тексты этих
контрактов сопровождаются мистическими символами, играющими роль пароля, с
помощью которого инициированный покойник сможет пройти врата рая. Такие символы
назывались фу[40]
— слово, значение которого этимологически подобно греческому тессера[41].
Кроме того, в могилах находятся объекты,
имеющие отношение к алхимическим исследованиям, также известные по текстам. В
превращении киновари (дань[42])
в ртуть[43]
китайская алхимия воспроизводила циклическое взаимопревращение инь[44]
и ян[45]
и включала адепта в этот космический круговорот. Судьбы алхимии складывались
по-разному в разные периоды истории даосизма, но доктрина трансмутации киновари
стала фундаментальным положением даосского дискурса.
Та же ситуация преобладала и в медицине.
Не все врачи были даосами, но медицинские исследования всегда находились под
значительным влиянием поисков бессмертия. Особенно заметный вклад алхимия
вносила в теоретическую систематизацию медицинских знаний, как видно уже в Простых вопросах Жёлтого Императора[46]
— старейшем дошедшем до нас китайском медицинском пособии[47].
При первых правителях династии Хань путь
Жёлтого Императора и Лао-цзы был представлен ко двору. Ситуация сильно
изменилась при императоре У[48]
(140-86 гг. до н. э.), когда конфуцианство заняло роль государственной
идеологии, исключающей любые другие системы. Странная судьба для этой древней
философии, опоры феодального порядка — стать доктриной имперского абсолютизма,
моральной философией центральной администрации! Это создало пропасть, которая,
за некоторыми исключениями в отдельные периоды, существовала после этого на
протяжении всей китайской истории. С одной стороны было государство и его
административный аппарат, официальная страна, претендующая на «конфуцианскую»
традицию; с другой — реальная страна, местные структуры которой выражали себя в
региональных и неофициальных формах религии. Именно в этой ситуации даосизм
осознал себя как таковой и получил своё нынешнее название[49].
Низведённый до положения оппозиции,
даосизм вышел из официального фавора (даже если и пользовался время от времени
высочайшим покровительством) и стал основой для религиозной организации
«глубинки». Местные правители, старосты деревень, иногда даже главы некитайских
национальных меньшинств, нашли в даосизме культ, освящавший и узаконивавший их
власть, вне имперской администрации и порой даже в оппозиции к ней.
Такая ситуация несла в себе семя мятежа,
и уже в первом столетии до н. э. появились вдохновлённые даосизмом
мессианские и милленаристские движения, надеявшиеся на установление Великого
Мира (Тайпин)[50].
Они верили, что этот Великий Мир существовал до начала цивилизации и однажды
должен вновь воцариться на земле. Государство воевало с этими движениями, а
некоторые политические фигуры пытались эксплуатировать мессианские чаяния
народных масс[51].
Великое милленаристское восстание Жёлтых Повязок[52],
разразившееся в 182 г.,
настолько широко распространилось, что династия Хань надорвалась в попытках
подавить его. Падение ханьской империи, сравнимое с падением империи Римской,
позволило местным даосским организациям, ранее отодвинутым на задворки
общественной жизни, выйти на свет: в некоторых районах образовались
действительно автономные теократические структуры. Подобные коммуны управлялись
посвящёнными мастерами, которые были гарантами свободы в области проживания
членов коммуны и поддерживали равноправные отношения с главами соседних общин.
Это была демократия, сравнимая в некоторых аспектах с древнегреческой.
Часть того, что позже стало Китаем —
наиболее богатые и развитые западные провинции, — организовалось в локальные
территориальные единицы, каждая из которых выразила лояльность одному движению,
а именно — «Небесным Наставникам»[53].
Движение возникло на основе откровения, которое Лао-цзы («вновь приходивший» на
землю в 142 г.)
дал даосу Чжан (Дао-)Лину[54]
— первому «Небесному Наставнику». Откровение провозглашало начало новой эры, благоприятной
для избранных и гибельной для тех, кто будет придерживаться старых обычаев и
практик вопреки новому завету. Чжан Лин стал пророком этого откровения как
наследник нового небесного мандата и, таким образом, «Небесный Наставник».
Историки склонны отождествлять рождение организованного даосизма с этим
движением Небесных Наставников, но на самом деле ситуация сложнее. Хотя
первоисточники скудны, имеется достаточно свидетельств, что и до Чжан Лина
существовали организованные религиозные группы, которые и сами себя считали
даосскими, и другими рассматривались как таковые. Этим ранним движениям не было
чуждо и пророчество о новой эре. Тот факт, что Лао-цзы мыслился «вновь
пришедшим» (синь чу[55]),
показывает идею преемственности от религии Старого Мастера прежних времён.
Нельзя не признать, однако, что появление народной организации Небесных
Наставников стало поворотным пунктом в истории Китая. Их традиции живы по сей
день[56],
и вместе с ними — даосское богослужение местных общин. Несмотря на существенные
изменения, эта традиция сохранилась на протяжении веков в качестве системы,
структурирующей местные культы, письменное и инициатическое выражение
шаманской, народной религии, с которой имеет одновременно как
антагонистические, так и взаимоподдерживающие отношения: даже когда даосизм
противопоставляет себя шаманизму, он всегда старается дополнять последний.
Мы находим Небесных Наставников и
«сановников Дао»[57] в
современной даосской литургии. Позвольте мне пока просто указать на
замечательную непрерывность этой традиции, которая смогла выжить, в то время
как наши древние религии исчезли с появлением великих мировых религий спасения.
Китай также познал влияние этих
миссионерски настроенных иностранных религий. Упадок имперского порядка и, что
более важно, завоевание Северного Китая некитайскими племенами из Центральной
Азии ввели в Поднебесную гостя, который давно ждал у дверей — буддизм[58].
На первых порах он рассматривался как младший родственник даосизма и даже сам
представлялся таким образом. Первые буддийские книги, переведённые в Китае,
отвечали преобладанию даосизма в стране: они посвящены в основном дыхательным
упражнениям и медицине[59].
Но уже вскоре новое движение заметно расширилось и заявило о своей автономии,
хотя и с сохранением уважения к автохтонной религии.
Своей ли волей, под мечом ли варваров,
но Китай открыл для себя новый мир, интеллектуальную традицию, очень
отличающуюся от его собственной и в некоторых отношениях превосходящую
последнюю. Воздействие буддизма было велико; со временем обильная буддийская литература
(переводы и китайские апокрифы) положила начало расцвету даосской литературы откровения:
сотни сочинений, продиктованных «Дао», соперничали с текстами, услышанными от
«Будды». Однако в первые годы после появления буддизма его влияние оставалось
чисто формальным[60].
Даосизм оказался в состоянии подтвердить
своё положение национальной религии, особенно в Южном Китае, который оставался
китайским после 317 г.,
когда Север попал под власть варваров. Столкновение между литургической
организацией Небесных Наставников (принесённой беженцами из Северного Китая) с
местными традициями (сохранившими старые таинства ханьских времён) было
источником нового движения, превосходно воплотившего дух Срединного Государства
до падения последнего. Известное как школа Маошань[61],
это движение брало своё начало в божественных откровениях, полученных одной
семьёй южной знати[62]
во второй половине четвёртого столетия[63].
Они общались с духами через медиума (шаманизм никогда не сдавал своих позиций),
и экстатические видения превращались в страницы прекраснейшей вдохновенной литературы.
Как истинные знаки богов, манускрипты медиумов гарантировали адептам спасение в
грядущих катаклизмах. Таким образом литература Маошань постепенно переросла в
реальное движение и новую ортодоксию.
Религиозная организация не изменилась:
она осталась такой же, как у Небесных Наставников. Литургия, однако, всё же
претерпела определённые изменения. В службу были включены новые гимны, затем
элементы буддийского ритуала, а именно круговой обход храма и повторение
нараспев священных текстов. Последнее у даосов считалось особенно благотворным,
поскольку воспроизводило изначальные звуки спонтанных небесных письмён,
выражавшихся на письме символами фу,
которые служили талисманами-паролями[64].
Фу сначала были опознавательными жетонами
(тессера) гонцов и посланников; они
также назывались «священными драгоценностями» (линбао[65])[66].
Так тексты, рецитируемые на буддийский манер, сохраняли своё символическое значение,
становясь священными драгоценностями,
знаками инициации, превращёнными в слова. Книги
духовных драгоценностей росли так же быстро, как экстатические писания
школы Маошань, и вместе они образовали в пятом столетии впечатляющий корпус.
Правящая династия официально признала их, даосский патриарх[67]
свёл их в единый сборник, — так родился первый Даосский Канон[68]
— китайский ответ буддизму. Канонический даосизм на короткое время приобрёл
характер государственного института.
Можно установить над таинствами
государственный контроль, но при этом нужно учесть связанные с ними чаяния
народа о спасении. Лао-цзы являлся Чжан Лину, чтобы сообщить о наступлении
новой эпохи, так что он, вероятно, нескоро должен был прийти снова. Его пришествию
будут предшествовать потопы и пожары. Все те, кто не прошёл инициацию, и просто
«плохие люди» погибнут. Когда же он, наконец, вернётся, он установит на земле
царство Великого Мира. Некоторые китайские народные тексты пятого века
описывают грядущий апокалипсис в весьма цветистых выражениях и пророчествуют о
скором приходе Мессии. Он придёт царствовать над Чистыми, Самыми Чистыми, над
избранными его Царствия.
Это страстное ожидание — важная часть
китайской сотериологической традиции. Оно не могло не оказать глубокого влияния
на буддизм и неизбежно должно было иметь политический резонанс. В период быстро
сменявших друг друга недолговечных династий, от Цзинь[69]
до Суй[70],
императоры более чем когда-либо стремились культивировать свой образ Спасителя
Народа, суверена-защитника Великого Мира. Властью были предприняты значительные
усилия для превращения даосизма в национальную религию и идеологию
воссоединения страны, очистки его от вредных для государственной администрации
элементов и придания ему официального статуса. Основатели династии Тан[71]
(618-907) пошли ещё дальше навстречу мессианским чаяниям масс, попытавшись
полностью подчинить себе даосизм и превратить его в главный государственный
культ[72].
Несмотря на эти манёвры, государственный
контроль над даосизмом оставался неполным и временным. Древние таинства никогда
не стали бы религией всеобщего спасения[73].
Базовая организация оставалась крепко укоренённой в местных структурах, и
мастера, обязанности которых становились наследственными, не были привязаны ни
к какой центральной администрации. Попытки превратить даосизм в церковь не
имели успеха. Даосизм, единый в своём разнообразии (Дао не есть Одно[74]),
твёрдо удерживал свои позиции в сельской местности, сохраняя эксклюзивный и
инициатический характер. Вот почему именно на период правления великой династии
Тан, официально даосской, пришёлся высший расцвет китайского буддизма.
Буддизм — религия поистине универсальная
и всеобъемлющая. В Китае, будучи отделённой от общества, она, в общем,
оставалась близкой государству. Буддизм был способен привлекать
благотворительность верующих, причём их подношения становились неотъемлемой
собственностью Будды. Буддийская церковь, таким образом, накапливала капитал и
пускала его в оборот, но никогда не тратила ни на что, кроме возведения
величественных культовых сооружений: пагод в несколько сотен футов[75]
в высоту, наполненных статуями из золота, серебра, нефрита и драгоценных
камней. Соответственно, эта церковь имела немалый вес на экономической и
политической арене жизни нации. Ограничительные меры со стороны государства,
даже преследования сангхи, рассматриваемые как меры восстановления экономики,
становились неизбежными[76].
Подобные репрессии происходили регулярно с различной степенью суровости, даже в
те периоды, когда сами императоры, их жёны и весь правящий класс оставались
истовыми буддистами.
В этих взаимодействиях на высшем уровне,
характерных для отношений между государством и буддизмом, даосизм не играл
заметной роли: он был не четой столь могущественным институтам и
довольствовался распространением в глубинке[77].
Начиная с VIII в. и до наших дней ритуалы таинств и литургия Небесных
Наставников были связаны с местными праздниками. Народные боги стали даосскими
святыми, и наоборот.
Здесь, вдали от столиц, даосизм нашёл затем союзника:
конфуцианство[78],
доктрину учёных[79]. Со
времён падения династии Хань[80]
сельские кланы неизменно защищали и оберегали её классическую и научную
традицию. Даосизм не только не был в оппозиции к этой традиции, но даже
ассимилировал её и стал её хранителем. В конце VI столетия Даосский Канон вобрал в себя всех древних философов, в т. ч.
конфуцианских, чтобы представить национальное сопротивление буддизму.
Воссоединение страны под властью Танов ознаменовало конец опалы конфуцианства.
Но и в дальнейшем два течения мысли продолжали взаимно обогащаться и влиять
друг на друга. Этот обмен оказал глубокое влияние на эволюцию даосизма,
постепенно заменив его традиционную мифологическую космологию на абстрактную
космологию Книги Перемен, И-цзина[81].
В то же время учёные стали интересоваться искусством бессмертия и обсуждать даосскую
алхимию[82].
Конфуцианство и даосизм сосуществовали в течение всего второго периода династии
Тан и вместе подготовили великое Возрождение при династии Сун[83]
(960-1279 гг.). Вместе они бросили и вызов буддизму. Репрессии против буддизма
842-845 гг., истинные причины которых были экономическими, предпринимались по
их наущению и при их активной поддержке. Эти открытые преследования, на время
поставившие буддизм вне закона, стали сильным ударом для буддийской церкви, уже
ослабленной изнутри коррупцией и разложением. Великий буддийский период в
истории Китая подошёл к концу[84].
Реакция на внутреннее ослабление давно назревала
внутри самой буддийской церкви. Новое течение мысли, отвергающее внешнюю
роскошь, церемонии и паразитизм, вылилось в проповедь возвращения к простоте,
интуиции и природе. Это был чань (дзен)[85]
— типично китайский, практический, конкретный и прежде всего — даосский.
Чаньская мысль, в противовес схоластике буддизма Великой Колесницы[86],
заимствовала у даосского мистицизма его уничтожение концепций, его учение без
слов и его спонтанность. Простота чань-буддизма и его близость к народным
массам позволила ему выжить в то время, когда буддийская «высокая церковь» потерпела
крах. Переоткрытое конфуцианство, придерживавшийся своей основы даосизм и чань
стали тремя компонентами духовного возрождения, ознаменовавшего рождение нового
Китая.
Благодаря работе Поля Демивилля[87]
мы оценили важный вклад даосизма в чань, однако нельзя сказать того же об
оценке вклада даосской традиции в конфуцианство, или «неоконфуцианство»[88],
ставшего при последних династиях официальной идеологией китайского государства,
единственной системой мысли, которая принималась на государственных экзаменах,
дающих доступ к государственной службе. Следует подчеркнуть, что первые
философы конфуцианского обновления были или даосскими мастерами, или очень
близки к их кругу[89].
Даже великий Чжу Си[90]
(1130-1200), главный архитектор новой ортодоксии, писал комментарии на даосские
священные книги.
На заре нового Китая даосизм, который к тому времени
более чем когда-либо стал религией народа, представлял себя как корень, из
которого вышли новые ветви конфуцианства и буддизма; он был древнейшим из «Трёх
учений», Сань цзяо[91],
их источником. Даосские тексты постоянно напоминают нам, что, согласно легендам,
Конфуций был учеником, а Будда — перерождением Лао-цзы. Термин Три учения (часто переводимый как «Три
религии») в действительности соответствует той форме даосизма, которая
предлагала себя на роль представителя всей китайской культуры. Ибо, как
совершенно ясно, два других партнёра не хотели брать на себя ответственность за
экуменизм, стараясь вместо этого обособиться. Учитывая, как много идей «трёх учений»
конвергировали, кажется удивительным, насколько шаткими оставались их интерпретации.
Поэтому нам кажется неправильным взгляд на «современную народную религию» как
на синкретизм трёх религий. Просто даосизм утвердился в роли национальной религии, как это уже бывало
в прошлом.
Даосизму не раз предоставлялась эта роль перед лицом
внешней угрозы. Сунские правительства искали в нём идеологическую и
националистическую опору в борьбе с тибетцами и монголами, которым они шаг за
шагом проигрывали империю, пока не потеряли её полностью. В течение всего этого
периода и особенно при монгольской оккупации[92]
даосизм был движением культурного пробуждения народа и пассивного сопротивления
захватчикам. Он в ряде случаев успешно пытался навязать себя иностранцам и
китаизировать их. В 1222 г.
даосский мастер Цюй Чанчунь[93]
защищал даосизм перед Чингисханом как национальную религию Китая и выступал от
имени китайского народа: «Если завоеватель будет уважать даосизм, китайцы ему
подчинятся». Смелость Цюя впечатлила Чингисхана, и тот поставил его во главе
всего религиозного Китая, включая буддистов[94].
Этот успех, принёсший даосам власть, которой у них никогда раньше не было,
вскоре обернулся для них огромными неприятностями.
Вторжение в «епархии» буддизма и конфуцианства
спровоцировало последние на месть, вылившуюся в первую серьёзную проскрипцию
даосизма. В 1282 г.
даосские книги, за исключением только Дао-дэ
цзин, были сожжены по приказу правительства. Утрата была непоправимой, и,
казалось, даосы пали духом. Национальным сопротивлением отныне стали руководить
секты («тайные общества»), часто разделявшие теологию и практику даосизма, но
ставшие теперь самостоятельными организациями. Они много сделали для
освобождения страны от монголов и в конце концов привели к власти Чжу
Юаньчжана, основателя династии Мин (1368-1644 гг.).
С этого времени даосизм включал две главные школы,
которые дополняли друг друга без соперничества: школу Небесных Наставников,
ставшую наследственной со времён Хань[95],
и школу Цюй Чанчуня, учителя Чингисхана. Второе направление носит название
школы Совершенной Истины (Цюаньчжэнь).
Оно базируется на буддийской модели, с монашескими общинами. Что касается
Небесных Наставников, они остаются во главе литургической организации.
Расположившись со времён династии Тан (восьмой век) в горах Дракона и Тигра[96]
(в провинции Цзянси[97]),
они стали «даосскими папами» — иронический ярлык, которым их наградили западные
миссионеры. Литургическая традиция даосизма оставалась глубоко укоренённой в
народных общинах. Храмы со всем их имуществом принадлежали жителям и никогда не
подпадали под юрисдикцию инициирующих Наставников. Более чем когда-либо прежде
даосизм стал отождествляться с народной религией; он был выразителем коренной
традиции, культуры и социальных институтов настоящей глубинки.
В практике Дао наблюдается впечатляющая
преемственность и непрерывность: несмотря на видоизменения, происходившие за её
более чем двухтысячелетнюю историю, она оставалась типичным и последовательным
выражением китайской религии, её шехуй
(«конгрегацией Земного Бога»), т. е. социальным визави государства. Её
литургия обеспечивала тот контекст, в котором формировались
политико-религиозные структуры неофициального Китая. Даосская мысль увековечила
эту идею самоуправления и свободы.
Справедливо рассматривать даосизм как единое целое и
связывать классические каноны (книга Чжуан-цзы и Дао-дэ цзин), как это делают сами даосы, с поисками бессмертия («питанием
жизненного принципа») и литургией (социальным выражением даосизма).
Глубокие отношения, существующие между этими тремя
важнейшими элементами даосской традиции, требуют от нас представлять их в
данной книге в порядке, обратном обычно принимаемому, и идти против хронологии
текстов. Работы мистиков дошли до нас среди других древних документов, но то,
что они выражают — это в действительности кульминация даосской системы, и
должны рассматриваться с этой правильной позиции. Шаманизм, который известен нам
исключительно по данным современной этнографии, напротив, соответствует архаическому
уровню, который, с объективной точки зрения, должен быть расположен в качестве
одного из предшественников даосизма.
Уничтожение даосизма
Уничтожение даосизма совпало с прогрессирующим упадком
китайской культуры в последние столетия. Одной из главных причин этого упадка
явилось влияние Запада.
Когда в XVI в.
иезуитские миссии столкнулись с историческим выбором — взять себе в союзники
местную религию против государства или государство против религии — они выбрали
вторую из этих альтернатив. Христианство проникло в правительственные сферы
империи и обеспечило себе покровительство двора. В ответ дома, в Европе,
миссионеры превозносили официальную имперскую идеологию и образ Конфуция как Sinarum Philosophus[98]
(«единственного»), при этом сводя к минимуму упоминания о религиозной стороне
его государственного культа. Таким образом, для миссионеров Китай вовсе не имел
религии, и именно они ввели в китайский язык термин мисин[99]
— буквально «девиантное верование» — для обозначения даосизма. Маттео Риччи[100],
наиболее влиятельная фигура среди ранних европейских миссионеров, представлял
конфуцианство как агностическую доктрину моральной мудрости, философию, уже
осознавшую бытие Высшего Существа и нуждающуюся только в откровении Евангелия.
Эта картина оказалась весьма востребованной и,
невзирая на споры о ритуалах и кампанию против деизма внутри самой католической
церкви[101], была
принята не только другими христианскими миссиями, но и европейскими
интеллектуалами, и даже, в конце концов, китайскими властями. Несомненно, она
изрядно способствовала тому, что республиканский режим в Китае, установленный в
1912 г.,
имел двух христианских президентов, а также укоренению на китайской почве
марксизма.
Во Франции XVII и XVIII вв. даже противники церкви
приняли идеи Риччи. Из-за отсутствия других источников информации? Возможно. Но
очевидно также, что мыслители Просвещения нашли в Китае страну своей мечты:
нацию без религии, руководимую мудрецами, которые превратили интеллект и знание
— в силу, поставили культуру на службу Империи, и всё благодаря институту
государственных экзаменов, который обеспечивал доступ к государственной службе
достойнейшим. Если такого Китая в XVIII столетии и не существовало, его следовало
придумать[102].
Столь продолжительный роман между западными
интеллектуалами и этим образом Китая поразителен; несомненно, он станет
предметом изумления для историков будущего. Безоговорочное одобрение
официального Китая — за счёт его народной культуры — западными умами, готовыми
восхищаться христианскими и псевдохристианскими китайскими добродетелями,
продолжается и в наше время — синофилия, чрезмерность которой выдаёт глубокое
непонимание: народ без религии… Это мнение, поддерживавшееся миссионерами, а
позже переработанное и упрощённое нашими интеллектуалами, и бытующее на Западе
до сих пор, лишь показывает, насколько плохо мы знаем Китай. Как я уже
указывал, оно было очень на руку китайскому официозу, нашедшего в лице
миссионеров мощных союзников в борьбе с местными общинными структурами и их
даосской литургией, которые государственные чиновники считали ответственными за
все беды государства.
С концом династии Мин разрыв между бюрократией и
народной религией (т. е. реальной страной) стал ещё больше. Восстания,
организованные сектами — которые, как и их близкий родственник даосизм,
опирались на провинцию — ускорили падение Минской династии (которой ранее, три
столетия до этого, помогли прийти к власти) и привели к завоеванию Китая манчжурами
(династия Цин[103],
1644-1912). Манчжуры угнетали китайцев и искали любые возможности уничтожить их
религию. Класс учёных и бюрократов, терпя дискриминацию в течение всего этого
периода, проклинал религию за её роль в гибели национальной династии и пытался
вернуть себе власть, отстаивая возвращение конфуцианской ортодоксии времён
династии Хань. Это положило начало ханьсюэ,
«национальных исследований»[104]
(термин, который мы на Западе переводим как «китайские исследования» или
«синология»!), которые возвращали из забвения классиков и всецело отвергали
даосизм в какой бы то ни было форме.
Исторические и филологические изыскания, предпринятые
благодаря этому национальному подъёму учёных, почти полностью игнорировали
религиозную литературу. Когда в XVIII столетии была учреждена Большая имперская
библиотека и составлялись texti recepti[105]
всех древних писаний, даосские книги были фактически исключены из этого
собрания. К началу нынешнего столетия[106]
Даосский канон, давно забытый, уцелел
только в одном полном экземпляре.[107]
Альянс между официальной империей и западным
христианством — брак скорее по расчёту, чем по любви — также был расторгнут.
Вновь вместе они выступили только во время Тайпинского восстания[108]
(1851-1864) — несчастной религиозной войны, руководимой новообращённым
христианином, ставшим своего рода китайским Христом[109],
который оставил от древнего даосского идеала только имя — Великий Мир[110].
В действительности, первый большой погром даосских святилищ был совершён именно
тайпинами — во имя торжества христианской истины и «борьбы с предрассудками».
Сотни великолепных архитектурных комплексов — среди них монастыри в горах
Дракона и Тигра[111],
в течение тринадцати столетий бывшие резиденцией Небесных Наставников — были
разорены и превращены в руины. В то время никто даже не думал о восстановлении
этих величественных памятников, столь же древних, как готические соборы Европы
— а ведь это было время, когда Виолле-ле-Дюк[112]
реставрировал Собор Парижской Богоматери!
На даосизм набросились столь многие, что было бы
утомительно даже перечислять их. Просто скажу, что древняя религия претерпевала
гонения каждый раз, когда Китай проходил какой-либо поворотный пункт на пути к
своему нынешнему состоянию. Авторы реформ 1885 г. пытались
конфисковать все уцелевшие и восстановленные даосские храмы, чтобы превратить
их в публичные заведения, школы или больницы — в каковом качестве многие из них
и раньше служили на добровольной основе. Установленная в 1912 г. республика
продолжила эту программу. Спонтанный национальный подъём, последовавший за т. н.
«Движением четвёртого мая»[113],
предоставил государству благоприятную возможность полностью конфисковать собственность
народных религиозных объединений, таким образом обрекая на разрушение все даосские
храмы. Во время Тайпинского восстания его христианский предводитель разрушил
все святилища в Южном Китае, даже самые мелкие. В 1920-х «Движение новой жизни»[114]
вербовало студентов на работы по разрушению статуй и убранства храмов за
пределами «столиц» — Пекина[115]
и Нанкина[116]. Так
всё и пошло. Ко времени прихода к власти коммунистов оставались лишь немногие
буддийские и даосские монастыри. Затем монахи и монахини были изгнаны и из них.
Несколько наиболее впечатляющих монастырей и храмов были сохранены в качестве
памятников старины, остальные — разрушены или оставлены на произвол судьбы.
Формально в ходе земельной реформы все святилища, не относящиеся к другим
религиям, были отданы под управление новоучреждённой государственной Даосской
Ассоциации (Чжунгуо даоцзяо сиэхуй)[117].
Однако на практике эта организация не могла выполнять свою роль хранительницы
святых мест, поскольку почти все уцелевшие народные храмы (в Пекине, например,
их насчитывалось около трёх сотен, вместо почти тысячи существовавших столетием
раньше, в Шанхае — около полусотни, оставшихся от двухсот) были заняты под
армейские бараки и правительственные учреждения или захвачены фабриками и
мастерскими. Почти все праздники, все без исключения обряды поклонения и даже
возжигание благовоний, являющееся одной из наиболее древних форм даосской
практики, были объявлены «суевериями» и на этом основании запрещены.
Культурная революция[118]
(1964-1974) завершила разгром. То, что для иезуитов шестнадцатого столетия было
лишь благочестивым пожеланием, наконец, кажется, удалось реализовать: древняя
китайская религия — подобно древним религиям Греции и Рима — фактически перестала
существовать. Но мир нисколько не стал от этого умнее[119].
Тем не менее, как покажут следующие главы моей книги,
даосизм не умер. Он выжил, бедный и оклеветанный, но удивительно сильный, в
крестьянских общинах Тайваня, в рыбацких деревнях Гонконга и в материковом
Китае, где всё больше выходит на свет в последние несколько лет. В прибрежных
провинциях, особенно в Кантоне[120]
и Фузцяни[121],
экономическое процветание последних лет нашло своё выражение, в частности, в
реставрации храмов. В Фуцзяни их отстраивают из гранита — «чтобы они не были
сожжены вновь». Вернулись праздники и паломничества. В тех городах, где это
позволяет местное законодательство, учреждаются филиалы Даосской Ассоциации.
Ассоциация предпринимает осторожные, но упорные попытки вернуть святые места,
числившиеся даосскими согласно кадастру 1952 г. Часто места поклонения и практики
безнадёжно разрушены, но в некоторых случаях имеются определённые возможности получения
денежных компенсаций, которые могут использоваться для обучения потомков традиционных
даосских семей. Повсюду в Китае собираются и копируются рукописи, выжившие в
огне Культурной революции. До сих пор, однако, религиозные ассоциации мирян,
равно как и древние ритуалы Небесных Наставников, остаются под запретом.
При поверхностном рассмотрении может показаться, что
от даосской традиции ничего не осталось. Даосские мастера гораздо менее внешне
активны и склонны к публичным выступлениям, чем буддисты или католики, не
говоря уж о мусульманах. Даосизм никогда не имел никакой сильной организации.
Однако он присутствует в жизни современного Китая, проявляясь многими, иногда
весьма неожиданными путями. Один из значительных факторов, способствующих
возрождению даосской традиции — современный широкий интерес общества к
практикам здоровья и долголетия, наиболее известным под названием цигун[122]
— упражнениям с жизненным дыханием или энергией. Мастера цигун в официальных выступлениях могут
преуменьшать и даже отрицать связь своего искусства с даосизмом; однако многочисленные
китайские публикации о цигун — как книги, так и периодические издания — уделяют
много места описанию даосской традиции, её истории и священным текстам. Та же
ситуация наблюдается в современной китайской медицине и вообще во всех
китайских науках и искусствах: стоит только поскрести поверхность, чтобы под
ней обнаружить живую даосскую традицию. Таким образом, даосизм, как и раньше,
присутствует в повседневной жизни народа и продолжает стремиться к своей высшей
цели: бессмертию.
[1] Кит. трад. 莊子, упрощ. 庄子, пиньинь zhuāngzǐ. — Прим. перев.
[2] Chuang—tzuchi—shih. Ed. Kuo Ch’ing-p’an — Peking: Chuang-hua shu-chü, 1985. — Гл. 6, с.258. Обсуждение этой книги, написанной в IV в. до
н. э., см. Пост сердца в главе
10. Авторство книги Чжуан-цзы приписывается «мастеру Чжуану», Чжуан-цзы, личное
имя которого было Чоу. О нём мало что известно. Совершенно невероятно, чтобы
вся книга, состоящая из 33 глав, целиком была его творением. Вероятно, лично Чжуан-цзы написаны лишь
первые 7 глав, остальные же 26 добавлены его последователями. Однако в
соответствии с китайской традицией и из соображений удобства я везде буду
ссылаться на «Чжуан-цзы» как на автора всей книги, носящей его имя. — Прим. автора.
Цит. по: Чжуан-цзы. перев. c древнекит. В.
В. Малявина. — Гл. 6. — Прим. перев.
[3] Об этом предложении Чэн Сюаньин, комментатор книги
Чжуан-цзы VI в., говорит: «как члены одного тела» (Chuang-tzu, …, ch. 6, p.265).
См. также библиографию к этому изданию.
[4] Chuang—tzuchi—shih. Ed. Kuo Ch’ing—p’an — Peking: Chuang—hua shu—chü, 1985. — Гл. 6, с.264. — Прим. автора.
Цит. по: Чжуан-цзы. перев. c древнекит. В.
В. Малявина. — Гл. 6. — Прим. перев.
[5] Кит. трад. и упрощ. 禅, пиньинь chán. — Прим. перев.
[6] Марсель Гранэ (Marcel Granet, кит.
трад. и упрощ. 葛兰言, пиньинь gé lányán 1884-1940) —
крупный французский социолог, этнограф и синолог. — Прим. перев.
[7] Marcel Granet. La pensée chinoise. — Paris: Albin Michel, 1934. — Прим. автора.
Имеется перевод на русский: Марсель Гране. Китайская мысль. перев. с фр. В. Б. Иорданского, общ. ред. И. И. Семененко.
— Москва, 2004. — Прим. перев.
[8] Кит. трад. и упрощ. 宗教, пиньинь zōngjiào. — Прим. перев.
[9] Кит.
трад. и упрощ. 道, пиньинь dào. — Прим. перев.
[10] Данное обсуждение касается дао как религиозного и
мистического концепта. Другие школы мысли древнего Китая тоже говорили о дао,
но в других смыслах — как о принципе порядка, законе или доктрине. — Прим. автора.
[11] Кит. трад. и упрощ. 一, пиньинь yī — важная концепция даосской философии и
практики. Связанной с ним даосской практике концентрации — «хранению Одного» (кит. трад. и упрощ. 守一, пиньинь shǒuyī) — посвящена
8-я глава книги. Другие встречающиеся варианты перевода — Единица, Единое,
Единство, Одинокое. Иероглиф используется в названии Школы Истинного Единства (кит. трад. и упрощ. 正一道, пиньинь zhengyidào) — второго по величине направления в
современном даосизме, известного также как Южная школа. — Прим. перев.
[12] Tao—te ching, … chap. 42. Моё
обсуждение истории этого текста см. в главе 10 настоящей книги. — Прим. автора.
Цит. по: Дао-дэ цзин. перев. с древнекит. А.А. Маслов. — Чжан 42. — Прим. перев.
[13] Кит. трад. 道德經, упрощ. 道德经, пиньинь dàodéjīng. — Прим. перев.
[14] Кит. трад. и упрощ. 德, пиньинь dé. — Прим. перев.
[15] Англ. «добродетель», «достоинство», а также «храбрость»,
«мужество», «доблесть». —
Прим. перев.
[16] Лат. «мужественность», «мужество», «храбрость»,
«стойкость»; «подвиги»; «достоинство», «талант», «дарование»; «добродетель». — Прим. перев.
[17] Цит. по: Лао-цзы. Дао-дэ
цзин. перев. с древнекит. В. В. Малявина. — Чжан 1. — Прим. перев.
[18] Кит. трад. и упрощ. 老子, пиньинь
lǎozǐ.
— Прим. перев.
[19] Лао значит
«старый». Цзы имеет два значения:
«ребёнок», «дитя» и «мастер», «мудрец». Эта двусмыслица в данном случае не
является всего лишь семантическим каламбуром, а играет важную роль в мифах о
рождении Лао-цзы (см. главу 7 данной книги). — Прим. автора.
[20] В своей «биографии» Лао-цзы великий историограф Сыма
Цянь [кит. трад. 司馬遷, упрощ. 司马迁, пиньинь Sīmǎ Qiān — прим.
перев.] (145-90 до н. э.)
признаётся, что не в состоянии отделить мифы от фактов. См. раздел Рождение в главе 7 настоящей книги. — Прим. автора.
[21] Кит. трад. и упрощ. 道藏, пиньинь dàozàng —
«Сокровищница Дао». Это огромное
собрание даосских текстов: последняя, четвёртая по счёту версия Даоцзана — Минский Даоцзан (трад. и
упрощ. 明道藏, пиньинь míngdàozàng), получивший название по династии Мин,
при которой был издан — содержит более 1500 текстов в 5300 цзюанях,
сгруппированных в 3 отдела, называемых Три
Пещеры, или Три Грота (кит. трад. и упрощ. 三洞, пиньинь sāndòng): Истинная
Пещера (кит. трад. и упрощ. 洞真部, пиньинь dòngzhēnbù), Сокровенная
(или Тёмная) Пещера (кит. трад. и упрощ.
洞玄部, пиньинь dòngxuánbù) и Чудесная
Пещера (или Пещера Духа) (кит. трад. и упрощ. 洞神部, пиньинь dòngshénbù), и 4 приложения: Великая Тайна (кит.
трад. и упрощ. 太玄部, пиньинь tàixuánbù), Великий Покой (кит. трад. и упрощ. 太平部, пиньинь tàipíngbù), Великая
Чистота (кит. трад. и упрощ. 太清部, пиньинь tàiqīngbù) и Истинное
Единое (кит. трад. и упрощ. 正一(正乙)部 или 正乙部, пиньинь zhèngyībù или zhèngyĭbù
соответственно). — Прим. перев.
[22] Кит. трад. и упрощ. 孔子, пиньинь span>kǒngzǐ. — Прим. перев.
[23] Кит. трад. и упрощ. 墨翟, пиньинь mò dí, также 墨子, пиньинь mòzǐ — Мо-цзы. — Прим. перев.
[24] Кит. трад. и упрощ. 黄源, пиньинь huángyuán. — Прим. перев.
[25] В древнем Китае существовали, равно как существуют и
в современном Китае, шаманские культы, подобные центральноазиатским,
монгольским и сибирским. В Китае такие практики экстаза и трансовых состояний
во время религиозных церемоний имели гораздо более широкий диапазон, в
частности, практиковались при почитании предков и гадании. Собственно даосская
практика также знает много форм транса, но не допускает одержимости «внешним»
духом. — Прим. автора.
[26] Кит. трад. 博山爐, упрощ. 博山炉, пиньинь
bóshānlú — «печь в виде горы Бошань». —
Прим. перев.
[27] Кит. трад. и упрощ. 仙, пиньинь xiān. Интересно, что этот иероглиф складывается из двух
частей — слева «человек» (кит. трад. и упрощ. 人, пиньинь rén), справа «гора» (кит. трад. и упрощ. 山, пиньинь shān). Хотя традиционно считается, что смысловой частью
иероглифа является 人, а 山 —
всего лишь фонетик (xiān
звучит похоже на shān, а
раньше, возможно, оба слова звучали одинаково), нельзя отрицать и
пиктографического смысла этого сочетания. С этой точки зрения 仙 можно
понимать как «горный человек», «человек гор» или даже «человек-гора». — Прим. перев.
[28] Кит. трад. и упрощ. 崑崙(山), пиньинь kūnlún(shān). — Прим. перев.
[29] Кит. трад. и упрощ. 西王母, пиньинь
xīwángmǔ — Сиванму.
Кроме приведённого автором варианта «Мать-царица Запада», имя может быть переведено
как «Мать западных царей» или «Мать западного царя».
— Прим. перев.
[30] Кит. трад. и упрощ. 蓬萊, пиньинь pénglái. — Прим. перев.
[31] Кит. трад. 東海, упрощ. 东崙, пиньинь dōnghǎi. — Прим. перев.
[32] В древних легендах про эту мифическую гору (иногда
называемую Гушишань), кроме того, говорится, что она полая внутри и имеет 9
гротов. Этот образ напоминает описанную выше курильницу в форме горы. — Прим. автора
[33] Chuang—tzuchi—shih. Ed. Kuo Ch’ing—p’an — Peking: Chuang—hua shu—chü, 1985. — Гл. 1, с.28. — Прим. автора
Цит. по: Чжуан-цзы. перев. c древнекит.
В.В. Малявина — Гл. 1. —
Прим. перев.
[34] Лю Сян (77-6 гг. до н. э.) оставил следующую Надпись на курильнице:
Как изящен сей предмет на столе в форме
крутой горы!
Вершина напоминает Хуашань [Цветочная
гора, одна из пяти великих даосских вершин. — Прим. перев.]
У
подножья словно бронзовый пруд.
Внутри
— ароматные травы: красный огонь, чёрный дым…
Тонкие
гравировки со всех сторон: вот как можно говорить с Небом!
Созерцаю десять тысяч
животных, вырезанных на поверхности —
В прозрении превосхожу Ли
Ло [легендарный древний персонаж,
наделённый исключительной способностью видения. — Прим. автора] — Прим. автора.
[35] Кит. трад. и упрощ. 黄帝, пиньинь huángdì. — Прим. перев.
[36] В ещё большей мере подобные истории про Жёлтого Императора
(Хуанди) представлены в Ле-цзы (кит. трад. и упрощ. 列子, пиньинь lièzĭ) — другом раннем даосском
трактате, называемом по имени легендарного автора — Ле Юкоу (кит. трад. и упрощ. 列圄寇/列禦寇, пиньинь lìe
yǔkòu, V в. до н. э.). В целом, в даосской традиции Жёлтый Император обычно
символизирует самого практика. В обсуждаемых историях он всегда выступает не в
роли учителя, а в роли ученика, инициируемого своими наставниками — Гуан
Чэн-цзы (кит. трад. и упрощ. 广成子, пиньинь guǎngchéngzǐ), Пэн-цзы (кит. трад. и
упрощ. 彭, пиньинь péngzĭ), Чистой Девой (кит. трад. и упрощ. 素女, пиньинь sùnǚ), Тёмной Девой (кит.
трад. и упрощ. 玄女, пиньинь xuánnǚ) и т. д. — Прим. перев.
[37] Chuang—tzuchi—shih. Ed. Kuo Ch’ing—p’an — Peking: Chuang—hua shu—chü, 1985. — Гл. 1, с.17. — Прим. автора.
Цит. по: Чжуан-цзы. перев. c древнекит.
В.В. Малявина — Гл. 1. —
Прим. перев.
[38] Кит. трад. 黄老師道, упрощ. 黄老师道, пиньинь huánglǎoshīdào. —
Прим. перев.
Согласно древней китайской мифологии, Жёлтый Император жил впервой
половине III тысячелетия до н. э. и был изобретателем цивилизации. Он
святой-покровитель многих искусств и ремёсел, в первую очередь — работы с
металлом. Его учителем был старый мудрец, рассматриваемый как одно из многих
воплощений Лао-цзы. Правитель и его мудрый советник образуют пару, играющую
фундаментальную роль в традиции китайской мысли. Отношения такого рода выражены
в большом числе метафор, таких как кукла и кукловод, медиум и направляющий его
мастер и т. п. На философском уровне эта взаимодополняющая структура
выражена, в частности, в паре Дао с его «добродетелью» или силой (Дао-дэ).
Мы фактически ничего не знаем об истории мистического культа «пути
Хуан-Лао», но все философы ранней империи в большей или меньшей степени ощущали
на себе его влияние. — Прим.
автора.
[39] Кит. трад. 漢朝,
упрощ. 汉朝, пиньинь hàncháo. — Прим. перев.
[40] Кит. трад. и упрощ. 符, пиньинь fú. — Прим. перев.
[41] Древнегреч. τέσσερα — «четыре». Это слово имело много производных
значений, например, «игральные кости», «плитка черепицы», «наборный элемент
мозаики» и, в частности, «опознавательный жетон» (например, гонца или члена
тайного общества). — Прим. перев.
[42] Кит. трад. и упрощ. 丹, пиньинь dān. Начертание
иероглифа восходит к изображению котла-треножника с киноварью. Об
исключительном значении киновари в китайской алхимии свидетельствует то, что
обозначающее её слово используется в значении «эликсира», «чудесного снадобья»
вообще, а всё искусство алхимии именуется «путём киновари» (кит. трад. и упрощ. 丹道, пиньинь dāndào) (или же наоборот,
киноварь стали называть словом, обозначающим любой эликсир, что не меняет сути
дела). Ср. с самоназванием индийской алхимии — санс. rasaśāstra, rasavidyā
(rasa — «ртуть» и одновременно
«сущность», «эссенция», «сок») и западноевропейской — герметическое искусство,
искусство Гермеса (Гермес
соответствует лат. Меркурию, означающему, помимо имени божества и планеты,
также ртуть). — Прим. перев.
[43] Киноварь представляет собой красный сульфид ртути
(II) (HgS) и является основной, наиболее распространённой в природе рудой
ртути. Металлическая ртуть высвобождается при сжигании киновари на воздухе: HgS+O2→Hg+SO2.
Именно с помощью этого процесса с древних времён и поныне получают
металлическую ртуть и в лабораториях, и в промышленных масштабах. — Прим. перев.
[44] Кит. трад. 陰, упрощ. 阴, пиньинь yīn.
— Прим. перев.
[45] Кит. трад. 陽, упрощ. 阳, пиньинь yáng. — Прим. перев.
[46] Кит. трад. 素問, упрощ. 素问, пиньинь sùwèn — первая из
двух книг Внутреннего канона Жёлтого Императора (трад. 黄帝内经, упрощ. 黃帝內經, пиньинь
huángdì nèijīng) — самого древнего и авторитетного текста
китайской традиционной медицины, составление которого приписывается самому
Хуанди. Недавно весь Внутренний канон Жёлтого Императора,
включая Простые вопросы, вышел на
русском в переводе Бронислава Виногродского (Трактат Жёлтого Императора о внутреннем. перев. с древнекит. Б. Б.
Виногродского. — Москва:
Профит Стайл, 2007). Первый том издания содержит Простые вопросы (в переводе
Виногродского — Вопросы о простейшем),
второй том — вторую часть Канона — Ось духа (кит. трад. 靈樞(經), упрощ. 灵枢(经), пиньинь língshū(jīng)). — Прим. перев.
[47] Частично переведённая на французский и английский,
эта базовая работа по китайской медицине, самые ранние места которой датируются
III в. до н. э., постоянно обращается к даосским идеям, ритуалам и
гармонизирующим физическим упражнениям. Однако главная цель этой книги состоит
в установлении медицинской теории. — Прим. автора.
[48] Кит. трад. 漢武帝, упрощ. 汉武帝, пиньинь
hànwǔdì — Ханьский
У-ди. — Прим. перев.
[49] Выражение Дао
цзя [кит. трад. и упрощ. 道家, пиньинь dàojiā —
прим. перев.],
означающее «даосская школа», использовал историограф Сыма Цянь (см. выше) в
контексте достижения бессмертия. В тот же период династии Хань мы встречаем термин Дао цзяо [кит. трад. и
упрощ. 道教,
пиньинь dàojiào — прим. перев.] — «даосское учение». Некоторые
современные китайские авторы считают, что эти два названия даосской традиции
отражают различие между «философским даосизмом» и «религиозным даосизмом».
Однако сами даосы используют их как взаимозаменяемые. — Прим. автора.
[50] Кит. трад. и упрощ. 太平,
пиньинь tàipíng. — Прим. перев.
[51] Одним из первых политиков, попытавшихся извлечь
выгоду из народного мессианского движения, был «узурпатор» Ван Ман [кит. трад. и упрощ. 王莽,
пиньинь wáng măng —
прим. перев.], царствовавший с 9 по
24 гг. н. э. (см. Schipper,
Kristofer. Messianismes et millénarismes
dans la Chine
ancienne. — Actes du XXVIe Congrès d’Etudes
chinoises — Cina, suppl. 2, Rome, ISMEO, 1978: 31-47). — Прим. автора.
[52] Кит. трад. 黄巾之亂, упрощ. 黄巾之乱, пиньинь huángjīn
zhī luàn. — Прим. перев.
[53] Кит. трад. 天師, упрощ. 天师, пиньинь tiānshī. — Прим. перев.
[54] Кит. трад. 張(道)陵, упрощ. 张(道)陵, пиньинь zhāng
(dào)líng.
— Прим. перев.
[55] Кит. трад. и упрощ. 新出, пиньинь xīnchū. — Прим. перев.
[56] На предмет литургической традиции даосизма см. Регистр в главе 4 этой книги. — Прим. автора
[57] Кит. трад. и упрощ. 道臣, пиньинь dàochén.
— Прим. перев.
[58] Кит. трад. и упрощ. 佛教, пиньинь fójiào — Прим. перев.
[59] Henri Maspero. How Was Buddhism Introduced in Cina? In:
Maspero, Henri. Taoism and Chinese
Religion. Trans. by Frank A. Kierman. — Amherst:
The University of
Massachusetts Press,
1981. (Исходно на французском: Maspero, Henri. Taoïsme et les
religions chinoises — Paris:
Gallimard, 1971.) — Прим. автора.
[60] Zürcher,
Erik. Buddhist Influence on Early Taoism.
— T’ong Pao 66, nos. 1-3: 84-147,
1988. — Прим. автора.
[61] Кит. трад. и упрощ. 茅山(派), пиньинь máoshān(pài) — «(Школа горы) Маошань». Известна
также как Шанцин (кит. трад. и упрощ. 上清(派), пиньинь shàngqīng(pài) — «(Школа) Высшей Чистоты». — Прим. перев.
[62] Речь идёт о роде Ян (кит. трад. 楊, упрощ. 杨, пиньинь yáng). Первым её представителем, получившим откровения в 364-370 гг., был
Ян Си (кит. трад. 楊羲, упрощ. 杨羲, пиньинь yáng xī). — Прим. перев.
[63] Об этом важном течении см. Strickmann, Michel. Le Taoïsme du Mao-chan:
chronique d’une révélation. — Paris: Institut de Haute Etudes Chinoises du Collège
de France,
1981. — Прим. автора.
[64] Об этих символах и о параллели с τέσσερα см. выше
в этом разделе. — Прим. перев.
[65] Кит. трад. 靈寶, упрощ. 灵宝, пиньинь língbǎo.
— Прим. перев.
[66] См. Kaltenmark, Max. Ling-pao:
Note sure un terme du taoïsme religieux. In: Mélanges publiés
par l’Institut de Haute Etudes Chinoises, 2, pp. 559-588. — Paris: Institut de Haute Etudes Chinoises du Collège
de France,
1960. Слово линбао является также древним поэтическим обозначением у [кит. трад. и упрощ. 巫, пиньинь wū — прим. перев.] — шамана. — Прим. автора.
Кроме
того, это название одной из школ даосизма, обычно переводимая на русский как
«(Школа) Духовной Драгоценности». — Прим. перев.
[67] Лю Сюцзин (406-477) — даосский патриарх, чей вклад в
историю тайной традиции можно сравнить со вкладом Конфуция в традицию
классическую. Лю собрал, выверил и прокомментировал даосские тексты своего
времени, разделив их на три «грота» [кит. трад. и упрощ. 三洞, пиньинь sāndòng — прим. перев.]. Первый грот содержит тексты
маошаньских откровений. Эти тексты получили эпитет «Высшая Чистота» (Шанцин) [кит. трад. и упрощ. 上清, пиньинь shàngqīng — прим. перев.]. Второй грот включает
тексты традиции Духовной Драгоценности (Линбао)
[кит. трад. 靈寶, упрощ. 灵宝, пиньинь língbǎo — прим.
перев.]. Третий состоит из старинных оккультных практик Юга (Саньхуанвэнь) [кит. трад. и упрощ. 三皇文, пиньинь
sānhuángwén — «Письмена Трёх Августейших» — прим. перев.]. Этот первый Даосский Канон послужил образцом для
всех последующих изданий. — Прим. автора.
[68] Кит. трад. и упрощ. 道藏, пиньинь dàozàng —
«Сокровищница Дао». Первый Даоцзан,
содержавший приблизительно 1200 свитков-цзюаней, был составлен и принят около 400 г. — Прим. перев.
[69] Такое
название носят 4 императорских династии Китая (и, соответственно, 4
соответствующих времени их правления периода традицонной китайской хронологии).
Здесь автор имеет в виду династию Цзинь (кит. трад. 晉(朝), упрощ. 晋(朝), пиньинь jìn (cháo)) эпохи Шести
Династий (кит. трад. и упрощ.
六朝, пиньинь liù cháo), правившую
в 265-420 гг. — Прим. перев.
[70] Кит. трад. и упрощ. 隋(朝), пиньинь suí(cháo) — династия,
объединившая Китай после продолжительного периода раздробленности и
междоусобиц, известного как эпоха Шести Династий. Правила с 581 по 618 гг., уступив место династии Тан. — Прим. перев.
[71] Кит.
трад. и
упрощ. 唐(朝), пиньинь táng(cháo) — династия, сменившая династию Суй. — Прим. перев.
[72] Среди наиболее известных «спасителей» можно назвать
императоров Тай У [кит. трад. и упрощ. 太武(帝), пиньинь tàiwǔ(dì) — прим.
перев.] из династии Вэй [кит.
трад. и
упрощ. 魏(朝), пиньинь wèi(cháo) — прим.
перев.] (424-451) и У [кит.
трад. и
упрощ. 武(帝), пиньинь wǔ(dì) — прим.
перев.] из династии Лян [кит.
трад. и
упрощ. 梁(朝), пиньинь liáng(cháo) — прим. перев.] (502-550). В этом отношении лидеры современного
Китая не изобрели ничего нового. Согласно мессианским ожиданиям китайского
средневековья, спаситель — новый Лао-цзы — будет носить имя Ли Хун. И вот
императорский дом династии Тан принял фамилию Ли — по-видимому, из соображений
религиозной пропаганды.
— Прим. автора.
[73] Даосизм всегда оставался «закрытым клубом». Книги с
откровениями никогда не пускались во всеобщий оборот. До наших дней
богослужебная традиция передаётся в виде рукописных (никогда не печатавшихся)
текстов. Кроме того, в даосизме никогда не было традиции проповеди. — Прим. автора.
[74] Кит. трад. и упрощ. 一, пиньинь yī — важная
концепция даосской философии и практики. Связанной с ним даосской практике
концентрации — «хранению Одного» (кит.
трад. и упрощ. 守一, пиньинь shǒuyī) — посвящена
8-я глава книги. Другие встречающиеся варианты перевода — Единица, Единое,
Одинокое. — Прим. перев.
[75] Английский фут (англ. foot) равен 30,480 см. — Прим. перев.
[76] Gernet, Jaques. Les aspectes économiques du bouddhisme.
— Hanoi: Ecole
français d’Extrême Orient, 1956. — Прим. автора
[77] В начале династии Тан книги традиции Духовной
Драгоценности (Линбао),
представлявшие собой предназначенные для рецитации тексты, были очень близки к
буддийским сутрам. Некоторые даосские школы также переняли у буддистов
монашескую организацию. Но эти недолговечные инновации никогда не делали
даосизм сколько-нибудь серьёзным соперником буддизма на собственной территории
последнего. — Прим. автора.
[78] Кит. трад. и упрощ. 孔教, пиньинь kǒngjiào. — Прим.
перев.
[79] Кит. трад. и упрощ. 儒教, пиньинь rújiào —
распространённое обозначение конфуцианства в Китае. — Прим. перев.
[80] Кит. трад. 漢(朝), упрощ. 汉(朝), пиньинь hàn(cháo) — династия, правившая Китаем в 206 г. до н. э. — 220 г. н. э. Этот период
стал «золотым веком» конфуцианства, к нему часто апеллировали учёные
последующих времён. — Прим. перев.
[81] Кит. трад. 易經,
упрощ. 易经, пиньинь yìjīng — «Канон перемен», часто называемый также Чжоусскими переменами (кит. трад. и упрощ. 周易, пиньинь zhōuyì), по династии
Чжоу (1122-247 гг. до н. э.) — согласно классической китайской
традиции, древнейший китайский текст, включённый Конфуцием в Пятикнижие (кит. трад. 五經, упрощ. 五经, пиньинь wǔjīng) наряду с
четырьмя другими древними канонами: Каноном
песен (кит. трад. 詩經, упрощ.
诗经, пиньинь
shījīng), Каноном книг
(кит. трад. 書經, упрощ. 书经, пиньинь shūjīng), Записками о ритуале (кит. трад. 禮記, упрощ. 礼记, пиньинь lǐjì) и Вёснами и осенями (кит. трад. и упрощ. 春秋, пиньинь chūnqiū). Конфуцию
приписывается также написание комментариев к И-цзину — т. н. Десяти
крыльев (кит. трад. и упрощ. 十翼, пиньинь
shí yì). Авторство Десяти
крыльев и наибольшая среди всех китайских текстов древность И-цзина оспаривается многими современными
исследователями, однако культурообразующая роль последнего для всей китайской
традиции, сравнимая с ролю Вед для традиции индийской, Торы для еврейской или
Корана для арабо-мусульманской, не подлежит сомнению. Канон перемен смело можно назвать главной книгой богатейшей китайской литературы. — Прим. перев.
[82] Кит. трад. и упрощ. 丹道, пиньинь dāndào — «Путь киновари», «Путь эликсира» — Прим. перев.
[83] Кит. трад. и упрощ. 宋(朝), пиньинь sòng(cháo). — Прим. перев.
[84] Demiéville, Paul. Le bouddhisme chinois. — Histoire des religions, vol. 1., Encyclopédie de la Pleiade, 1288. — Paris: Gallimard, 1970. — Прим. автора
[85] Кит. трад. 禪, упрощ. 禅, пиньинь chán, яп. 禅 zen. — Прим. перев.
[86] Санс. महयान mahāyāna, кит. трад. и упрощ. 大乘,
пиньинь dàchéng — «Великая
Колесница» — реформированное направление буддизма, появившееся в Индии в I в.
н. э. (по мнению самих махаянистов — исходный буддизм, проповеданный
буддой Гаутамой Шакьямуни и другими буддами и бодхисаттвами ограниченному кругу
последователей). Кроме Индии и Непала, получила распространение в основном в
Китае, Японии, Корее, Вьетнаме и Тибете, называется также Бодхисаттваяной —
«Колесницей Боддхисаттв». В отличие от Хинаяны (санс. हीनयान hīnayāna, кит. трад. и упрощ. 小乘, пиньинь xiǎochéng — «Малая Колесница»), ставит целью спасение всех живых существ, а не
только самого адепта. Чань (дзен) является течением Махаяны, однако во многом
оппозиционным, возникшим как реакция на схоластическую, отделившуюся от жизни и
реальной практики религиозную доктрину. — Прим. перев.
[87] Цитировавшейся выше. — Прим. перев.
[88] Кит. трад. (宋明)理學, упрощ. (宋明)理学, пиньинь (sòng-míng) lǐxué. — Прим. перев.
[89] Шао Юн [кит. трад. и упрощ. 邵雍, пиньинь shào
yōng — прим. перев.]
(1011-1077), считающийся одним из основателей новой конфуцианской ортодоксии,
был на самом деле даосским мастером. Другой великий учёный того периода, Оуян
Сю [кит. трад. 歐陽修, упрощ. 欧阳修, пиньинь ōuyáng xiū
— прим. перев.] (1007-1072), в своих работах показывает
глубокое знание даосской культуры. Тем не менее, существенный вклад даосизма в
китайское «возрождение» при Сунской династии остаётся практически незамеченным
в современной историографии. — Прим. автора.
[90] Кит. трад. и упрощ. 朱熹, пиньинь
zhū xī. — Прим. перев.
[91] Кит. трад. и упрощ. 三教, пиньинь sānjiào. — Прим. перев.
[92] Т. е. с 1229 г., когда Поднебесная была окончательно
захвачена монгольским ханом Хубилаем (кит. трад. и упрощ. 世祖, пиньинь shìzǔ, монг. Хубилай хаан), основавшим династию Юань (кит. трад. и
упрощ. 元(朝), пиньинь yuán(cháo), монг. Их Юан Улс), по 1368 г., когда Юань была
свергнута национально-освободительным восстанием Красных повязок (кит. трад. 紅巾之亂, упрощ.
紅巾之乱, пиньинь hóngjīnzhīluàn), после подавления которого императором объявил себя
военачальник Чжу Юаньчжан (кит. трад. и упрощ. 朱元璋,
пиньинь zhū
yuánzhāng) —
первый император китайской династии Мин (кит. трад. и упрощ. 明(朝), пиньинь míng(cháo),
1368-1644 гг.). — Прим. перев.
[93] Цюй Чуцзи (кит. трад. 丘(или 邱)處機, упрощ. 丘处机, пиньинь qiū chǔjī), даосское имя Чанчунь (кит. трад. 長春, упрощ. 长春, пиньинь chángchūn
— «Вечная Весна», «Долгая Весна») (1148-1227 гг.) — основатель школы Драконовых
Врат (кит. трад. 龍門(派), упрощ. 龙门(派),
пиньинь lóngmén(pài)), один из «Семи подлинных учителей Севера» — учеников
Ван Чунъяна (кит. трад. 王重陽, упрощ. 王重阳, пиньинь wáng chóngyáng), основателя учения Совершенной Истины (кит. трад. и
упрощ. 全真教, пиньинь quánzhēnjiào). Во время
своего путешествия был принят Чингисханом и предсказал ему смерть в один год с
собой, что и исполнилось (1227
г.). Написал о путешествии книгу (некоторые
исследователи считают её фальшивкой, сочинённой последователями Чанчуня для
поднятия своего статуса при монгольской династии Юань). — Прим. перев.
[94] См. Waley, Arthur. The
Travels of an Alchemist. — London:
Routledge and Kegan Paul, 1931. — Прим. автора.
[95] Аутентичность этой наследственной традиции
представляется несомненной, поскольку в каждый период истории Китая мы находим
представителей линии преемственности Небесных Наставников, занимающих ведущие
позиции в литургической традиции. Однако в течение двух тысяч лет своего
существования институт Небесных Наставников претерпел много изменений. — Прим. автора.
[96] Кит. трад. 龍虎山, упрощ. 龙虎山, пиньинь lónghǔshān — Лунхушань. — Прим.
перев.
[97] Кит. трад. и
упрощ. 江西(省), пиньинь jiāngxī(shěng). — Прим. перев.
[98] «Философа китайцев» (лат.). — Прим. перев.
[99] Кит. трад. 迷信, пиньинь míxìn — «ошибочное верование»,
«суеверия и предрассудки». — Прим. перев.
[100] Ит. Matteo
Ricci, кит. трад. 利瑪竇, упрощ. 利玛窦, пиньинь lì mǎdòu (1552-1610 гг.) — итальянский
католический священник, иезуит, один из первых и наиболее известных миссионеров
папского престола в Китае. — Прим. перев.
[101] Здесь и далее под термином «католицизм»,
«католичество» и т. п. подразумевается Римская католическая (Западная)
церковь, управляемая Папой Римским, как это принято в русскоязычных работах
(хотя эпитет «католическая» («кафолическая», греч. καθολικα) или «соборная» носят почти все крупные христианские церкви, в
частности, и Русская православная церковь). — Прим. перев.
[102] Несмотря на ироническое отношение автора, нельзя не
отметить прогрессивной роли китайской конфуцианской системы как модели
государственного управления во всём мире. Конфуцианский культ честности и
разумности чиновников (как бы не отличалась реальная ситуация на местах от
этого идеала) сыграл огромную роль не только в китайской, но и в западной (в
частности, российской) системах управления; в Европе и России «воеводы на кормлении»
к началу (и особенно во второй половине) XIX в. уступили место честным,
пекущимся о благе народа губернаторам — если не всегда и не везде в реальности,
то по крайней мере как идеал в общественном сознании. Своему расцвету в XIX в.
Европа и Россия во многом обязаны именно элементам конфуцианской морали (как бы её не называли), укоренившейся в
лучшей части общества. — Прим. перев.
[103] Кит. трад. и упрощ. 清(朝), пиньинь qīng(cháo),
маньчжурск. дайцин (гурун). — Прим.
перев.
[104] Кит. трад. 汉學, упрощ. 汉学, пиньинь hànxué —
букв. «китайская наука», «китайские штудии», «китаеведение». — Прим. перев.
[105] «(Обще)принятые
тексты» (лат.). Понятие, пришедшее из библеистики, где обозначает
пересмотренный и выверенный Эразмом Роттердамским и последующими
исследователями XVI—XVII вв. греческий текст Нового Завета, с которого
делались переводы на западноевропейские языки XVI-XX вв. В данном случае обозначает тщательно сверенные по
древним источникам тексты, которые становятся стандартными вариантами для
массового копирования. — Прим. перев.
[106] XX. — Прим.
перев.
[107] Этот экземпляр, сохранившийся в монастыре Белых
облаков [кит. трад. 白雲觀, упрощ. 白云观, пиньинь báiyúnguān
— прим. перев.] в Пекине, был
воспроизведён в 1926 г.
(по инициативе одной из организаций библиофилов) фотолитографическим способом.
Лишь с этого момента начались научные исследования истории даосизма. — Прим. автора.
[108] Кит. трад. 太平亂, упрощ. 太平乱, пиньинь tàipíngluàn — «Восстание [для установления] Великого Мира» — Прим. перев.
[109] Вождём восставших был Хун Сюцюань (кит. трад. и
упрощ. 洪秀全, пиньинь hóng xiùquán, 1814-1864), незадолго до начала восстания (1847) принявший
христианство в протестантской Южно-Баптистской церкви (Southern
Baptist Convention) и провозгласивший себя «братом» Иисуса
Христа. Хуна можно назвать «христом» в том смысле, в каком употребляли это
слово члены секты христоверов (хлыстов) и других. — Прим. перев.
[110] Кит. трад. и упрощ 太平, пиньинь tàipíng; о более раннем использовании
этого термина см. выше в этой главе. — Прим.
перев.
[111] Кит. трад. 龍虎山, упрощ. 龙虎山, пиньинь lónghǔshān — горы Лунхушань в провинции Цзянси. — Прим. перев.
[112] Эжен Эммануэль Виолле-ле-Дюк (фр. Eugène Emmanuel Viollet—le—Duc, 1814-1879) — знаменитый
архитектор, реставратор средневековых французских памятников, особенно
готических соборов, идеолог и практик т. н. неоготики. Наряду с введением
в архитектурную реставрацию прогрессивных, точных методов — обмеров и описаний,
в ходе своих «реставраций и завершений» безвозвратно разрушил многие
средневековые здания, особенно их алхимическую символику, включая Собор Парижской
Богоматери, Амьенский собор, аббатство Сен-Дени, Сент-Шапель, цитадель
Каркассона, замки Де Куси, Пьерфон и Венсен, чем вызвал справедливую критику
«консерваторов». Особенно большой вред нанесла деятельность Виолле-ле-Дюка на
посту генерального инспектора церковных построек Франции (1853-1874). — Прим.
перев.
[113] Кит. трад. 五四運動, упрощ.
五四运动, пиньинь wǔ sì yùn dòng —
антиимпериалистическое культурно-политическое национальное движение в Китае,
начавшееся с демонстрации студентов в Пекине 4 мая 1919 г., протестовавших
против пассивной позиции китайского правительства по т. н. Шаньдунской
проблеме (судьба немецких колоний на п-ове Шаньдун) после Версальского мирного
договора, завершившего в 1919
г. Первую мировую войну. Демонстрация вылилась в широкое
национально-освободительное и культурное движение, получившее название Движения новой культуры (кит. трад. 新文化運動, упрощ. 新文化运动,
пиньинь xīn
wén huà yùn dòng), в которое часто
включают и предшествующие, начиная с 1915 г., выступления. — Прим. перев.
[114] Имеется в виду вышеупомянутое «Движение новой
культуры», или «Движение четвёртого мая». — Прим.
перев.
[115] Кит. трад. и упрощ. 北京, пиньинь běijīng — буквально «Северная столица». — Прим. перев.
[116] Кит. трад. и упрощ. 南京, пиньинь nánjīng — буквально «Южная столица». — Прим. перев.
[117] Кит. трад. 中國道教協會,
упрощ. 中国道教协会, пиньинь zhōngguó dàojiào xiéhuì — «Китайская (государственная) ассоциация даосизма».
— Прим. перев.
[118] Кит. 無產階級文化大革命, упрощ. 无产阶级文化大革命, пиньинь wúchǎn jiējí wénhuà dà gémìng — «Великая пролетарская культурная революция». — Прим. перев.
[119] В последние годы мир познакомился со своего рода
фиктивным даосизмом, распространяемым в популярных фильмах о кун-фу. Кроме того, существует форма
чисто теоретического даосизма, приверженцами которой являются интеллектуалы,
терапевты, акупунктурщики и китайские государственные служащие, работающие в
«Национальной ассоциации даосизма». Но настоящий даосизм — не просто культ,
философская система или терапевтическая техника. Даосизм — это, прежде всего,
литургическая структура местных общин, и, следовательно, он относится к
каждодневной жизни народа. — Прим.
автора.
[120] Старое западное название провинции Гуандун (кит. трад. 廣東(省), упрощ.
广东(省), пиньинь guǎngdōng(shěng)) и её
главного города Гуанчжоу (кит. трад. 廣州,
упрощ. 广州, пиньинь guǎngzhōu). — Прим. перев.
[121] Кит. трад. и упрощ. 福建(省), пиньинь fújiàn(shěng). — Прим. перев.
[122] Кит. трад. 氣功, упрощ. 气功, пиньинь qìgōng —
буквально «работа с ци». — Прим. перев.
Другие статьи из Апокрифа:
- Слово редактора (№ 36)
- Жизнь замечательных Бодхисаттв: Предварительный список персоналий
- Краткое изложение гностической «теологии»
- Шумеро-аккадская и гностическая теогонии в сравнении
- Заметки о реинкарнации в Наг-Хаммади
- Митраизм: поверхностный анализ
- Кирпичики твоего величественного дворца по имени Жизнь
- Азоэтия (0.1.): Для Сетоса
- Азоэтия (0.2.): Введение к изданию Сетоса
- Азоэтия (0.3.): Предисловие к первому изданию