Магия — передовой форпост современной науки

Во времена седой древности не было различия между тем, какие Силы применяет маг. Не было даже понятия — магия. Люди жили по своим простым законам, где доминировали только два — Выживание и Размножение. Тысячи поколений мелькали, как день и ночь. Но в головах людей того времени ещё не было достаточно яркого проблеска мысли. Охота, еда, борьба с дикими животными — это всё, к чему стремился и что понимал Человек.

Среди первобытных людей были те, кто отличался от соплеменников. Которым ещё не было названия. Но отличие их было не внешнее. Эти люди начинали Задумываться. В разных племенах, в разное время, даже причины появления этих людей спорны, но они появились. В антропологии эта грань была определена как переход от Человека Умелого к Человеку Разумному.

Человек Разумный первый поднял глаза к небесам и увидел звёзды. Он первый задумался о том, что существует цикличность времени и как этим пользоваться. Он первым научился, может быть, совершенно случайно, добывать огонь. Именно Человек Разумный первым начал постигать физические законы окружающего мира. Естественно, что такие люди становились Избранными, Жрецами, Шаманами и Вождями. Ведь они были единственными, кто понимал суть новых для всех явлений. И, что самое важное, могли их контролировать. И объяснять на языке, понятном для остальных. Так зародилась Религия.

Прошли века и тысячелетия, но в течение этого времени появлялись среди людей всё новые и новые Одарённые. Они пренебрегали всеми общепринятыми правилами и запретами и обращали взор свой в Неизведанное. Погружались в пучины неизвестности, чтобы принести людям ещё что-нибудь не просто полезное, но и жизненно необходимое.

Мы не будем упоминать личностей, носящих явно мифический характер, хотя, без сомнения, подобные люди существовали и совершали открытия, благодаря которым и существует современная цивилизация.

 

Одним из наиболее известных эзотериков древности был Пифагор Самосский (др.-греч. Πυθαγόρας <span «=»»>ὁ Σάμιος, лат. Pythagoras; 570-490 гг. до н. э.) — древнегреческий философ и математик, создатель религиозно-философской школы пифагорейцев.

Историю жизни Пифагора трудно отделить от легенд, представляющих его в качестве совершенного мудреца и великого посвящённого во все таинства греков и варваров. Ещё Геродот называл его «величайшим эллинским мудрецом»

Основными источниками по жизни и учению Пифагора являются сочинения философа-неоплатоника Ямвлиха (242-306 гг.) «О Пифагоровой жизни»; Порфирия (234-305 гг.) «Жизнь Пифагора»; Диогена Лаэртского (200-250 гг.) кн. 8, «Пифагор». Эти авторы опирались на сочинения более ранних авторов, из которых следует отметить ученика Аристотеля Аристоксена (370-300 гг. до н. э.) родом из Тарента, где сильны были позиции пифагорейцев.

Таким образом, самые ранние известные источники об учении Пифагора появились лишь 200 лет спустя после его смерти. Сам Пифагор не оставил сочинений, и все сведения о нём и его учении основываются на трудах его последователей, не всегда беспристрастных.

По словам античных авторов, Пифагор встретился чуть ли не со всеми известными мудрецами той эпохи, греками, персами, халдеями, египтянами, впитал в себя всё накопленное человечеством знание. В популярной литературе иногда приписывают Пифагору Олимпийскую победу в боксе, путая Пифагора-философа с его тёзкой (Пифагором, сыном Кратета с Самоса), который одержал свою победу на 48-х Играх за 18 лет до рождения знаменитого философа.

В юном возрасте Пифагор отправился в Египет, чтобы набраться мудрости и тайных знаний у египетских жрецов. Диоген и Порфирий пишут, что самосский тиран Поликрат снабдил Пифагора рекомендательным письмом к фараону Амасису, благодаря чему он был допущен к обучению и посвящён в таинства, запретные для прочих чужеземцев.

По Порфирию, Пифагор покинул Самос из-за несогласия с тиранической властью Поликрата в 40-летнем возрасте. Так как эти сведения основываются на словах Аристоксена, источника IV века до н. э., то считаются относительно достоверными. Точно неизвестно, посещал ли Пифагор Египет, Вавилон или Финикию, где набрался, по легендам, восточной мудрости. Диоген Лаэртский цитирует Аристоксена, который говорил, что учение своё (по крайней мере, что касается наставлений по образу жизни) Пифагор воспринял от жрицы Фемистоклеи Дельфийской, то есть в местах не столь отдалённых для греков.

Разногласия с тираном Поликратом вряд ли могли послужить причиной отъезда Пифагора, скорее ему требовалась возможность проповедовать свои идеи и, более того, претворять своё учение в жизнь, что затруднительно осуществить в Ионии и материковой Элладе, где жило много искушённых в вопросах философии и политики людей. Ямвлих сообщает:

«Его философия распространилась, вся Эллада стала восхищаться им, и лучшие и мудрейшие мужи приезжали к нему на Самос, желая слушать его учение. Сограждане, однако, принуждали его участвовать во всех посольствах и общественных делах. Пифагор чувствовал, как тяжело, подчиняясь законам отечества, одновременно заниматься философией, и видел, что все прежние философы прожили жизнь на чужбине. Обдумав всё это, отойдя от общественных дел и, как говорят некоторые, считая недостаточной невысокую оценку самосцами его учения, он уехал в Италию, считая своим отечеством страну, где больше способных к обучению людей».

Как видно, Пифагор был известен как крупный религиозный и эзотерический деятель, изучающий математику и геометрию именно как магию и эзотерику. Но в том, что Пифагор является отцом и основателем современной математики, никто из нас не испытывает сомнений с первого класса, когда начинает учить наизусть таблицу умножения. Ещё Пифагор напоминает о себе при изучении геометрии и прочих наук.

Учение Пифагора следует разбить на две составляющие части: научный подход к познанию мира и религиозно-мистический образ жизни, проповедуемый Пифагором. В акусматах (изречениях) Пифагора содержатся обрядовые наставления: о круговороте человеческих жизней, поведении, жертвоприношениях, погребениях, питании. Акусматы сформулированы лаконично и доступно для понимания любого человека, в них содержатся также постулаты общечеловеческой морали. Более сложная философия, в рамках которой развивалась математика и другие науки, предназначалась для «посвящённых», то есть избранных людей, достойных владеть тайным знанием.

 

Заслугой Пифагора было выдвижение мысли о количественных закономерностях развития мира, что содействовало развитию математических, физических, астрономических и географических знаний. В основе вещей лежит число, учил Пифагор, познать мир — значит познать управляющие им числа. Изучая числа, он разработал числовые отношения и нашёл их во всех областях человеческой деятельности. Числа и пропорции изучались с тем, чтобы познать и описать душу человека, а познав, управлять процессом переселения душ с конечной целью отправить душу в некое высшее божественное состояние. Античные авторы нашей эры отдают Пифагору авторство известной теоремы: квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равняется сумме квадратов катетов. Такое мнение основывается на сведениях Аполлодора-исчислителя (личность не идентифицирована) и на стихотворных строках (источник стихов неизвестен):

«В день, когда Пифагор открыл свой чертёж знаменитый,

Славную он за него жертву быками воздвиг».

Современные историки предполагают, что Пифагор не доказывал теорему, но мог передать грекам это знание, известное в Вавилоне за 1000 лет до Пифагора (согласно вавилонским глиняным табличкам с записями математических уравнений). Это лишь подтверждает тот факт, что магия и религия всегда предшествовала науке, и на примере Пифагора это ясно видно.

Предлагается вниманию ещё один философ и эзотерик древности.

Аристотель (др.-греч. <span «=»»>Ἀριστοτέλης; 384 до н. э., Стагир — 322 до н. э., Халкида, остров Эвбея) — древнегреческий философ. Ученик Платона. С 343 до н. э. — воспитатель Александра Македонского. В 335/4 г. до н. э. основал Ликей (др.-греч. Λύκειο Лицей, или перипатетическую школу). Натуралист классического периода. Наиболее влиятельный из диалектиков древности; основоположник формальной логики. Создал понятийный аппарат, который до сих пор пронизывает философский лексикон и сам стиль научного мышления.

 

Аристотель был первым мыслителем, создавшим всестороннюю систему философии, охватившую все сферы человеческого развития — социологию, философию, политику, логику, физику. Его взгляды на онтологию имели серьёзное влияние на последующее развитие человеческой мысли. Метафизическое учение Аристотеля было принято Фомой Аквинским и развито схоластическим методом. Для более глубокого анализа эзотерической и религиозной деятельности Аристотеля, давшей надёжный фундамент всем направлениям современной науки, необходимо намного больше времени, чем есть у нас. Но, как частность и аргумент в пользу настоящего утверждения, можно озвучить, что именно Аристотель ввёл в обращение понятие физики как науки (физика — наука о движении, которое возможно благодаря онтологическому различию между силой и энергией — в трактовке Аристотеля).

Перенесёмся через сотни лет. В средневековую Европу.

Леонардо ди сер Пьеро да Винчи (итал. Leonardo di ser Piero da Vinci, 15 апреля 1452, село Анкиано, около городка Винчи, близ Флоренции — 2 мая 1519, замок Кло-Люсэ, близ Амбуаза, Турень, Франция) — великий итальянский художник (живописец, скульптор, архитектор) и учёный (анатом, естествоиспытатель), изобретатель, писатель. Что мы знаем о Леонардо да Винчи? В основном, то, что он был живописцем и скульптором. О его же увлечениях анатомией и механикой мало кто знает. Нашим современникам Леонардо, в первую очередь, известен как художник. Однако сам Да Винчи в разные периоды своей жизни считал себя, в первую очередь, инженером или учёным. Единственное его изобретение, получившее признание при его жизни — колесцовый замок для пистолета (заводившийся ключом). В начале колесцовый пистолет был мало распространён, но уже к середине XVI века приобрёл популярность у дворян, особенно у кавалерии, что даже отразилось на конструкции, а именно: максимилиановские доспехи ради стрельбы из пистолетов стали делать с перчатками вместо рукавиц. Колесцовый замок для пистолета, изобретённый Леонардо да Винчи, был настолько совершенен, что продолжал встречаться и в XIX веке.

Леонардо да Винчи интересовали проблемы полёта. В Милане он делал много рисунков и изучал летательный механизм птиц разных пород и летучих мышей. Кроме наблюдений, он проводил и опыты, но они все были неудачными. Леонардо очень хотел построить летательный аппарат. Он говорил: «Кто знает всё, тот может всё. Только бы узнать — и крылья будут!» Сначала Леонардо разрабатывал проблему полёта при помощи крыльев, приводимые в движение мышечной силой человека: идея простейшего аппарата Дедала и Икара. Но затем он дошёл до мысли о постройке такого аппарата, к которому человек не должен быть прикреплён, а должен сохранять полную свободу, чтобы управлять им; приводить же себя в движение аппарат должен своей собственной силой. Это, в сущности, идея аэроплана. Для того чтобы успешно практически построить и использовать аппарат, Леонардо не хватило только одного: идеи мотора, обладающего достаточной силой. До всего остального он дошёл. Леонардо да Винчи работал над аппаратом вертикального взлёта и посадки. На вертикальном «ornitottero» Леонардо планировал разместить систему втяжных лестниц. Примером ему послужила природа: «посмотри на каменного стрижа, который сел на землю и не может взлететь из-за своих коротких ног; а когда он в полёте, вытащи лестницу, как показано на втором изображении сверху… так надо взлетать с плоскости; эти лестницы служат ногами…». Что касается приземления, он писал: «Эти крючки (вогнутые клинья), которые прикреплены к основанию лестниц, служат тем же целям, что и кончики пальцев ног человека, который на них прыгает и всё его тело не сотрясается при этом, как если бы он прыгал на каблуках». Леонардо да Винчи предложил первую схему зрительной трубы (телескопа) с двумя линзами (известную сейчас как зрительная труба системы Кеплера). В рукописи «Атлантического кодекса», лист 190а, есть запись: «Сделай очковые стёкла (ochiali) для глаз, чтобы видеть Луну большой» (Leonardo da Vinci. «LIL Codice Atlantico…», I Tavole, С. А. 190а).

Признавая единственным критерием истины опыт, противопоставляя метод наблюдения и индукции отвлечённому умозрению, Леонардо да Винчи не только на словах, но и на деле наносит смертельный удар средневековой схоластике с её пристрастием к абстрактным логическим формулам и дедукции. Для Леонардо да Винчи хорошо говорить — значит правильно думать, то есть мыслить независимо, как древние, не признававшие никаких авторитетов. Так Леонардо да Винчи приходит к отрицанию не только схоластики, этого отзвука феодально-средневековой культуры, но и гуманизма, продукта ещё неокрепшей буржуазной мысли, застывшей в суеверном преклонении перед авторитетом древних. Отрицая книжную учёность, объявляя задачей науки (а также и искусства) познание вещей, Леонардо да Винчи предвосхищает нападки Монтеня на учёных буквоедов и открывает за сто лет до Галилея и Бэкона эпоху новой науки.

Именно Витрувианский человек — золотое сечение в изображении человека, автором которого является Леонардо да Винчи, — и стал символом единения магии и науки. Другим символом, одним из многих, объединяющих религию и науку, стал Джордано Бруно. Его трагическая судьба стала ярким примером настоящего мученика, человека, глубоко верующего, мистически мыслящего, но жаждущего узнать мир и подарить свои знания людям. Когда вспоминаешь его историю, невольно перед глазами встаёт ещё один образ. Образ человека, стремившегося подарить внутреннюю свободу людям, знания об устройстве собственной души и понимании духовного мира. Человека, с которым две тысячи лет назад расправились, как с неугодным властям. А потом обожествили. Иисуса Христа. Но эта история как раз общеизвестна, и её стоит сравнить с жизнеописанием Джордано Бруно.

Джордано Бруно (1548-1600). Филиппо Бруно родился в 1548 году в посёлке близ г. Нола в бедной военной семье. Ему было 12 лет, когда его отправили в Неаполь в учебный пансион учиться диалектике, логике и другим школьным наукам. Здесь его учил монах-августинец, который приобщил к серьёзному чтению, пробудил и развил интерес к философии.

Он рано начал писать стихи, сонеты; наравне с учёными трактатами запоем читал Лукреция, Вергилия и других поэтов, изучал античную драматургию и мифологию, зачитывался Макиавелли, присутствовал на учёных диспутах, интересовался сложнейшими теологическими и философскими вопросами. 15 июня 1565 года семнадцатилетний Бруно стал послушником крупнейшего в Неаполе доминиканского монастыря. Отныне его имя стало Джордано из Нолы. Дни не отличались разнообразием. Необходимо было учить устав, молитвы, псалмы, жития святых, отстаивать все службы, часто посещать исповедь. Серьёзный инцидент возник тогда, когда он выбросил из своей кельи образы святых, оставив только образ Христа. Это вызвало целую бурю в монастыре. Были допросы, но учитывая прилежание юноши, редкое усердие и добрый нрав, его простили «за отроческое недомыслие».

В поисках истины он прочитал множество богословских трактатов, сочинений отцов церкви, комментариев к ним, сборников проповедей, постановлений соборов. Он ничего не хотел принимать на веру, быстро разочаровавшись в учёных монахах, ибо, как только речь заходила о вещах, которые составляли суть христианской религии, ему отвечали: «Сие происходит непостижимым образом».

Вопросы мироздания, происхождения вселенной юноша открыл для себя очень рано. В то время учение Аристотеля о космосе и Птолемеева система всё ещё преподносились как непререкаемые истины. Земля считалась пребывающим в покое центром вселенной. Но Демокрит учил: миры бесчисленны, они различной величины, отстоят друг от друга на неодинаковые расстояния, одни из них находится в расцвете, другие разрушаются. Демокриту вторили Эпикур и Лукреций. Вселенная, писал Лукреций, не имеет границ, миров существует множество. Бруно изучил все книги, где так или иначе говорилось о бесконечности вселенной.

Однако мало кто из философов оказал на Бруно столь значительное влияние, как Николай Кузанский. Сын рыбака, кардинал, превосходный математик и диалектик, изощрённый теолог, «божественный кузанец» за сто лет до Коперника высказывал мысли, что Земля не находится в центре вселенной, что такого центра вообще не существует, ибо вселенная бесконечна. Земля вращается вокруг оси и, возможно, совершает путь вокруг Солнца. Любая часть неба находится в движении, небесные тела взаимно влияют друг на друга. Земля — одна из множества звёзд, на которой есть обитатели. И, наконец, самый большой переворот в душе Бруно переворот книга Коперника. Бруно больше не сомневался. Он находил идею о движении Земли единственно правильной и воздавал Копернику дань восхищения.

Ещё он изучал мышление человека, механизмы памяти, осознавания — словом, работу человеческой мысли. Наука о памяти — мнемоника — на всю жизнь становится одной из самых любимых наук Бруно. Он совершенствовал мнемонические приёмы, основанные на создании прочной цепи ассоциаций, и неустанно упражнялся в своём искусстве. В Риме ему велели в присутствии папы продемонстрировать свои способности — и юноша слово в слово повторил единожды прочитанный ему вслух незнакомый древнееврейский псалом.

16 июня 1566 он был посвящён в монахи, а через шесть с половиной лет получает сан священника. Но в конце мая 1572 года ему передали предписание провинциала немедленно выехать в Неаполь, где он был принят в студенты высшей богословской школы, в которую набиралось всего 10 человек. Бруно благополучно учился в богословской школе, исправно сдавая экзамены, удивляя наставников своими познаниями. Но постоянно вызывал нарекания начальства. Так, однажды он написал комедию «Il Candelajo», в которой высмеял педантизм, глупость, ханжество и лицемерие, в том числе и в религиозной среде. «Невежество, — говорил он, — лучшая в мире наука, она даётся без труда и не печалит душу». Потом его пригласили преподавать теологию. Его обвиняли в проповедовании ереси. Он был слишком странным для окружающих и слишком много успел нажить врагов.

Настоящий скандал разразился тогда, когда в Сан-Доменико Маджоре приехал видный теолог, гордость ордена. На показательном диспуте Бруно уличил его в недобросовестности, в незнании первоисточников, проявив поразительную осведомлённость и знание запрещённых книг. Юноша говорил с тонким знанием дела о «еретических измышлениях». Нападая на учёного невежду, он, получалось, защищал еретиков, а значит, и сам выступил в качестве еретика. В монастыре столь многие были настроены против Бруно, скандал решили не прятать. Юношу обвинили в ереси, провинциал ордена повелел начать следствие.

Назревала угроза передачи дела в Инквизицию. Внезапно пришло известие о том, что из Тибра вытащили труп доминиканца, приехавшего в Рим из Неаполя уличать в ереси Джордано. Теперь его могли обвинить ещё и в убийстве. Бруно сбросил рясу и, приняв прежнее имя Филиппо, покинул Рим. Так началось его долгое и одинокое странствование по свету.

В конце 1576 года Джордано впервые покинул Италию и направился в Женеву. Женеву называли протестантским Римом. Здесь правил Кальвин и его последователи. Процветала знаменитая академия. Преподавать в академии Бруно не разрешили, а получить право учиться там можно было только приняв кальвинизм. В 1579 году его под именем Филиппо Бруно Ноланца внесли в списки академии. Здесь Бруно прежде всего был поражён невежеством профессора философии, который считался гордостью университета и школы. Бруно написал небольшую книгу, где подверг уничтожающей критике ряд положений, выдвинутых этим профессором, который только в одной лекции допустил 20 грубейших философских ошибок. Книжка вышла, и Бруно арестовали. Его на две недели отлучили от церкви, выставили у позорного столба в железном ошейнике, босым, в рубище, на коленях, так чтобы любой мог над ним издеваться. После этого ему разрешили просить прощения и заставили изъявить благодарность.

Бруно направился в Париж. На престоле — король-миротворец Генрих III Валуа. Он был рабом настроения, но весьма интересовался науками и философией, любил искусство. В юности он мечтал стать монархом-философом, изучал Макиавелли. Сначала Бруно решил поработать в Сорбонне. Он объявил курс мнемоники. Эти лекции более чем прежние создали ему громкую славу. Мнемоника была в моде. В аудитории помимо студентов часто сидели и профессора. Бруно пользовался успехом. Способность Бруно делать одновременно множество дел, жить полнокровной жизнью вызывала удивление и зависть. Он читал в университете, давал уроки королю, бывал в учёных собраниях и много писал. Он работал над «Печатью печатей», продолжал совершенствовать искусство изобретения и уделял много внимания гносеологии.

Бруно была чужда религиозная исступлённость. Человек должен господствовать над своим воображением, чтобы не пополнить ряды тех, «кто обманывает себя пустым почитанием призраков, умерщвляет плоть и обессиливает дух различными искусственными средствами — уединением, молчанием, темнотой, дурманящими мазями, бичеванием, холодом или жарой — и идёт навстречу жалкому умственному расстройству».

Потом он переехал в Англию, потом в Германию. Это блуждание по свету раскрывало ему новые горизонты, знакомило с самыми разнообразными общественными порядками, требованиями, людьми. Оно было одним из внешних элементов, определивших широту его взглядов, его общечеловеческие симпатии и то объективное спокойствие, с которым он относился ко всем явлениям жизни. Он стоял как бы над человечеством, сумел правильно оценить значение кальвинистов и лютеран, предвидел возможность будущего развития философии и научной деятельности.

 

Во Франкфурте он сблизился с двумя продавцами книг из Венеции, один из них передал ему письмо от венецианца Джованни Мончениго, который приглашал Бруно приехать в Венецию в качестве педагога по мнемонике. Бруно давно не видел Италии, Венецианская республика была в основном либеральна в деле религии, и Бруно принял роковое приглашение.

В Венеции он поселился в доме Мончениго. Но его «ученик» Мончениго, лет 34 от роду, оказался недалёкой, скрытной и подозрительной натурой. Его не интересовала философия, он жаждал приобщения к тайне, волшебству, «чудесному искусству памяти», не сделав ни одного усилия к этому, но при этом боялся всего нового и был склонен к предрассудкам. От новаторской философии Бруно у Мончениго волосы становились дыбом, он решил, что приютил у себя чародея, и начал собирать на него «досье». Бруно всё это отлично видел и решил, что пора уезжать. Но Мончениго уже привёл в действие страшную машину Инквизиции — Джордано был схвачен и препровождён в тюрьму. Это произошло утром 23-го мая 1592 года.

Начался процесс. Первоначально производился опрос всех доступных свидетелей, но дальнейшее следствие основывалось почти исключительно на словесных и письменных показаниях Мончениго. Суд рассматривал отдельные высказывания и положения в отрыве от текста произведений, из которых они были надёрганы. В таком голом виде они не только должны были поразить судей, но поразили и самого Бруно. Он пояснил, что никогда не порывал с христианством как с учением, даже не порывал с церковью; он несколько раз, ещё в Венеции, размышлял над официальным возвращением в лоно католичества. Бруно ничего не отрицал, предоставляя право на жизнь всему чему угодно. Когда речь во время суда заходила о его философии, он разъяснял, развивал, что могло показаться неясным, стремился быть как можно определённее, вразумительнее, как будто перед ним не отцы-инквизиторы, а студенты Оксфорда или Сорбонны. Он был так прост и спокоен, что иногда окружающих охватывал трепет.

Неизвестно, чем бы кончилось это дело в Венеции, если бы папа и римская инквизиция, которой следствие передавалось по мере того, как собирались показания, не потребовали доставить Бруно в Рим. Здесь о нём ничего не известно в течение семи лет. Но можно представить, что делалось с Бруно всё это время, на основании общих сведений, которые имеются об обычном ходе инквизиционного делопроизводства. Он подвергался новым более подробным допросам, собирались сведения о его жизни за границей. Главным обвинением инквизиторов было утверждение о бесконечности миров. Его пытали тяжело, но пытка не вырвала ни слова признания. Он не отказался от сути своего учения: мысли о душе мира и первой материи, о всеобщей одушевлённости природы и её бесконечной потенции, о движении Земли и о существовании множества миров, в том числе и обитаемых, отражают истину.

Ему были представлены «8 еретических положений», извлечённых из материалов процесса и замечаний цензоров. В шесть дней Бруно должен был или признать вину и отречься, или продолжать упорствовать. Но не он ли говорил, что героическая смерть в одном столетии даёт бессмертие в веках? Было решено дело Бруно закончить, осудить его как еретика, нераскаянного и упорствующего, и отправить его на костёр. Книги его надлежало сжечь. При оглашении приговора Бруно сказал: «Вы с большим страхом объявляете мне приговор, чем я выслушиваю его!»

Утро 17 февраля 1600 года было днём его казни. В Риме праздновался юбилей: 50 кардиналов, толпы паломников со всей Европы съехались в город ко гробу апостолов искать отпущения грехов. На этом празднике христианской любви и всепрощения (а точнее церковного лицемерия) был сожжён на Площади Цветов человек, толковавший о вселенской любви, движущей всем созданием. Должны были пройти три столетия, чтобы вещие слова Джордано Бруно оправдались и чтобы бессмертная слава осенила, наконец и навсегда, его имя.

Естественно, что находящимся у власти всегда не нравится то, что способно, хотя бы в перспективе, дать людям немного свободы от их гнёта. Поэтому в средневековье они обвиняли магов и учёных во всех смертных грехах, сжигали на кострах, топили, пытали… С единственной только целью — не потерять даже малую часть своей власти. Так было, так есть и так будет всегда. Что бы современные учёные и маги ни обнаружили или изобрели, это сразу же будет сокрыто, а автора, в лучшем случае, осмеют. Для особо упорных у нас есть даже свои костры — психиатрические лечебницы. Ведь ни для кого не секрет, что с помощью химических нейролептических соединений можно навсегда сделать из нормального человека кого угодно…

Разумеется, что ни один из мыслителей и магов древности и средневековья в одиночку никогда бы не справился с взятой на себя задачей. Но совместными усилиями, пусть иногда даже не зная друг о друге, безымянные маги, мыслители, жрецы и мудрецы породили современную и известную нам науку. И то, что некоторые из них вошли в историю, лишь своего рода случайность, стечение обстоятельств.

Наша мысль смотрит в будущее. Есть надежда, что когда-нибудь человечество настолько поумнеет, что перестанет уничтожать лучшие умы. Нам ещё предстоит множество потрясений от встречи с неведомым. Новые миры, новые формы разума, новые знания. Разумеется, что человечеству просто необходимо быть готовым к этому. Не только интеллектуально, но и морально. Яркий тому пример — атомные и ядерные реакции. И, как последствие — Чернобыль и Фукусима… Подобная акселерация, как и в подростковом возрасте, ни к чему хорошему не приведёт.

Нам, учёным, магам, эзотерикам… Впрочем, какая разница! Нам. Стоит задуматься о той дороге в будущее, которую мы сейчас разведываем и строим для наших детей. Насколько мы далеко посмотрели? И не заложим ли мы своими руками самый настоящий Армагеддон? Маги и учёные древности серьёзно задумывались над последствиями собственных исследований, исследуя, наравне с материальными, и духовные явления. Современная же наука уже квалифицируется как «бездушная». По этой причине на первом месте для любого деятеля в области магии и науки в настоящее время должно быть моральное и этическое совершенствование. А уж потом — исследования непознанного.