Дзен-анархизм

Дзен-анархизм? Что бы это могло быть? Какие-то новые вариации на коаны, эти классические «дзен-загадки» протодадаистов?

Что такое хлопок одной ладони сжатого кулака?

Что заставляет Чёрный Флаг трепетать на флагштоке? Колыхание ли флага? Дуновение ли ветра? Или революционное движение?

Какова твоя изначальная природа — до мая 68-го, до испанской революции, до Парижской Коммуны?

Что-то в этом не то. Да и в самом деле, зачем всё это? Дзен с самого начала куда анархичнее анархизма. Это видно из его собственных выразительных средств.

Не я это придумал. Приведу в пример некоторые самые значимые, самые уважаемые (и самые возвышенно-смехотворные) фигуры из истории дзен, среди которых Хуэйнэн (638-713), Шестой Патриарх, Линьцзы (ум.867), основатель школы Риндзай, Мумон (1183-1260), мастер Риндзай, собравший одну из самых знаменитых коллекций коанов, Догэн (1200-1253), основатель Сото, второй основной школы, и Хакуин (1685-1768), великий мастер дзен, поэт и художник, который обновил практику дзен.

 

I. Сокрушительные состояния ума

Вот что показывают все великие учителя: дзен — это практика анархии (αν-αρχη) в самом строгом и сверхортодоксальном смысле. Дзен-буддизм отвергает любые «αρχης», любые принципы якобы трансцендентного источника истины и реальности, которые на самом деле не более чем навязчивые идеи, ментальные привычки и предрассудки, помогающие создать иллюзию господствующей реальности. Эти «принципы» — не просто безобидные идеи. Они — империалистические державы, вторгающиеся своей верховной властью в наши умы и души. Какими бы антигосударственниками мы ни пытались быть, толку в этом ноль, пока не мы правим государством ума, а государство правит нашим умом. Дзен помогает нам избавиться от помех авторитарного идеологического мусора, который сам собой скапливается в нашем обыденном, хорошо отлаженном уме. С ним мы обретаем свободу познать и понять мир, природу и «Десять тысяч вещей», множества существ вокруг нас, а не просто использовать их как топливо для наших злосчастных эгоистических пристрастий.

Дзен — строжайшая, сверхортодоксальная форма буддизма, и в то же время самая иконоборческая, самая революционная и анархическая. Корни дзен устремляются к началам буддийской традиции: не основываясь на священных писаниях и обращаясь не к речениям непогрешимых авторитетов, но к опыту, лежащему в основе традиции: анархическому уму! Забудьте «изм» буддизма. В конце концов, это не доктрины и не верования. «Будда» — это всего лишь пробуждённый ум или кто-то, у кого, бывает, уже «есть» такой ум. Дзен (или, по-китайски, чань) — это ещё и обычная медитация, которая позволяет уму быть свободным, диким, сознающим и пробуждённым. Речь здесь не о случайных или даже регулярных практиках тех или иных стандартных видов деятельности (медитации сидя и при ходьбе, практика коанов, непостижимость бытия, стремление к свободе от предрассудков и т.д.). Если приравнивать медитацию к молчаливому сидению, дзен далеко не продвинется! Связан дзен и с абсурдом, но его нельзя сводить к абсурдным словам и действиям, как в популярных карикатурах на него. Дзен — не нигилизм, но (как и весь буддизм) Срединный Путь между безнадёжным нигилизмом и жёстким догматизмом (обладает ли бульдогматик природой Будды?).

 

Оригинальные способы мышления

Дзен — это практика философии Срединного Пути (Мадхьямака). Например, то, что называется прасангикой, философской антифилософией великого индийского мудреца Нагарджуны (ок. 150-250). Говорят, что царь Нагов, расы сверхчеловеческих змеелюдей, явился к Нагарджуне и дал ему сутры Праджняпарамиты (Совершенной Мудрости). Сверхъестественные змеи Запада лукавы и искушают нас опасным познанием, на Востоке же они сострадательны и помогают нам, бедным заблудшим людям, обрести немного мудрости. Разбуженный мудростью, которую он нашёл в сутрах, Нагарджуна стал разглагольствовать о том, что все рассуждения о природе реальности — вздор. На самом деле он говорил о том, что они и вздор, и не вздор, что они одновременно вздор и не вздор, что они не является ни вздором, ни не-вздором. Затем он сказал, что всё, о чём он только что говорил — ложь. На самом деле это и истина, и ложь, это истина и ложь одновременно, это ни истина, ни ложь. Затем он сказал, что всё сказанное им об истине — вздор, и т.д., и т.п. Мы могли бы продолжать, но вы усекли. Дзенствующие усекли и решили создать собственные неповторимые пути использования слов и понятий, дабы разрушить наши иллюзии о словах и понятиях.

Углубляясь в историю, можно проследить происхождение дзен аж до времён Будды Шакьямуни, который отправился в Бодхгаю, сел под деревом Бодхи и изобрёл медитацию. Конечно, на самом деле не он придумал её, но это неплохая веха, чтобы отметить её начало, и у нас есть все эти фантастические статуи, напоминающие нам о сидящем там Будде. Кажется, ещё чуть-чуть — и ты услышишь громкий хлюпающий звук, словно пустота поглощает всё вокруг! Так или иначе, дзен — школа медитации, поскольку само его название указывает на приобретение этого опыта.

Другое событие, которое иногда рассматривается как происхождение дзен (не может же быть нескольких происхождений?) — знаменитая Цветочная проповедь Будды Шакьямуни на пике Стервятника. Послушать глубокие слова его Просветления собралось великое множество народа. Многие из слушателей, должно быть, отчаянно нуждались в непогрешимым гуру, пришедшем спасти их от всякого груза жестокой кармы. Но всё, что он делал — молча держал перед толпой цветок. (Если вам кажется, что этот тип их разочаровал, попытайтесь представить, что они думали!). И лишь один из всех, Кашьяпа, улыбнулся, показав, что хотя бы один человек всё понял. Что понимать-то и нечего! Это событие тоже можно считать той вехой, когда ирония вошла в историю мысли: традиция бодро вела дзен туда, куда гораздо позже так и не смогли добраться смертельно серьёзные духовные и политические направления, даже самые радикальные и анархические.

 

Насколько всё пусто?

Во время проповедей Будда, как правило, говорил, но он обычно подчёркивал, что всё, даже его собственные слова и понятия — пустотно. Этим он хотел сказать, что они, как и всё остальное, лишены «подлинного бытия», или субстанциальности. Они — не что иное, как «ложь в себе». Истина всегда где-то рядом: его слова, как и всё остальное, могут быть поняты только как неотъемлемые части взаимосвязанного целого. Это можно сравнить с «чистым алмазом Индры», необъятным пространством драгоценных камней, каждый из которых отражает свет всех остальных. Мы искажаем взаимосвязь и понимание бесчисленноликой Вселенской Чистоты, когда отделяем от неё предметы и собственное эго.

Это весьма радикальное учение. У Блейка была такая же идея: если бы двери восприятия были очищены, то могла бы появиться она, Бесконечность. «Сутра сердца», один из важнейших буддийских текстов, который во многих монастырях читают ежедневно, показывает революционное значение этой идеи глубокой взаимосвязи (двенадцатичленная формула, или пратитьясамутпада), идеи о том, что всё на свете открывается в бесконечность. В этой сутре говорится, что все дхармы, составляющие все сущности, «пусты и лишены признаков», и что «в пустоте… нет формы, нет чувства, нет различающей мысли, нет энергии, нет сознания, нет глаз, нет уха, нет носа, нет языка, нет тела, нет ума, нет видимого, нет звука, нет запаха, нет вкуса, нет осязаемого, нет дхармового элемента… нет дхату видения, нет дхату сознания… нет неведения, нет прекращения неведения, нет старости и смерти, нет прекращения старости и смерти… нет страдания, нет возникновения страдания, нет прекращения страдания, нет пути прекращения страдания, нет мудрости, нет достигнутого и нет недостигнутого»[1]. Иными словами, нет совершенно ничего, и это разрушает основу всего, в том числе важнейшие установки буддизма. Средоточие учения, Четыре Благородные Истины — о страданиях, о причинах возникновения страданий, о прекращении страданий и о пути к их прекращению, — всё подорвано, потому что нет страдания, нет причинности, нет прекращения, нет пути!

Но позвольте, разве буддизм — не учение о «пробуждённом уме»? Отнюдь: «нет ума!»

 

Будь сострадателен

Досадно! Всё идёт в пустоту, все наши цели лишены смысла, и что бы мы ни говорили, мы треплемся ни о чём! Но ирония наносит ответный удар. Понимание этих пределов — часть лечения, столь необходимого нам для избавления от подлинного страдания, причина которого — жизнь среди вечных разочарований кошмарного мира иллюзий. Мира, в котором мы делаем вид, что пустота заполнена, что мы (не то что другие!) можем буквально творить невозможное и что наши мысли — неплохая замена реальности. Хотя никакие наши страдания не воспринимаются нашим эго как «страдания в себе», есть неподдельный опыт страданий, обрушивающихся на нас, когда мы поддаёмся этим иллюзиям. Неудовлетворённость, безысходность, тревога и депрессия заставляют нас сердито набрасываться на мир и отчаянно сражаться за обладание невозможным, из-за чего мы причиняем ещё большие страдания людям, кошкам, собакам, дверным косякам и прочим сущностям, имеющим несчастье оказаться на нашем пути.

Но что же делать? Будда Шакьямуни как-то заметил, что если вам попадётся кто-то, кого подстрелили отравленной стрелой, самое важное для него — не выяснять, кто выстрелил, из чего сделали стрелу и лук и т. д., а вытащить эту стрелу! Каждый день мы видим целый мир, в котором люди ходят со стрелами в груди. Мы смотрим в зеркало и видим стрелу, торчащую из нашего черепа. Задумываясь обо всём некстати возвышенном и отвлекающе низменном, мы как-то забываем проявить немного сострадания к другим или даже к себе и заняться извлечением этих стрел.

Дзен — учение о сострадательных делах. Это путь отрицания, но в то же время самый позитивный и практичный путь из всех, что мы можем представить. По словам Хуэйнэна, «дух Пути далеко не всегда означает почтительное поведение, вселенское уважение и лишённую надменности любовь ко всем живым существам»[2]. Если мы действительно открываем себя другим существам и природе, мы прекращаем попытки подчинятьих и управлять ими и начитаем их ценить и даже любить. Такое отношение к заботе о других выражается в Шигусейгане, или обетах Бодхисаттвы, которые повторяются в конце практики дзадзен (сидячей медитации). Они начинаются словами: «Клянусь спасти всех существ, сколь бы бесчисленны они ни были». Сутрой сердца матери клянусь! Ни сдохнуть, ни родиться мне на месте!

Если я не в силах спасти триллионы, может, я смогу спасти хотя бы несколько миллиардов. Дзен призывает нас стремиться к высоким целям.

 

Живущий в Лотосовой Земле

Теперь должно быть ясно, что дзен — не форма бегства; напротив. Дзен призывает бежать — бежать от страданий и вызывающих их иллюзий. Но он учит, что освобождение от иллюзий и страданий может быть достигнуто только путём более интенсивного опыта познания мира и природы. При всех своих аскетических практиках дзен упивается мирским. Согласно буддийскому учению, сансара, этот безумный, шумный, пыльный, вечно меняющийся мир, и есть сама нирвана, освобождение в результате полного пробуждения. Хуэйнэн утверждает, что «искать просветление вне мира столь же бессмысленно, // как искать раковые шейки у нутрии»[3]. Хакуин выражает ту же мысль так:

 

Именно здесь и есть Лотосовая Земля,

Именно это тело и есть Будда!»[4].

 

А современный буддийский поэт Гери Снайдер говорит, что «по-настоящему опытный человек [то есть человек, по-настоящему получающий опыт] становится обыкновенным»[5]. В том же ключе и вопрос Хуэйнэна: как может быть «показано и передано» наследие великих мудрецов прошлого? Это очень важно, потому что дзен определяется как школа «прямой передачи без священных текстов». Хуэйнэн отвечает, что «нет ни демонстрации, ни передачи. Важно только созерцать собственную природу… то и другое не есть буддизм, буддизм не разделяется надвое». Нет никакой «передачи», есть только созерцание природы. Стоит нам позволить себе по-настоящему насладиться природой, как мы находим, что мы не просто в ней, но являемся ею, даже если видим её с искажениями. Как верно заметил старый еврей, шлифовщик линз, усердно трудившийся, чтобы прояснить наш взгляд: «мы» и «оно» — две формы natura naturans, «порождающей природы».

 

Дзен бы добавил — «две пустые формы».

 

Пожалуйста, назови себя

Хакуин говорит: «С великим уважением и глубоким почтением я призываю всех вас стать совершеннейшими искателями, которые расследуют свои тайные глубины, проникая и погружаясь вглубь Я с таким же усердием, как если бы вы тушили огонь у себя на макушке»[6]. Уверен, окажись мы в подобной ситуации, мы бы не стали тратить много времени на то, чтобы взвесить все возможности. Срочное сообщение Хакуина о Я может выглядеть так: «Лжец, лжец, мозги в огне!» Так тяжело столкнуться с само-не-знанием!

Надо ли нам искать нашу собственную природу — наше истинное Я, настоящее Я, подлинное Я? Удачи! Если вы занимаетесь этим, то будете поражены словами Хакуина:

…передавая заслуги другим, сами

Тем самым докажем свою природу —

Собственная природа и есть не-природа, —

Тем самым уйдём от пустых рассуждений[7].

Но если нет Я, почему же буддизм и даже непосредственно дзен говорят порой о его существовании? По словам Хуэйнэна, не потому, что хотя нет «маленького я», есть «Большое Я». Не потому, что хотя нет «низшего я», есть ещё «Высшее Я». Он придерживается основного буддийского понятия «Нет Я» (анатта), но отмечает: «Чтобы освободить людей, надо условно обозначить Я»[8]. Мы можем дать себе ненадолго поблажку. Однако в конечном итоге нам придётся от неё избавиться. Догэн говорит об этом так: «Изучать путь будды — значит изучать себя. Изучать себя — значит забыть себя. Забыть себя — значит дать проявиться множеству вещей»[9]. Это из коротенького текста «Гэндзё Коан», самого знаменитого произведения Догэна. Мы обретаем себя, забыв себя. Наше просветление приходит от всего, что мы испытываем, от всех десяти тысяч вещей. В дорогу!

 

II. Убийство Будды:

Нападение дзен на авторитеты

Некоторые полагают, что то высокое место, которое занимает в практике дзен учитель или мастер, доказывает «авторитарность» дзен. Не говоря уж о том, что бедный ученик иногда получает палкой. Садомазохистский авторитаризм — не иначе! Конечно же, дзен может превратиться в культ личности, но если он целиком следует своим путём пробуждённого ума, он радикально и бескомпромиссно антиавторитарен и анархичен. Ни у Будды Шакьямуни, ни у какого другого будды, бодхисаттвы или архата, а тем более какого-то там мастера, гуру или учителя, нет никакой власти ни над кем. Как сказал сам Шакьямуни, мы должны «стремиться к собственному освобождению с особым усердием», а не полагаться на гуру или ещё какие-либо авторитеты. Нет гуру, нет спасителей.

Хуэйнэн отмечает, что «писание ясно советует укрыться в Будде внутри себя, а не в чьём-нибудь ещё Будде»[10], и Хакуин вторит ему:

 

Вне нас нет Будды.

Мы же, не зная, как близко Будда,

Ищем вдалеке — что за тщета!

Словно тот, кто, обитая среди воды,

Страдает от жажды[11].

 

Открытая дорога

Самое долгое и самое знаменитое нападение дзен на все виды власти и авторитета можно найти у Линьцзы, основателя школы Риндзай, самого открыто анархичного ответвления дзен. Для Линьцзы всё, «вплоть до Трёх Колесниц и двенадцати разделов учения, всего лишь старые бумажки для подтирания нечистот. Будда представляет собой фантасмагорическое тело, а патриархи — это старые монахи… Если вы ищете Будду, вы попадаете в тиски дьявола Будды. Если вы ищете патриарха, вы оказываетесь связанными верёвкой дьявола патриарха. К чему бы вы ни стремились, будут одни лишь страдания. Тут уж лучше ничего не делать»[12]. «Ничего не делать» [у-вэй] — известная даосская концепция естественного действия, действия в соответствии с Дао, действия, в котором мы свободно следуем собственным путём и позволяем другим поступать так же. Чжуан-цзы, великий даосский мудрец-анархист, называл это «ездить верхом на шести ветрах». Чтобы действовать так, нам надо освободиться от тяжёлой ноши кармы, то есть психических конструкций, привычек, предрассудков, фильтров опыта, — всего этого ядовитого наследия нашего прежнего эгоистического стремления к господству. Это тяжкое бремя состоит из образов высшей власти — богов и других высших существ, начальников и экспертов, учителей и гуру, священных писаний и других высокочтимых бумажек, — использующихся нами как панацея, дабы избежать проблем, с которыми мы сталкиваемся при получении собственного опыта и решении собственных проблем. Линьцзы говорит: «Освободитесь от всего этого!» Как сказал Лао-цзы (великий не-дельник), мудрец может отправляться в далёкое путешествие, не взяв с собою никакого багажа! (Разве что рулон старой туалетной бумаги!)

Значит, дзен утверждает, что мы должны отвернуться от мира и всех внешних авторитетов и повернуться внутрь, чтобы найти собственный источник авторитетности? Отнюдь нет! Нам нужна свобода от внутренних и внешних авторитетов и принципов. В конце концов, всякая внешняя власть управляет нами только потому, что принимает облик могущественного образа в нашем сознании. Поэтому Линьцзы говорит: «С чем бы вы ни столкнулись внутри или снаружи — убивайте это. Встретите Будду — убивайте Будду, встретите патриарха — убивайте патриарха, встретите архата — убивайте архата, встретите родителей — убивайте родителей, встретите родственников — убивайте родственников. Только тогда вы обретёте освобождение от уз. Если не дадите вещам связать себя, то пройдёте насквозь, освободитесь от уз и обретёте независимость[13]». Если мы убьём все эти подчиняющие фигуры власти (образы или изображения в нашем сознании), мы сможем постичь реальность позади образа, реальность ума, реальность бытия. Линьцзы призывает «последователей Пути» не считать «Будду чем-то окончательным. По моим представлениям, это что-то вроде дыры в отхожем месте»[14]. Это высказывание (как и замечание о туалетной бумаге) типично для дзен и всегда означает высочайшую похвалу. Дырка от бублика, может, и бесполезна, но некоторые дыры служат очень важным практическим целям. Куда круче обходится Линьцзы с бодхисатвами и архатами, которые для него лишь «колодки и цепи, связывающие людей»[15]. Этим он подчёркивает, что только свободный, пробуждённый ум («Будда») не превратится в новый источник зависимости и рабства. Будда — всего лишь дыра, через которое уходит всё старое дерьмо (как сказал кто-то, «Die Alte Scheisse»), когда мы освобождаемся от него.

Где же тогда надо искать свой авторитетный источник? Конечно же, в себе, — а раз никакого Я не существует, значит, нигде. «Вы желаете познакомиться с патриархами и буддами? Это не кто иные, как вы, находящиеся передо мной и слушающие мою проповедь о Дхарме». Не так уж много иронии в наставлении Будды о Дхарме! Но в чём подлинный абсурд, так это в том, что все эти будды бегают в поисках гуру, чтобы поведать им истину. «Когда у вас, обучающихся, не хватает веры в себя, вы пускаетесь в поиски чего-то вовне»[16].

Ничего снаружи, ничего внутри.

 

Каменные будды

Ещё одно, в чём, помимо авторитаризма, упрекают дзен — ритуализм. Дзен иногда считают ритуалистичным из-за того, что в нём действительно много ритуалов. Но его можно рассматривать и как самое жёсткое нападение на все виды обрядности. Лучше всего позаботился об устранении этого недоразумения Хуэйнэн. Главная, с точки зрения дзен, проблема с обрядами и ритуалами в том, что они легко распаляют «религиозное эго» (как называл это Хуэйнэн): состояние тех, «кто испытывает и практикует чувство достижения, создавая воображаемый образ самого себя»[17]. Нет, продолжает он, никто не может достичь «великого освобождения», пока так цепляется за эго, что вечно глазеет на себя в духовное зеркало, любуясь каждой деталью своих заслуг, скопившихся на его священном Я. Сознание очень похоже на политического активиста, кичащегося своим верным курсом, своей священной сектантской истиной.

Хуэйнэн также показывает, как некоторые люди путают шуньяту, пустотность всех вещей, включая ум, с необходимостью превратить ум в пустырь. Они полагают, что когда все большие и малые колесницы в пути, колёса вращаются, а когда добрались до стоянки — наконец-то свободны. Но Хуэйнэн говорит, что это «заблуждение» тех «глупцов, которые сидят молча, с пустой головой, не думая ни о чём, и утверждают, что это и есть величие»[18]. Он не утверждает, что подобная практика дурна, но лишь отмечает, что не стоит принимать её за «сущность дзен» или считать поводом для великой духовной гордыни за пустоту ума. Это несколько похоже на тех разносторонне образованных граждан, что немного занимаются хатха-йогой по каталогу «The Y», но никогда бы не подумали, что бывает йога прилежного изучения, сострадательных действий и самоотверженной преданности.

Хуэйнэн также рассматривает проблему сотворения фетиша из дзадзен, или сидячей медитации. Есть, говорит он, «глупцы, которые сидят в медитации и фанатично стараются избавиться от иллюзий, но не учатся доброте, состраданию, радости, спокойствию, мудрости и целесообразности навыков». Эти люди — «словно бесполезная деревяшка или камень», и они «называются бездумными»[19]. Хакуин узнал ту же истину от своего «дряхлого учителя» Сёдзю Родзина, который сказал о дзен монахам своего времени: «Кто вы на самом деле? А вот кто. Большие мешки с рисом, наряжённые в чёрные рясы»[20]. Вроде манекенов в конце фильма «Ноль за поведение» («Zero for Conduct», 1933).

Дзен предлагает нам палку о двух концах. Один конец — это буддоубийственный конец для истребления тех будд, патриархов, традиций, обрядов и священных писаний, что порабощают нас во имя нашего освобождения. Другой конец — убийственно-буддовый, который разит в обратную сторону. Ибо те будды, патриархи, обряды и писания, которые могли бы поработить нас, однажды сразятся тупым мечом неразличенения, чтобы помочь нам разрушить всё то, чем мы дорожим.

Ничего не щадить в этой бойне: Линьцзы, который сказал «встретите патриарха — убивайте патриарха», сам был патриархом.

 

III. Коан: Вхождение в Поток

Зайдём-ка в странный мир мондо дзендо. Так, как там у нас звучит хлопок одной ладони? Сражение с таким коаном (по-японски), гуньанем (по-китайски) или конганом (по-корейски) занимает центральное место в практике дзен, особенно в традиции Линьцзы, или Риндзай, школе молниеносного ума. Нелёгкая задачка для начинающего практика дзен — рукопашная схватка с Кинг-Конганом, миллионофунтовой гориллой!

 

Собачья смерть

Монах спросил Дзёсю: «Обладает ли собака природой Будды?» Дзёсю ответил: «Му!». Этот великий мастер дзен, похоже, не знал что правильный ответ буддиста — «да», поскольку все существа обладают природой Будды. Сибаяма Роси говорит, что «хотя буквально “Му” означает Нет, ответ Дзёсю указывает на высочайшее сатори, что превосходит и “да”, и “нет”; религиозного переживания Истины можно достичь, если отбросить всё, что острым ножом разрезает наш ум»[21].

Но даже раскрыв читателю секрет Му, Сибаяма Роси слукавил. Ибо если «Му» превосходит и «да», и «нет», оно превосходит и какие бы то ни было «религиозные переживания Истины», потому как они будет жестоко истреблены вместе со всяческими буддами и патриархами, которых, как утверждает Сибаяма, мы убьём Великим Мечом Му. А если мы отбросили всё, что острым ножом разрезает наш ум, не бросим ли мы острый, как нож, взгляд на всё, что видим, в том числе на работы Мумона и Сибаямы Роси?

Сибаяма и сам позднее говорит, что пока мы разглагольствуем о «превосхождении и “да”, и “нет”», «настоящее “Му” будет безвозвратно потеряно»[22]. Другой монах спросил Дзёсю: «Обладает ли собака природой Будды?» «Дзёсю ответил: «У!» Да! Что, Дзёсю решил потом занять духовно более корректную позицию? Нет, это просто звучит отголосок «Му».

В этом коане собака?! Бросьте ей кость!

 

Воскрешение кошки

Однажды монахи западного и восточного крыла ссорились из-за кошки. Характер их спора история не сохранила. Кто знает? Может, «обладает ли кошка природой Будды?» Или, скорее, «обладает ли мышка природой Будды?» Так или иначе, Нансэн пришёл, поднял кошку и сказал: «Скажите хоть что-то, и я не убью её! Если вы не можете ничего сказать, я убью её!» Никто не мог понять, чего хотел от них Нансэн, и тот убил кошку. Конечно, этим монахам куда проще спорить, сколько блох может танцевать на спине у кошки, чем сделать хоть что-нибудь. К вечеру в монастырь вернулся Дзёсю. Нансэн поприветствовал его и рассказал о несчастной кошке (а точнее, о несчастных монахах). Нансэн спросил у Дзёсю, мог ли тот спасти кошку. Дзёсю снял туфлю, положил её себе на голову, повернулся и ушёл. «Если бы ты был здесь утром, я бы пощадил кошку!» — воскликнул Нансэн.

Действия Дзёсю были совершенно спонтанными, верно? Его просветлённый дзенский ум не смущался логическими рассуждениями. Вот так дзен! Или там всё-таки была логика? Логика задом наперёд. Действовать бездействием. Сказать что-то, не говоря ничего. Место туфли перевернулось с ног на голову. Всё вверх тормашками. Дзёсю ставит Нансэна на место кошки. Где же сострадание Нансэна? Дзёсю ставит себя на место Нансэна, который был на месте кошки. Мумон намекает на все эти превращения:

 

Если бы Дзёсю был там,

История приняла бы другой оборот.

Он выхватил бы нож,

И Нансэн умолял бы о пощаде[23].

 

Сибаяма предполагает, что монахи занимались «религиозной схоластикой»[24]. Чем-то вроде современной политической схоластики, разве что теперь, благодаря интернету, политические монахи запада, востока и всех других сторон света могут сообща рассекать кошек миллионами различных способов. Альберт Лоу отмечает, что хотя и говорится про «меч праджни», которым Нансэн убил кошку, меч этот рассёк её не на две, а на одну часть[25]. Может быть, правильнее сказать — на нисколько частей! Это волшебный меч, который не рассекает!

Лезвие просто отсекает нас от кошки и от всего остального.

 

Палочка для кала, мать её!

Будда — это палочка для кала». «Палочка для кала, мать её!» Предельно ясный коан. Но дзен не любит простых решений. Вот смотрите.

«Монах спросил Уммона: “Что такое Будда?” — “Палочка для кала (кан-сикецу)”, — ответил Уммон»[26]. Есть много гипотез на интригующую тему истинной природы этой знаменитой «палочки». Сибаяма полагает, что это был «бамбуковый инструмент, использующийся в древнем Китае, чтобы уносить с дороги фекалии»[27]. Ведь если вы встретили на дороги какашку, вы не убьёте её, вы её унесёте. Представляете? «Поймать бы каку Какуана!»[28]… Серьёзная практика для дзенствующего! Кто-то же должен, но мало кому охота.

Сибаяма говорит, что «для мастера Уммона весь мир — “палочка для дерьма”»[29]. Эх, у всех у нас бывают такие дни…. Но нет, он имеет в виду, что в нём «нет места для тщетного разделения на грязное и чистое»[30]. Однако для того, чтобы быть истиной, это слишком очевидно. Сибаяма предупреждает, что цель коана пробуждённых вовсе не в том, чтобы направлять к разумным или изощрённым решениям. Кроме того, он добавляет, что у палочки для кала «есть и другая функция», о которой нельзя забывать: «искоренять всяческую озабоченность ученического ума вроде мыслей о “благости Будды”, “нерушимости святынь” и тому подобного»[31].

Чем бы она ни была, палочка для кала — прекрасное средство от всех видов Святого Дерьма.

 

Если нельзя исправить — разбей

А исправить нельзя ничего! Прославленный мастер Хякудзё хотел избрать настоятеля для монастыря. Он поставил кувшин на пол и спросил: «Не называя это кувшином, скажите, что это такое». Монахи высказали на этот счёт много умного. Тогда повар Исан подошёл и пнул кувшин, разбив его. Бинго! Исан стал настоятелем. Мораль сей басни: стремление разбить кувшин — это и созидательный порыв тоже. Конечно же, мы не сможем добиться просветления, если будем пинать кувшин, едва его завидя. Это уже было!

Комментируя этот знаменитый коан, Сибаяма говорит, что «естественное и свободное, идущее от истинной духовности дзен» не следует путать с «необычным или эксцентричным поведением, попахивающим дзен»[32]. Разве не то же можно сказать обо всём, что «попахивает анархией»! Насколько это свободно от αρχη на самом деле? Свободно ли это от αρχη ответного бунта? Свободно ли это от αρχη эгоистического накопительства? Свободно ли это от αρχη собственной праведности?

Настоящая проблема не в том, как разбить глазированный кувшин, а в том, как стереть фальшивую глазурь нашего эго.

 

Мудрость Абсурда

Теперь всё понятно? Могу ли я разбить кувшин? Если нет, есть ещё пара сильных намёков от наших сострадательных учителей.

Хуэйнэн в самом начале истории дзен щедро раскрывает большую часть секрета «непостижимых» ответов дзен. Разум дзен — это, прежде всего, диалектика в действии, тренировки ума для практики спонтанности в повседневной жизни, о которой некоторые философы всего лишь пишут. Обратите внимание: Хуэйнэн предлагает совершенно анархический метод, то есть такой, который подрывает основы: «Если вам зададут вопрос об основах, если вам зададут вопрос о бытии, говорите о небытии; если спросят о небытии, отвечайте бытием; если вас спросят об обыкновенном человеке, отвечайте как мудрец; если спросят о мудреце, отвечайте как обыкновенный человек. С помощью этого метода взаимно связанных противоположностей возникает постижение Срединного Пути»[33]. Первый западный мастер дзен, Гераклит, сказал почти то же самое: «Путь вверх и вниз — один и тот же». Поэтому, если зададут вопрос о каком-то ином пути, «противоположном пути», ответ будет идентичным. Хуэйнэн мог бы добавить, что если вам зададут вопрос о Срединном Пути, ответ будет о радикальных крайностях! И это часть смысла за спиной бессмыслицы. Но каким бы щедрым и сострадательным ни был Хуэйнэн, он на самом деле раскрыл далеко не всё… Он подарил меню, но не бесплатное питание. Ибо описание того, как это работает — не то же, что спонтанность сознания, позволяющая ему работать. От нас по-прежнему зависит, сумеем ли мы соединить нашу спонтанность с усердием.

Ещё один полезный намёк даёт современный мастер дзен Тхить Нят Хань. Он говорит, что «решение коана находится в жизни практикующего»[34]. Коан — это не головоломка или загадка с единственным верным ответом, которую ученик должен разгадать. Коан вызывает или провоцирует возникновение определённой системы (или, возможно, антисистемы или несистемности!) мышления. Поэтому из двух ответов, которые кажутся формально идентичными, один может быть совершенно правильным, а другой совершенно ошибочным, поводом для сострадательного удара по голове. Коан — не тестовое задание (заполнить пустой ум?..); это возможность пробудиться. Порою спящий не отвечает, и нужен добрый ушат холодной воды.

Коан — это будильник. Проснись и живи!

 

IV. Последние слова

Во многих классических буддийских и дзенских текстах важно обратить внимание на открывающие и закрывающие слова. Часто те разделы, которые с первого взгляда кажутся на периферическими (посвящения, приветствия и пр.), передают некоторые важнейшие мысли всей работы. Хакуин завершает свою 101 дзенскую историю двумя предписаниями. Во-первых, он смиренно просит своих учеников «снова взглянуть на глупое брюзжание старика». А затем он умоляет их: «Пожалуйста, заботьтесь о себе». Так с постоянной бдительностью, с неизменно сосредоточенным вниманием сочетает Хакуин сущностную не-сущность буддизма и дзен: непривязанность и сострадание[35].

Так что выходите и убейте парочку будд, тогда ваш день действительно удался на славу!

 

*

ПРИМЕЧАНИЕ: Когда мудрецу Сюй Ю предложили императорский престол, тот, говорят, «поспешил на реку Иншуй и начал промывать уши, чтобы очистить свой слух от скверны. Услышав об этом, Чао-фу повёл телёнка пить воду вверх по течению, чтобы тот не пачкал морду водою, в которой Сюй Ю мыл уши»[36].

 

 

[1] «Heart Sutra» in Buddhist Wisdom: Containing The Diamond Sutra and the Heart Sutra, translation and commentary by Edward Conze (New York: Vintage Books, 2001), pp. 91, 97, 113. Рус. вер. см.: http://www.vajrayana.ru/biblio/sutra.html.

[2] Hui-neng, The Sutra of Hui-neng, Grand Master of Zen, With Hui-neng’s Commentary on the Diamond Sutra, translated by Thomas Cleary (Boston and London: Shambhala, 1998), p. 91.

[3] Там же, 23, с небольшими изменениями.

[4] Hakuin, Zazen Wasan (Song of Zazen), translation by the Rochester Zen Center (Rochester, NY: The Rochester Zen Center, N.D.). Рус. вер. см.:http://onedropzendo.ru/?page_id=109.

[5] Snyder, Gary, «On the Path, Off the Trail» in Practice of the Wild (San Francisco: North Point Press, 1990), p. 153.

[6] Hakuin, The Essential Teachings of Zen Master Hakuin: A Translation of the Sokko-roku Kaien-fusetsu, translated by Norman Waddell (Boston and London: Shambhala, 1994), p. 3.

[7] Hakuin, Zazen Wasan.

[8] Hui-neng, The Sutra of Hui-neng, p. 125.

[9] Dogen, Actualizing the Fundamental Point [The Genjo Koan] in Kazuaki Tanahashi, Enlightenment Unfolds: The Essential Teachings of Zen Master Dogen (Boston and London: Shambhala, 1999), pp. 36. Рус. вер. см.: http://buddhadharma.narod.ru/books/Gendze_koan.html.

[10] Hui-neng, The Sutra of Hui-neng, p. 40.

[11] Hakuin, Zazen Wasan.

[12] Lin-chi, The Zen Teachings of Master Lin-Chi: A Translation of the Lin-Chi Lu. Translated by Burton Watson. (Boston and London: Shambhala, 1993), p. 47. Рус. вер. см.: http://ariom.ru/litera/2003-html/lin-czi/lintsilu.html.

[13] Lin-chi, The Zen Teachings of Master Lin-Chi, p. 52.

[14] Там же, p. 76.

[15] Там же.

[16] Там же, p. 23.

[17] Hui-neng, The Sutra of Hui-neng, p. 93.

[18] Там же, p. 17.

[19] Там же, p. 93.

[20] Hakuin, The Essential Teachings of Zen Master Hakuin, p. 15.

[21] R. H. Blyth, Zen and Zen Classics. Volume Four. Mumonkan. The Hokuseido Press, 1966, p. 21. Рус. вер. см.: http://ki-moscow.narod.ru/litra/zen/mumonkan/mumonkan.htm.

[22] Там же, p. 22.

[23] Там же, p. 109.

[24] Там же, p. 110.

[25] Low, Albert, The World: A Gateway: Commentaries on the Mumonkan (Boston, Rutland VT, and Tokyo: Charles E. Tuttle, Inc., 1995, p. 112.

[26] R. H. Blyth, Zen and Zen Classics, p. 161.

[27] Там же.

[28] В оригинале — одна из многих непереводимых словесных игр: «Catch bullshit at four». «Catch bull at four» («Поймать быка на [счёт] четыре») — отсылка к притче дзенского мастера Какуана «Десять быков», вошедшей в сборник «Плоть и кость дзен» (http://danisimov.net/worldview/kakuan.htm; см. также рис. в конце текста). При этом «bullshit» — не только буквально «дерьмо быка», но и «чушь, бред, ерунда», следовательно, «Catch bullshit at four» можно перевести как «Поймать ерунду на [счёт] четыре». Все эти смыслы неизбежно потерялись при переводе, однако мы заменили их столь же непереводимой русскоязычной игрой слов: в словах «Поймать бы каку» можно явственно услышать «Поймать быка», а имя автора, Какуан, добавляет и фонетического, и смыслового абсурда. Прим. пер.

[29] Там же.

[30] Там же.

[31] Там же, p. 162.

[32] Там же, p. 287.

[33] Hui-neng, The Sutra of Hui-neng, p. 72.

[34] Nhat Hanh, Thich, Zen Keys (New York: Doubleday, 1995), p. 57.

[35] Hakuin, The Essential Teachings of Zen Master Hakuin, p. 103.

[36] Isshu Miura and Ruth Fuller Sasaki, The Zen Koan: Its History and Use in Rinzai Zen (San Diego, New York, London: Harcourt, Brace & company, 1965), p. 116. Рус. вер. см.: http://wushu.pp.ua/istoriya-kitaya/kitajskaya-mifologiya/6613-legendy-o-drevnejshix-pravitelyax-podnebesnoj-imperii.html?start=4.