Станислав Курилов родился 17 июля 1936 года во Владикавказе.

В Советском Союзе он был объявлен невыездным, но смириться с этим не пожелал. В декабре 1974 года он бежал с туристского лайнера «Советский Союз» вблизи Филиппин.

Без еды и питья, без морского снаряжения, оснащённый лишь маской, ластами и трубкой, он проплыл до филиппинского берега около ста километров, проведя в океане почти трое суток.

О его пути к свободе повествует книга «Один в океане», написанная им самим и увидевшая свет после его смерти.

В этом выпуске журнала я привожу историю его трёхдневного одиночного плавания, сократив её до размеров статьи, чтобы наглядно показать, какие испытания на жизненном пути может предложить нам пройти транзитный Сатурн.

Все желающие прочитать эту книгу, смогут скачать её из электронной библиотеки эзотерики «Пазлы»: http://e-puzzle.ru/page.php?id=1011

«…Лайнер приближался к десятому градусу северной широты, острову Сиаргао, той самой намеченной мной точке, где я мог бы незаметно оставить судно ночью вблизи берега. Это должно было произойти завтра, 13 декабря. Тринадцатое число не самая удачная дата для рискованных авантюр, но выбора у меня не было».

Итак, 12 декабря 1974 года транзитный Сатурн

начинает своё соединение с натальным Марсом Станислава.

 

(Прим.: Как правило, при таких транзитах необходимо прилагать больше усилий для достижения цели; Сатурн приносит ощущение зажатости обстоятельствами; препятствия, которые могут возникнуть в это время, проверяют человека на выносливость и силу воли; период может сопровождаться снижением жизненных сил организма.)

«С точки зрения здравого смысла мои шансы добраться до берега живым выглядели так: если во время прыжка я не разобьюсь от удара о воду, если меня не сожрут акулы, если я не утону, захлебнувшись или от усталости, если меня не разобьёт о рифы, если хватит сил и дыхания выбраться на берег и если к этому времени я всё ещё буду жив — то только тогда я, может быть, смогу поблагодарить судьбу за небывалое чудо спасения.

Я облокотился одной рукой о фальшборт, перебросил тело за борт корабля и сильно оттолкнулся. Заметить мой прыжок было трудно — так быстро я оказался за бортом.

Полёт над водой показался мне бесконечным. Я пролетел эти пятнадцать метров в полной темноте и удачно вошёл в воду ногами под острым углом, не выронив сумки с плавательными принадлежностями. Меня сильно скрутило струёй воды, но в последний момент я успел крепко прижать сумку к животу.

Всплыв на поверхность, я повернул голову и… замер от страха. Возле меня, на расстоянии вытянутой руки — громадный корпус лайнера и его гигантский вращающийся винт! Какая-то неумолимая сила подтягивает меня ближе и ближе. Я делаю отчаянные усилия, пытаясь отплыть в сторону — и увязаю в плотной массе стоячей воды, намертво сцепленной с винтом. Через моё тело проходят устрашающие вибрации адского шума, грохот и гудение корпуса, они медленно и неумолимо пытаются столкнуть меня в чёрную пропасть. Винт вращается над моей головой, я отчётливо различаю его ритм в этом чудовищном грохоте. Винт кажется мне одушевлённым — у него злорадно улыбающееся лицо, меня крепко держат его невидимые руки.

Внезапно что-то швыряет меня в сторону, и я стремительно лечу в разверзшуюся пропасть. Я попал в сильную струю воды справа от винта, и меня отбросило в сторону.

Я надел маску с трубкой, ласты и перчатки с перепонками между пальцами и сделал несколько глубоких вдохов. Я чувствовал огромное облегчение — ведь только что я ушёл живым и невредимым от страшного вращающегося винта. Человек не может одновременно воспринимать несколько опасностей, они неразличимы в момент страха и только потом набрасываются на него по очереди.

И тут на меня обрушилась тишина.

Ощущение было внезапным и поразило меня. Это было, как будто я оказался по другую сторону реальности. И я, наконец, полностью осознал, что совершенно один в океане. Помощи ждать неоткуда. И у меня почти нет шансов добраться до берега живым.

Я оглядел горизонт с вершины одной из высоких волн. Там, на западе, где должен быть остров, не видно было никаких огней. Восемь раз меня медленно поднимали и опускали громадные волны, и только с высоты девятого вала я видел линию горизонта и расплывающиеся во тьме огни судна. Я постоянно сбивался с выбранного курса — было очень трудно плыть при таком большом волнении. Часто гребни волн накрывали меня с головой, и я должен был перед каждым вдохом продувать свою трубку. Я внимательно следил за своим дыханием: делал первый пробный лёгкий вдох, затем после энергичного выдоха делал глубокий вдох и задерживал дыхание примерно на минуту, до тех пор пока не чувствовал лёгкую потребность в следующем. Мне казалось, что я не продержусь на поверхности воды и часа с таким редким периодом дыхания. Если несколько капель попадёт мне в лёгкие, то я уже не смогу отдышаться, я хорошо знал это по опыту.

Я часто вглядывался в горизонт на западе, всё ещё надеясь увидеть береговые огни острова, но увы, надежда была напрасной. Лайнер скрылся — уже окончательно, и я остался совершенно один, безо всяких ориентиров, в ночном штормовом океане.

Вскоре тучи повисли над самой моей головой и пошёл сильный дождь. Я часто менял курс: то мне казалось, что нужно плыть в одном направлении, то в другом. Пока возможная ошибка была не более девяноста градусов, я мог продолжать движение, но вдруг я обнаружил, что не могу с уверенностью сказать, плыть мне в этом или в прямо противоположном направлении.

И во мне стал рождаться страх. Волны страха двигались от рук и ног, подступали к сердцу и сознанию. Страх начал душить меня, дыхание стало учащённым, и я почувствовал, что задыхаюсь. Гребни волн по-прежнему часто опрокидывались на меня, заливая трубку, и я понял, что в таком состоянии мне не продержаться на воде и получаса. Я почувствовал, как судороги стали сжимать горло, мне хотелось кричать. Ещё несколько мгновений — и я задохнусь.

В этот момент у меня мелькнула мысль, что моё положение ещё совсем не безнадёжно, и я просто убиваю себя сам. Я собрал всю свою волю и “взглянул в лицо страху”. Страх постепенно проходил. Я почувствовал, что снова могу дышать равномерно и глубоко.

Прошло несколько томительных часов. Я старался просто держаться на поверхности, экономя силы.

Немного позже, когда облака раздвинулись шире, я увидел пояс Ориона на юго-востоке. Я уже мог плыть по прямой линии, почти не сбиваясь с курса. Иногда я просто переворачивался на спину, чтобы лучше видеть облака, и продолжал двигаться на запад, не останавливаясь час или два, пока тёмная туча не закрыла от меня большую часть неба.

Наконец облака порозовели и метались по небу в разных направлениях. Восходящее солнце показалось над океаном. Я очень люблю солнце, но на этот раз боялся его лучей — моя кожа была белой, летний загар давно сошёл. Земли на горизонте не было видно. Неужели я ошибся в расчётах? Может быть, меня за ночь сильно отнесло течением? К сердцу снова подступил страх. Надвигалась настоящая опасность — мой призрачный остров пропал. Земля должна быть где-то близко на западе — остров Минданао находится в какой-нибудь сотне миль!

Прошло около часа. Океан вокруг меня был по-прежнему совершенно пустынным. Я вглядывался в глубину, но ничего не видел, кроме сине-фиолетовой мглы и каких-то теней, не то от акул, не то от каких-то крупных морских чудовищ. Об акулах я старался не думать: за этими мыслями по пятам следовал страх.

После полудня далеко на западе появилось густое скопление кучевых облаков. И главное, среди них появился слабый, едва заметный неподвижный контур!

Снова и снова я взбирался на вершины волн и с замиранием сердца всматривался в горизонт, стараясь разобрать, что это — мираж или, наконец-то, мой исчезнувший остров!

“Земля!” — не мог я отказать себе в удовольствии прокричать это чудесное слово и услышал хриплый звук собственного голоса. В эту минуту я чувствовал себя почти победителем.

К вечеру океан успокоился. Стало быстро темнеть. Наступила моя вторая ночь в океане.

Я медленно парил на границе двух миров. Стоило наклонить голову к воде, и взгляду открывался фантастический фосфоресцирующий мир.

Подо мной был крутой склон двухтысячеметровой Филиппинской впадины, одной из самых глубоких в мире. Мне было видно в глубину примерно метров на сто.

Я боялся слишком долго засматриваться в глубину — мне могло показаться бог знает что. Когда-то я читал рассказы моряков и потерпевших кораблекрушение о том, как в такие звёздные ночи всплывают на поверхность гигантские морские чудовища, выходят на охоту огромные акулы, десятиметровые скаты-манты выпрыгивают из воды во весь свой рост, как заводят ночное сражение исполины-кашалоты и кальмары и неизвестно отчего вода вокруг начинает бурлить и засасывает в бездонную чёрную воронку всё, что находится поблизости.

С тихим ужасом и жгучим любопытством я ожидал, что вот-вот увижу что-нибудь подобное.

Теперь, когда океан затих, каждое моё движение сопровождалось голубоватым языком пламени, и было похоже, что я горел на медленном огне, а за ластами тянулся сверкающий след, словно шлейф бального платья.

Я попробовал грести, погрузив руки в воду, но и там искры, не угасая, обтекали плечи, локти и кисти. Свечение прекращалось только когда я совсем не двигался, а ведь мне надо было плыть… Разумеется, я был виден из глубины, как на ладони.

Мне ничего не оставалось, как плыть, не обращая на это внимания и сохраняя спокойствие, насколько возможно. Пусть акулы думают, что я тоже здесь живу. В конце концов, это моя единственная защита.

Часто за моей спиной раздавались вздохи и шорохи, заставлявшие меня оглядываться. Иногда я слышал, как со всех сторон на разные голоса повторяется моё имя — всё громче и ближе, а потом голоса постепенно удаляются, и я долго слышу, как они стихают в отдалении. Я постоянно ощущал рядом чьё-то присутствие. Временами раздавались звуки, которых не могло быть на Земле.

Потом, как по взмаху волшебной палочки, всё смолкало, и становилось ещё более жутко от этой живой, обволакивающей тишины.

Наконец восходящий диск солнца осветил дремлющий океан и меня — единственное живое существо на его поверхности. Остров казался теперь одной огромной скалой, окрашенной во все оттенки розового — от нежного на её вершине до розово-коричневого у подножья. У меня начали уставать ноги. Я поплыл медленнее, надеясь ввести в работу другие мышцы, но это улучшило состояние ненадолго.

Я не мог позволить себе забыться даже на минуту-другую: всё время нужно было держать под контролем дыхание. Я хорошо знал, как тяжело проплыть в таком состоянии даже короткое расстояние до берега или до лодки.

Есть и пить мне совсем не хотелось — я настроил себя на самые непредвиденные обстоятельства. Мне казалось, что я смогу легко выжить без воды в течение двух недель и без пищи около месяца. А потом? Будет видно… всегда что-нибудь находится…

Порой я полностью терял самообладание. Прошло ещё несколько часов.

Я с радостью обнаружил, что южная оконечность острова, особенно у горизонта, стала как будто чуть-чуть темнее и, значит, должна быть ближе. Я изменил курс и направился на юго-запад. Как позже оказалось, это была непростительная, ужасная оплошность. Именно в это время я попал в полосу сильного берегового течения, и меня стало сносить к югу, но я обнаружил это, когда было уже поздно.

Прошло около часа, может быть, больше. И вдруг, сначала с удивлением, а потом с ужасом я обнаружил свою ошибку — мой остров стал заметно смещаться к северу и продолжал неумолимо двигаться в этом направлении, прямо на моих глазах.

Прежде чем я сообразил, что происходит, и резко изменил свой курс прямо на север, я увидел перед собой южную оконечность острова и дальше — открытый океан до самого горизонта. Я оказался целиком во власти течения и со страхом видел, как оно медленно проносит меня мимо земли. Как ни старался я плыть энергичнее, как ни пытался выжать всё, что ещё оставалось в усталых мускулах, расстояние между мной и берегом не сокращалось.

Я всё ещё надеялся на чудо. Оставалась одна, последняя надежда, что попутное приливное течение вынесет меня к берегу. Но берег постепенно отодвигался всё дальше и дальше, и я понял, что у меня больше нет никаких шансов выбраться на этот заколдованный остров.

Стало совсем темно. Наступила моя последняя ночь в океане.

Ноги перестали мне повиноваться и беспомощно повисли — я двигал тело только руками. Было такое ощущение, что ноги совсем отсутствуют, и лишь дотронувшись до них, я мог убедиться, что они на месте. Когда ноги снова появлялись, я пытался включить их в работу, но они исчезали всё чаще. Сильно горели обожжённые солнцем лицо, шея и грудь. Меня лихорадило и всё больше клонило ко сну. Временами я надолго терял сознание. Я чувствовал какое-то отупение и стал мёрзнуть. Наконец, ноги совсем отказались служить мне и безжизненно повисли. Лёгкие, однако, по-прежнему работали ритмично, как и в начале пути — сказались долгие тренировки в дыхании по системе йоги.

Я бы мог ещё долго работать руками, но сознание стало исчезать всё чаще, а когда оно возвращалось, я обнаруживал, что плыву не к огням, а от огней.

Я подумал о смерти. Мне казалось, что бессмысленно продлевать жизнь ещё на несколько мучительных часов — я уже не надеялся встретить рассвет. Я решил умереть. В моём положении это было довольно трудно. В эту минуту я пожалел, что не взял с собой нож. Оставалось только два способа: один — наглотаться воды, сбросив всё плавательное снаряжение, другой — нырнув, задержать дыхание, пока не кончится воздух в лёгких. Второй способ казался мне менее мучительным и более надёжным.

До Минданао более сорока километров. Даже если бы я мог продержаться на воде, то и тогда жить мне осталось до первого шторма — затяжного ритма дыхания я уже не выдержу.

Я совсем потерял понятие о времени, и мне стало казаться, будто я плыву уже очень давно — целую вечность. Меня сильно встряхнуло, и я стал неудержимо падать куда-то в бездну. Ясно помню свою первую мысль: “Я жив, я на рифе!” Волна отхлынула, и я оказался в пенистой, кипящей воде, а рёв прибоя теперь переместился в сторону.

Я окончательно пришёл в себя и начал соображать, что же делать, но тут снова услышал приближающийся гул. Это была гигантская волна с крутым, очень и очень медленно падающим гребнем. Я никогда в жизни не видел таких огромных волн — мне казалось, что она даже чуть-чуть касается неба. Внезапно я услышал глухой рокот справа от себя, повернул голову и понял: “Это конец”.

Какая-то неумолимая сила потащила меня наверх по её не очень крутому склону, прямо к самому подножью падающего гребня. Я инстинктивно схватился за маску с трубкой и успел сделать глубокий вдох. Гребень стал рушиться на меня, а затем меня затянуло под него. Какое-то мгновение я находился прямо под ним, в завитке волны, как в пещере. Потом моё тело оказалось в бушующем потоке воды — внутренние силы волны извивали меня винтом, переворачивали много раз через голову, крутили во все стороны, пока не ослабли.

Я стал всплывать на поверхность, совершенно не представляя, как глубоко под водой я мог оказаться. Я успел лишь отметить про себя, что меня не ударило о риф и моя маска с трубкой со мной, пошевелил ногами — ласты тоже были на месте. Увидев, как новая волна приближается из темноты, я понял, что она будет для меня последней. Я простился с жизнью.

Я быстро развернулся спиной к волне, и на этот раз она подхватила меня и понесла в падающем гребне с огромной скоростью сначала далеко вперёд, а когда отхлынула обратно, назад. Я легко выбрался на поверхность и поплыл, не теряя времени, вместе с движением волн. Я надеялся, что где-то там, за рифами, должна быть лагуна. Теперь я всё время плыл по направлению движения волн, они осторожно подхватывали меня на свои шумные гребни и уносили вперёд, всё дальше от гигантских волн с внешней стороны рифа. Вдруг я почувствовал под ногами что-то твёрдое.

В последний раз я попытался нащупать ногой дно… и вдруг, не веря себе, почувствовал под ногой твёрдую опору. Я стоял по грудь в воде и не мог поверить, что это не сон… Впереди, насколько можно было различить, темнела вода лагуны. Место было мелкое, и мне пришлось долго брести по грудь в воде, плыть снова и опять брести по пояс в воде, прежде чем я ступил на берег.

В эти минуты я боялся акул больше всего на свете. “Если акулы сожрут меня именно сейчас, — я вздрогнул от этой мысли, — будет просто обидно!”

Я, пошатываясь, вышел на коралловый песок у подножья высоких пальм. За мной тянулся ручей светящейся воды, а тело моё сверкало, словно бальное платье, усыпанное блёстками. Только теперь я почувствовал себя в полной безопасности. Океан остался позади, а с ним и всё моё прошлое.

Когда я вышел на берег, я испытал всё. Я был королём, я был Цезарем. Я прошёл через всё. Исполнились все мои мечты. У меня пропала прежняя зависть к героям. Я стал Мужчиной. Исчез тайный, мучивший меня комплекс неполноценности. Люди никогда не перешагнут какую-то черту — я перешагнул. Я сделал это, я ступил через порог. Первый раз в жизни я наслаждался самим собой. Не было страха будущего. Всё это было так, как если бы я мог взять с полки книгу, просмотреть её и спокойно поставить обратно — а эта книга была вся моя прежняя жизнь».

 

P.S. Потом были полгода на Филиппинах. Первые полтора месяца — в тюрьме, пока власти ломали голову, что с ним делать. Тюрьма была нешуточной — в соседней со Славой камере сидел немец, не имевший ни родственников, могущих помочь, ни денег на адвоката, сидел седьмой год без надежды на освобождение.

В принципе то же самое могло светить и Славе, но вскоре выяснилось, что в Канаде существует сестра и, стало быть, есть формальный повод для его отправки туда. Переписка с канадскими властями о решении его участи шла несколько месяцев, и в это время Слава жил на положении поднадзорного.

Следующие работы — в частных канадских и американских океанографических фирмах, занимающихся морскими исследованиями и поставками водолазного снаряжения: поиски полезных ископаемых в районе Гавайских островов, работа за Полярным кругом в составе американской нефтяной компании, исследования дна Ледовитого океана, океанографические изыскания в экваториальных водах.