О сказаниях существ, поэзии тела и шелесте листвы семейного древа

Наш диалог «Восток — Запад, Запад — Восток»¹, который начинался с горьковского дуэта двух разносторонних художников-творцов, изначально предполагался в своём нелокальном местонахождении; общение и распространение, подключение к нему читателей — внетерриториально, посредством сети Интернет.

В первом случае я обозначил своё собственное видение искусства Буто, стирая грани между прозой, поэзией, научной работой и журналистикой; теперь пришло время восполнить пробел непосредственно интервью. Итак, у нас в гостях — Яна и Темья, чью творческую деятельность, корнями уходящую в Запределье, они сами обозначили как «Танцующее сердце».

Вопрос: Яна и Темья, проблему распространения Буто в России я уже затрагивал ранее в своей статье, опубликованной в журнале «Апокриф»². Однако пробелы остались по-прежнему, и сейчас хотелось бы начать интервью как для тех, кто уже знаком с вашим творчеством, так и в особенности для тех, кто совершенно вас не знает. Пойдём с чистого листа. Как вы пришли к творчеству и тому разноликому направлению, объединённому одним общим началом? Где была точка отсчёта? Кто был для вас учителями? Как вы вообще начали знакомство с японским Буто — в странах СНГ явлении практически неизвестным?

Ответ: Для нас поиск художественного самовыражения оказался равнозначным духовному поиску себя. Потому что понятие красоты сливается с понятием духовности, чего-то высшего в жизни — переживанием некоего катарсиса, которое несёт одновременно рост и очищение. Так мы и видим своё основное предназначение (если говорить условно) для наших душ и во взаимодействии с другими людьми — нести своё ощущение красоты в этот Мир. А там уж кому надо, тот откликнется, тот возьмёт. Поэтому мы сначала много экспериментировали и продолжаем это делать в довольно традиционных видах творчества: живописи, графике, батике. Темья с самого детства, помимо рисования, был увлечён пошивом одежды. Яна, оттолкнувшись от истории своего собственного тела (начавшееся ещё в детстве заболевание позвоночника, которое наложило след на всю жизнь), стала изучать телесные практики, психологию и психотерапию. Так, уже будучи актрисой театра пластики, я стала натыкаться в сети на информацию о Буто. Впоследствии, в 2005 году в Минске, гостя у друзей, совершенно случайно попала на занятие по Буто, и это движение, растущее из азиатской культуры, захлестнуло с головой. Какое-то время я ещё продолжала играть пантомимы и импровизировать в танце, но Буто стал для меня самым глубоким увлечением и приключением для моего тела и души. Далее пошел период разъездов: мастер-классы у японских мастеров, собственные первые зарисовки в Буто. В 2008 году мы познакомились с Темьей, который тоже сразу же увлёкся этим танцем и буквально на следующий день пришёл ко мне на занятие. Сначала он помогал мне в основном только визуально, например, в создании костюмов, сценографии перформанса. Затем присоединился к нашему небольшому коллективу девушек, а после мы стали создавать перформансы только вдвоём. Так и соединилось всё наше творчество в «Танцующем сердце», — так мы назвали своё виденье пластического выражения и мировоззрения, и стали рождаться «Существа» — это объёмные работы практически из мусора, большей части природного, которые мы относим как к «Буто в живописи»:

Когда мы показываем перформанс, возникает ощущение, что это «Существо» в движении и дыхании, своими телами мы рисуем и наполняем пространство, создаётся некая атмосфера. А сами художественные работы — как концентрация, след-отпечаток, который может быть развёрнут… в перформансе, а может и в чём угодно. Для нас это живое воплощение струящегося потока Красоты, который бесконечен в своём проявлении.

На каждом этапе пути были (и есть) личности, которые нас вдохновляли, например, у Темьи был период, когда на него очень сильно повлияло творчество, да и сама жизнь Амедео Модильяни, у Яны — Фриды Кало. Обоих заворожил и увлёк Фриденсрайх Хундертвассер, Ван Гог — душа в художественном выражении искусства, Марк Шагал и Марк Ротко. Конечно же, основатель Буто — Тацуми Хидзиката. Из современных художников нам очень нравятся Кокити Умэдзаки (Kokichi Umezaki), кутюрье Ёдзи Ямамото (Yohji Yamamoto), работы Лоуренс Кэрролл (Lawrence Carroll). Прекрасно творчество Ансельм Кифер (Anselm Kiefer).

Людей, с которыми общались и учились у них воочию, было не так много, их трудно назвать нашими учителями. Скорее, само погружение в азиатскую культуру, а точнее, через неё поиск своих собственных архаических корней. Ведь все культуры глубоко внутри сильно переплетаются. Большое впечатление на нас производят труды мистиков Ошо, Гурджиева.

Яна: У меня всегда было ощущение, что интересно учиться у себя самой. Когда я проводила занятия и тренинги по Буто и танцевальной импровизации в Нижнем Новгороде, на них постоянно приходили знания сами по себе. Ты вдруг начинаешь «рождать» из себя некий поток, который охватывает всю студию, и это очень, очень захватывающе и глубоко.

Темья редко учится в общепринятом понимании этого слова, ему надо быть рядом с человеком, который его вдохновил какое-то время, или же просто смотреть его на видео или читать труды. Например, мы всегда очень вдохновляемся просмотром видеороликов перформансов дуэта Eiko & Koma, японцев по происхождению, проживающих и преподающих в Нью-Йорке. Считаем их эстетику красоты наиболее резонирующей с нашей, к тому же Koma создаёт прекрасные картины.

Вопрос: Как вы понимаете, видите, воспринимаете Буто, насколько оно связано с другими видами искусства? Особенно этот вопрос применим и к другому вашему творчеству: живопись, графика, инсталляции, пошив одежды. Можно ли сказать, что познание одного направления открывает пространство и пути для других? Да и столь значительны ли эти деления, градации по стилям и жанрам? Вижу, что в вашем творчестве они имеют общую основу, идут из одного центра.

Ответ: Буто для нас как поэзия тела. Тела, которое никогда не лжёт, оно материально, оно принадлежит тебе, оно пришло из земли и вернётся в землю. Поэзия — когда по-настоящему удается двигаться из центра, проживать движение каждой клеткой, быть «здесь-и-сейчас». Становишься настоящим, обретаешь себя, упиваешься красотой. Ведь именно в безыскусности и отсутствии нарочитости так много силы. Этим так хочется поделиться! Зритель становится частью происходящего, иногда сам не подозревая даже о том, что сильно влияет на течение перформанса. Потому что, когда мы показываем представление, очень сильно душевно открываемся, становимся максимально чувствительными, и порою, как зеркало, отражаем состояние и общую атмосферу пришедших посмотреть на нас людей. Но одновременно мы и задаём тон, заполняя пространство своим присутствием, «гипнотизируя» зрителя и поворачивая его взор вглубь самого себя. Также нам очень нравиться выражать в своих перформансах не только телесно-движенческую часть, но и визуально-художественную. То есть, трудиться над созданием костюмов, самой сцены (если она есть), тонкой нити повествования, которая всегда несёт тайну.

Как я уже и говорила, наше творчество, несмотря на свою разноплановость (многоликость), является одним общим пластом. Средства выражения только сменяют друг друга. Зачастую это связано с наличием/отсутствием каких-либо условий. Этапами идёт то живопись, то создание «Существ», то пошив одежды. Наверное, это связано ещё и с углублением в какую-то одну тему для собственного роста в ней, а иногда как будто нарочно так складывается, что находятся материалы для создания творений, как будто сами по себе. Или, например, поступают заказы на пошив одежды. Из одного центра идут все эти направления творчества потому, что наше понимание красоты очень тесно связано с японским выражением «ваби саби», что трудно объяснить, используя западные понятия, но эту эстетику порой описывают как красоту того, что несовершенно, мимолётно или незаконченно. Например, в одежде для нас необязательна ровность строчек, мы оставляем висеть нитки в некоторых местах, активно используем асимметричный крой. Считая, что такая красота несёт в себе больше жизни, больше «настоящести» и индивидуальности. Поэтому свою одежду мы и назвали «кривой», аутентичной. Всё это можно отнести и к остальному нашему творчеству тоже.

Вопрос: Помню присланный от вас подарок — инсталляцию «Бабочка»³, весьма символическое произведение, в котором (на мой взгляд) показано преображение, трансформация человека, созерцающего это творение: инсталляция составлена практически из мусора (с обыденной точки зрения), она слабо воспринимается усреднённым сознанием или теми, кто мало вникал в ваши труды. Однако внутреннему взору открывает богатое пространство сновидения наяву и созерцания этой трансформации: из личинки гусеница становится бабочкой, при этом упор снова происходит на внутренние ландшафты, «за пологом зрачка».

Такое созерцательное восприятие, союз внешнего и внутреннего, чьи координаты находятся ровно посередине — это, пожалуй, больше японская традиция, восточная в целом. Как вы можете это прокомментировать, может дополнить? Когда начинаешь практики, то понимаешь, что искусство по сути своей вненационально, нужно всего лишь уметь переключаться, настраивать себя на разные состояния сознания («миры») — открываются новые горизонты, как на ладони. Говоря другими словами, к вашему творчеству нужно быть сакрально подготовленным человеком? Или просто быть с чистым, незамутнённым восприятием, как ребёнок? Равно ли это?

Ответ: Про ваби саби как раз я уже рассказала выше. Мы не знаем, нужно ли быть подготовленным к восприятию нашего творчества. Мы зачастую сталкиваемся с тем, что совершенно неожиданно, люди, казалось бы далёкие от понимания искусства, дают очень качественную обратную связь. То есть, они понимают, о чём мы! А порою, когда ждёшь, что какой-нибудь критик искусства сейчас выскажется в твою сторону — не получаешь ничего. Бывает такое, что искусствоведы ссылаются на то, что не могут прочитать восточную составляющую, из которой произрастает наше творчество, отказываясь как-либо комментировать наши труды. Мне кажется, что всё иногда — дело случая (который, как мы знаем, «не случаен»), а иногда думается, что всё — в резонансе душ.

Вопрос: Отдельного упоминания, на мой взгляд, заслуживает серия произведений, названная «Существа» — панно-инсталляции и скульптуры. Если ТЕМЬяНА, вы указали в сообществе на Facebook⁴ и ВКонтакте⁵ — это симбиоз двух художников, то серия «Существа» — это, наверное, симбиоз разных миров, пространств, где картина перетекает в скульптуру, инсталляцию, инсталляция становится трёхмерной (или даже четырёхмерной, так как появляется линия времени) графикой, при большем ознакомлении, медитации — миры как в сфере, хрустальном шаре начинают жить своей жизнью, становятся разноплановыми (как фрактальными) пространствами; так внутренняя мифология обретает плоть и кровь. Расскажите, пожалуйста, о процессе создания этой серии, как вы познакомились с Существами? И верно ли будет сказать, пусть и образно, что сами Существа выбирали себе пространство и «диктовали» свои художественные средства воплощения?

Ответ: Да, верно. Просто мы ощущаем, что в нас живёт нечто, что видит красивое повсюду. Иногда на это состояние нужно настроиться, по вдохновению, а иногда (так бывает чаще) — всё происходит само собой. Друг другу мы объясняем так: «Не смог пройти мимо и не взять», принося домой куски какой-нибудь коры, проволоки, ржавые гвозди и вообще очень странные вещи. Из них-то и созданы «Существа». А бывает так, что встречаешь «Существо» на улице, и не можешь его взять. Например, это корень живого дерева, с явным образом нового «Существа». И там не только корень, там целая живая объёмная картина — раздробленный камень рядом, сухие травинки сбоку. Остаётся только фотографировать или зарисовывать увиденное, чтобы потом передать этот образ в других материалах. Чаще всего «Существо» приходит само, как вспышка в мозгу: ты видишь в чём-то, то считается мусором, очень живой и яркий образ или ощущаешь чувство, которое вызывает этот материал (его фактура, линия, цвет). Тогда по кусочкам складывается новая работа. Процесс её создания — настоящее волшебство и невероятное удовольствие, в котором ты присутствуешь тотально. Для нас это момент соединения мира физического с миром магии.

Вопрос: И, как я понимаю, часть Существ перекочевали в «Карточки», выпущенные в Нижнем Новгороде ограниченным тиражом. Как и все остальные произведения, они могут послужить как экспонатом в коллекцию, так и применяться для медитации, их можно использовать как оракул, наверное, есть и другие варианты. Конечно, «Ка-а-р!точки» — помимо близких мне ассоциаций, ввиду тёмных тонов самой колоды — напомнили также и о прикладном их применении — прорицании. Так ли это? Как вы сами преподносите, как изменилось восприятие с момента их создания? Есть ли желание расширить, дополнить колоду? Совсем недавно у вас была выставка — какие отзывы получили от посетителей?

Ответ: «Карточки» были созданы гораздо ранее. Эта графическая серия родилась, ещё когда я активно занималась театром, искала образы на сцене, и в то же время мою жизнь наполнило Буто. Поэтому в этих работах одновременно много театрального, гротескного, и в то же время много таинственного. Всё началось с образа «Nympha», старухи в свадебном платье, прядущей клубки с нитями. Я многократно исследовала (и планирую продолжать это делать) архетип Старухи в своих творческих работах. Так, в театре пантомимы был реализован образ старухи с крыльями, который исследовался мною и в стихах, и на сцене, и в живописи-графике. Но вернёмся к «Карточкам».

Когда я их рисовала, я совсем не думала о колоде карт и тем более о прорицании. Но когда серия была создана (а она всё никак не хотела заканчиваться, приходили новые образы), и нужно было развешивать выставку, то пришлось задуматься над её названием. И пришло как-то само собой — карточки. Здесь соединилось всё: и фотокарточки (как отражения-отпечатки наших с юмором вывернутых наружу скрытых качеств), и карточки, по которым в военные годы выдавали хлеб (как символ нищеты, бедности внешней, а где-то и внутренней), и колода карт. Мы специально сделали принты этих работ большими, 11 больших (формата А4) чёрно-жёлтых карт (изображение нарисовано на тонированной бумаге, как будто пожелтевшей и истрёпанной от времени). В общем, как многое в нашем творчестве, «Карточки» пришли интуитивно, разум помогал лишь оформить, проявить их, организовать во что-то общее.

До сих пор ещё не написаны прорицательские значения каждой из карт. И мы сомневаемся, нужно ли это делать. Ведь, доставая ту или иную «Карточку», её можно прочувствовать изнутри — что она несёт, что показывает, что высмеивает и что одобряет. Поэтому эти работы не для тех, кто любит всё разжёванное. Нам вообще интересны такие зрители, которые сами любят поразмышлять, а ещё лучше — прочувствовать. Серия «Карточки» всё время просится дополниться, особенно в последний год. То ли накопились образы, встречаемые в жизни, то ли энергия для их раскрытия на бумаге. Сейчас всё дело в «дохождении до последней точки» — это когда: «всё бросаю, важное и неважное, и иду рисовать». Да, выставка «Карточек» была год назад, и была сразу после их создания — 6 лет назад. Отзывы посетителей хорошие. В целом делятся на две группы: 1. Шедеврально, 2. Мрачновато.

Вопрос: Ваши произведения во многом мифологичны, родом из архаики — как по моим ощущениям. И даже несколько религиозны. Вы изучали эти пласты, или всё рождалось непосредственно в творческом процессе, образы и произведения «приходили» сами?

Ответ: Да, к нам все образы всегда приходят сами. И чаще всего без предупреждения. Остаётся только «хватать» и творить, либо, когда нет времени на это, вынашивать в своём трепетном «Танцующем сердце», как происходит сейчас. От этого образы и идеи совсем не становятся хуже, даже наоборот: они как будто выстаиваются, кристаллизуются. Либо те, которые были не такими яркими и сильными, исчезают, а скорее всего, они трансформируются в иные. Всё есть энергия, ничего не исчезает бесследно.

По поводу изучения пластов — да, теоретически, мы ознакомлены с эзотерическими и религиозными концепциями, у Яны был большой период в жизни изучения их, параллельно с учёбой в институте на психолога и работе с интуитивным видением. Для меня до сих пор психология, мифология и метафизика неотделимы, я не могу быть последователем академического научного подхода, потому что всё в моей жизни опровергает его. Ещё будучи маленькой девочкой, меня интересовал природный путь религии… то есть, я играла на улице и много с природными материалами, ощущая их красоту и силу. Архаика, наверное, в нас тоже оттуда же — из ощущения естества, своего природного начала.

Вопрос: В продолжение темы. Скажем, если взять Буто, то его основоположник Мастер Тацуми Хидзиката буквально выстрадал свои танцы, движения, образы, и глубокими корнями они уходили в японские традиции, которые прослеживались буквально во всём⁶. У вас, как я понимаю, совершенно схожая ситуация, но со своими нюансами: традиции в данном случае не японские, а русские/славянские, и с относительно недавнего времени начали пошив аутентичной одежды. И снова в одежде чувствуется индивидуальный почерк, стиль, множество пластов, пересечение миров в единстве центрированного. В итоге, в какой-то мере, наверное, можно сказать, что у вас «русское» или «славянское Буто». Правомерно ли это? И как вы видите дальнейшие пути развития Буто в России?

Ответ: Нам кажется, как это говорил Кацура Кан (японский мастер Буто и последний ученик Хидзикаты, у которого мы также проходили обучение и участвовали в авторском спектакле), что у Буто нет национальности. Всё это потому, что Хидзиката просто соединил шаманские, даосские практики, азиатский подход и современное искусство в Буто. Конечно, наверное, накладывает отпечаток на стиль исполнения Буто какие-то национальные корни перформера, но, на наш взгляд, больше поначалу. Важно искать свои внутренние, именно архаические, корни. А они не имеют национальности и религии (как принадлежности к определенной вере). Мы тоже очень не любим разделять людей по нациям, поэтому сами не знаем, русские ли мы (хотя по паспорту — да), нас очень часто люди принимают за иностранцев.

Когда мы изучали древний крой одежды в разных религиях и национальностях, выяснилось, что оказывается, крой и внешний вид одежды многих народов был очень схож между собой. Это всегда широкая, струящаяся одежда, которая не стесняет движений — шаровары, рубахи, длинные юбки и платья, платки и разнообразные головные уборы.

Развитие Буто в России пока происходит в основном в узких кругах, скорее всего, так и будет. Вряд ли Буто будет в настоящее время как-то популяризовано.

Вопрос: А как сами японцы это воспринимают? Видят ли они, знают ли они, в каком направлении пошло в России их течение? Какие были отзывы? Творчество — язык общения всех без исключения народов и культур. В Японии и на Западе направление давно стало «одним из», в России наиболее сильное направление пошло именно у вас. Если верно подметил, то лучше восприятие идёт из-за рубежа. Планируете ли вы какие-то международные проекты, не только в ключе Буто?

Ответ: Интересное дело, что в Японии не все японцы даже знают о Буто. И очень многие считают Буто не национальным видом искусства. Наш перформанс «Женщина-Скелет» видел мастер Кацура Кан, и он выразил желание с нами работать дальше. Нас порадовала его конструктивная критика, после которой сразу хочется ещё больше погружаться в идею перформанса и совершенствоваться, и то, что он неоднократно повторил, что было очень красиво.

Международные проекты мы планируем, и у нас было пару хороших предложений из-за рубежа. Пока пришлось их отсрочить, потому что мы рожали второго ребёнка. Сейчас тоже много сил уходит на взращивание детей, оставить их мы ни на кого не можем, да и не хотим. Поэтому верим, что придёт время, когда мы реализуем проекты в других странах. В России тоже хочется чего-то глобального, а не просто выставок работ, «чтобы они хоть где-то повисели и их кто-нибудь увидел». Устали уже от этого. Зрителей мало, энергии уходит много, удовлетворения и радости от такой выставки почти не получаем. Даже не знаем, почему так: то ли город наш очень прямолинейный в плане искусства (не зря купеческий в прошлом), то ли мы не в том месте, то ли не в то время…