Поэтическая техника: 1. Анатомия поэзии

Цикл лекций «Поэтическая техника»:

1. Анатомия поэзии:

Внешнее оформление и ритм

Fr. Nyarlathotep Otis, 05.04.20151

Fr. Nyarlathotep Otis: Цикл занятий называется «Поэтическая техника». Кроме поэтической техники, естественно, в поэзии есть и многое другое, но об этом сейчас не будем говорить. И это занятие называется так необычно, биологическим термином «Анатомия поэзии» (ну, или более современное такое модное слово — «Деконструкция стиха»): мы сейчас будем резать стихотворение на то, что в нём есть. Общий девиз всего курса — «Начнём с горизонтального полёта», это по Ричарду Баху, его «Чайке по имени Джонатан Ливингстон». Суть в том, что, независимо от нынешнего уровня каждого из вас (которым сейчас я даже не буду интересоваться — после следующего занятия немного поговорим о нём), мы всё равно будем начинать с самого начала — с того, что я считаю самым началом. В идеале, если присутствующие (я думаю, что это так) желают каким-то образом развиваться, а не просто остановились на своём, что-то для себя интересное они здесь найдут.

Первое, с чего я обычно начинаю такое занятие (несколько раз я уже проводил подобное). Вот на столе несколько предметов. Планшет, ручка, блокнот, мобильник, ещё один мобильник, бумажка, ещё бумажка, шляпа. И задача: кто сможет эти предметы зарифмовать?.. Сразу скажу: не в ту сторону думаете. Надо зарифмовать предметы, а не слова. Кто догадается, в чём тут подвох? Это так, немножечко на разрыв шаблонов о том, что такое поэзия вообще, что такое рифма.

Юрий: Надо расставить их в порядке?

Fr. Nyarlathotep Otis: Да! Как вариант — можно в алфавитном порядке. Или другой вариант: мобильники с планшетами окажутся в одном ряду (техника), письменные принадлежности — в другом. Или по размеру, или по форме — можно по-разному. Суть том, что рифма не касается только каких-то там словесных созвучий: можно рифмовать действия, события — всё, что угодно.

Далее. Когда говорят в поэзии, о чём обычно упоминают? Размер (более широко — ритм), рифма, смысл. Кто какие ещё составляющие назовёт?

Юрий: Начало строк может образовывать какое-то слово…

Fr. Nyarlathotep Otis: Это называется акростих. Да, технические приёмы! В общем, сейчас мы по некоторым из них и пойдём (этому конспектику лет уже 17 или около того, буду, в основном, его и придерживаться). Не в порядке важности, а скорее, в порядке того, что в первую очередь бросается в глаза.

Начнём по порядку: заголовок (разные авторы могут придавать разную степень важности этому моменту). Вообще, что мы можем сказать о заголовке? Как может выглядеть заголовок?

  • Во-первых, это может быть какое-то ключевое существительное или ключевое существительное + прилагательное, т.е. прямое описание того, о чём будет написано в стихотворении.

  • Во-вторых, заголовок может состоять из начала самого стихотворения или конца стихотворения (реже, но тоже используется).

  • В-третьих, заголовок может быть каким-то ключевым словом, но не существительным или существительным с прилагательным, а, скажем, глаголом, наречием, междометием (например, у Кроули есть стихотворение «Ага!»).

  • Дальше — абстрактное словосочетание любой формы, т.е. что угодно, ассоциативно автором связываемое с содержанием стихотворения (не всегда это угадывается читателем).

  • Заголовком может являться число; обычно это какое-либо символическое число (например, 666, 13 или ещё что-то в этом духе) или какая-то дата — но, в принципе, что угодно.

  • Заголовки могут являться «три звёздочки»: можно, как я сказал выше, писать начало стихотворения в качестве самого заголовка, а можно просто заменять тремя звёздочками… одной звёздочкой… пятью звёздочками.

Кстати, важный момент. Обычно те, кто хочет показать, что стихотворение без названия, ставят три звёздочки. А почему, собственно, три звёздочки? Это можно передавать и другими способами. Желательно, чтобы приём был связан с содержанием стихотворения. Если мы просто так мы поставили в этом стихотворении семь звёзд, в этом — четыре, это будет глупо, просто выпендрёж. А вот если количество звёздочек каким-то образом «рифмуется» (исходя из того, что я говорил о расширенном значении слова «рифма») с содержанием стихотворения, то тут уже можно думать — сколько звёздочек (или чего-то ещё) ставить.

Суть в том, что даже когда мы говорим о названии, нужно подходить творчески — но не просто «что в голову взбрело»: приём должен быть как-то связан с содержанием. Как вариант — стихотворение может состоять из нескольких частей, и столько «звёздочек» — сколько этих частей. Или оно может связано быть с каким-то числом. Допустим, стихотворение про Плеяды можно озаглавить семью звёздочками. Или про Медведицу, не суть.

  • Наконец, в качестве заголовка может использоваться всё, что угодно: изображения, знаки препинания (заголовок может целиком состоять из знаков препинания — но тоже не абы каких, а «зарифмованных» с сутью стихотворения: если стихотворение манифестационное, то там может быть в качестве заголовка определённое количество восклицательных знаков) и так далее (может быть и комбинация знаков).

Когда мы смотрим на листок со стихотворением, что мы сразу видим глазами, не читая?

Елена: Размер?

Fr. Nyarlathotep Otis: Мы его сразу не видим.

Олег: Дата в конце?

Fr. Nyarlathotep Otis: Насчёт даты. Большинству читателей, в общем-то, не очень важна точная дата, когда было написано стихотворение. Кого-то интересует, но большинство — нет. За исключением тех случаев, когда эта дата связана с каким-то событием. У меня одно стихотворение подписано днём рождения одного человека: оно писалось в этот день рождения. Другое подписано девятым мая какого-то года — опять же, тематическое. Если мы считаем нужным написать дату, то она должна быть не справочным материалом, а творческой частью стихотворения, как-то связанной с текстом. Должна быть — но это не значит, что всё срочно переписываем, отменяем и зачёркиваем. Но желательно, чтобы она была не справочной информацией, а частью стихотворения — если важно знать, когда и что мы пишем.

С годом, в принципе, действительно бывает полезно, чтобы как-то сопоставить написание стихотворения с возрастом, с какими-либо происходящими в то время событиями и т. д.

Насчёт времени — это интересно в том случае, если это писалось, скажем, рано утром или ночью — когда это может что-то показать, чем-то дополнить суть самого стихотворения. А если это просто «14:32»… ну и что? Никакой дополнительной информации ни об авторе, ни о стихотворении это не несёт. Может, он бездельник, и вместо работы пишет стихи. А может, у него посменная работа, и сейчас выходной. Или он совмещает приятное с полезным — стоит у станка и сочиняет стихи. Никакой конкретной информации мы не получаем.

Или, например, стихотворение датировано 32-м февраля. Ну, или не так прямо, а 29-м февраля — но год подписан не високосный. Тогда да, не каждому заметно, не каждый сразу с ходу будет проверять… 29-е может быть тонким троллингом: желающий будет копать, и — о-пааа! Причём человек может описывать в таком стихотворении какие-то события, которые не могли происходить, потому что в этом году такого числа не было, и тогда это интересно, тогда это, опять же, приём. Что угодно может использоваться как приём — а может проскочить случайно, по привычке и ещё в таком духе.

Дальше. Мы смотрим на листок со стихотворением — и мы видим четверостишия или, шире — строфность вообще: как человек относится к разбиению стихотворения на строфы:

  • Самое банальное в этом смысле — это делить на строфы по «квадратам», т.е. по схеме рифмовки: АВАВ, или АВВА, или как-то ещё (по рифмам ещё отдельно будем говорить). В этом случае промежутки будут равными — это расстояние между строфами.

  • Следующий вариант более «изощрённый» — деление по смыслу, т.е. когда идёт как бы деление «на абзацы» (распределение будет неравномерным, не всегда совпадающим с делением на рифмы — только иногда, эпизодически).

  • Ещё вариант — по циклично повторяющимся формам рифмовок. Это когда идёт сначала, скажем, блок строф АВАВ, а потом — смена на ААВВ, и блок АВАВ не делится на подстрофы, а даётся весь. А вот если идёт смена ритма или смена формы рифмовки, то визуально в одной строфе будет, скажем, 3 рифмовых «квадрата», в другой — 4, — в общем, задаётся определённая визуальная картинка, которая, в принципе, влияет на подсознательное восприятие стихотворения.

  • Дальше — относительно произвольное разбиение на строфы. Тут может быть что угодно. Как правило, это сочетания вышеперечисленных способов.

  • И вариант без строфности вообще, независимо от того, есть ли смена ритма. Даже если рифма и ритм меняются на протяжении стихотворения — текст может всё равно идти сплошным текстом.

Восприятие разных способов передачи строфности будет совершенно разным: посмотрите на квадратики — и посмотрите на длинное стихотворение. К чему я это всё говорю? Это не просто литературоведческая тонкость, очень практический момент. Если вы хотите показать классичность, линейность, то удобно чёткое чередование строф. Если, наоборот, вам надо показать что-то более авангардное, даже такой момент как разбиение на строфы может использоваться как технический приём.

Поехали дальше. Использование заглавных букв:

  • Самое очевидное — просто писать по правилам русского языка и по традициям использования заглавных букв в стихотворении (первое в любой строке — независимо от того, начало ли это предложения). Это указание на свою, скажем так, приверженность традициям.

  • Противоположный способ — полное неиспользование заглавных букв вообще; соответственно, и целеустановка тут будет другой. И то, и другое допустимо в том случае, если используется в качестве приёма, и не допустимо, если используется по привычке: если человек привык делать именно так, а не иначе — это одно, а если он знает разные варианты, но целенаправленно использует именно этот вариант — уже совсем другое.

  • Следующий вариант: в принципе, мы пишем по правилам русского языка, не учитывая начало строк. У многих авторов (особенно начинающих или, скажем, придерживающихся строгих традиций в этом плане) граница мысли совпадает с границей строки, строка — это как бы «подпредложение»: раз — запятая, раз — точка. А многие намеренно делают так, что мысль переходит из одной строки в другую: идёт строка, начало следующей строки — это всё ещё та же мысль, которая начата в прежней, потом середина строки — и начинается новая мысль, новая фраза. В этом случае очень уместно будет как раз не ставить заглавную букву в начале строки, чтоба было понятно, что мысль ещё не закончена.

  • Следующий вариант — все слова с заглавных букв (капслок). Это бывает уместно для отдельного фрагмента, но (в связи с дурной традицией капслока в Интернете) будет сильно раздражать, если писать так всё целиком. Если фрагмент надо как-то подчеркнуть, или сделать так, чтобы он раздражал намеренно, или выделить, но без жирного шрифта и прочих подобных средств — в качестве приёма небольшие фрагменты бывает уместно писать так, но — весьма редко.

  • Дальше, из серии обычно раздражающего, но иногда уместного — когда большое количество заглавных букв, когда «громкие» слова («Любовь», «Вечность», «Великий») начинают писать с заглавной буквы. Это бывает уместно для повышения «градуса пафосности»: если действительно в стихотворении требуется подчеркнуть пафос, то это хорошо. А если человек пишет так потому, что считает, будто это действительно настолько важно, что можно пренебречь правилами русского языка в этом отношении — если пафос у него просто природный, — то с этим ему нужно бороться, стараться избегать.

  • Дальше. Могут писаться с заглавных букв все слова (вне зависимости от того, союзы это, предлоги или ещё что). Скажем, у меня есть такое стихотворение:

Слава!

Тем, Кто Даёт Нам Жизнь,

И Тому, Кто Её Отнимет!

Вечная Слава!

Тем, Кто Способен

Воскресить И Убить

Руками Своими!

Слава Во Веки Веков!

Сыновьям, Которые

Не Смогут Родиться,

И Отцам, Которых

Не Было Никогда!

Слава!

Тому, Кто Может,

Ненавидя, Любить,

И, Не Забирая, Отдать! и т. д.

Тут повышенный «градус пафоса», причём на всё стихотворение. К слову о пиратах (раз уж мы собираемся в клубе «Пираты пера»). Есть такая книжка, «Евангелие от Летающего Макаронного Монстра», где пираты считаются святым народом, избранным народом. Там есть восемь «приправ» — восемь «заповедей». Они не стихотворны, но в английском тексте, в оригинале, все слова, даже артикли, написаны с заглавной буквы. И когда мы переводили этот текст, я настаивал, чтобы этот приём был сохранён и в переводе — потому что каждое слово ВАЖНО. Фишка пастафарианства — доведение до абсурда: каждое слово НАСТОЛЬКО святое, что его надо Писать С Заглавной Буквы.

  • Бывают случаи, когда заглавные буквы используются в середине или в конце слова — либо в том случае, когда надо выделить ударение, либо чтобы подчеркнуть имя, слово, составленное из этих букв. Например, заглавные буквы можно использовать в начале строк, строф или отдельных слов, если они складываются в какое-то слово. Это называется акростих (если слова не в начале строк — то месостих), но это уже сложные технические приёмы, о них мы поговорим на четвёртом занятии. Или когда все слова заканчиваются либо начинаются на одну букву; когда на эти конкретные буквы надо обращать внимание.

  • Отдельно надо отметить выделяющиеся заглавные буквы в тех случаях, если какое-то конкретное слово (обычно слово «бог» — даже если имеется в виду монотеистический бог, а не один из языческих) может писаться по-разному в зависимости от того, как ты позиционируешь своё отношение к описываемому предмету.

Расположение начала строк:

  • Квадратик — строка под строкой, начало под началом. Используется (если не по привычке) для подчёркивания принадлежности к традициям и т.д.

  • Бывает такое, что строки из разных рифморядов идут с разными отступами (как красная строка у абзаца), и идёт такое чередование: скажем, нечётные — левее, чётные — правее. Не лесенка, а АВАВ, где все А — ближе к началу, а В сдвинуты к середине (если есть С, то она сдвигается ещё дальше). Иногда это просто эстетичнее смотрится, приобретает более интересную, более красивую форму. Насколько это может быть оправданно ещё? Хорошо ли, плохо ли? На мой личный взгляд, это оправданно в том случае, когда схема рифмовки достаточно сложная, т.е. если надо подчеркнуть, что это не просто АВАВ: человек, читатель, видит по такой схеме, что здесь что-то более сложное, чем обычно. Или ещё в том случае, если длина самих строк примерно одинакова, и при обычной записи, без смещения, человек может запутаться в том, какая строка на что рифмуется; тогда для облегчения его трудов это тоже бывает уместно.

  • Дальше — по длине строки: если идёт чередование длинная строка — короткая строка, длинная — короткая, то когда они разбиты к одному краю — это не очень хорошо смотрится чисто визуально, уместнее короткие сдвигать ближе к середине.

  • Дальше, один из необычных приёмов — всевозможные ёлочки и подобные фигуры. У меня есть стихотворение, написанное в форме герба: три строфы-корона, граница щита, меч и вторая граница щита:

Если мы пишем, скажем, новогоднее стихотворение — у нас может быть ёлочка, или что-то с шахматными аллюзиями — в виде фигур. Читать, конечно, такое трудно, да, и это усложняет написание — не столько из-за формы как таковой, сколько из-за того, что когда мы намеренно меняем длину строки, у нас меняется размер (получается очень сложный), который не всегда воспринимается. Но при этом никто не заставляет нас делать так, чтобы границы строк совпадали с рифмами: мы можем разбивать строки на части, чтобы создался нужный рисунок — это уже на нашу фантазию, мастерство и т.д.

  • Дальше, как всегда, у нас идёт относительно произвольная форма. Как интуитивно автор чувствует нужным для передачи смысла.

  • Центровка. Когда строки выравниваются не по левому краю, а по центру. Если строки длинные, это воспринимается хуже, а если короткие — то достаточно легко. Но когда это может использоваться в качестве важного технического приёма — когда мы пишем многострочный палиндром (до палиндромов мы ещё дойдём на четвёртом занятии, это когда читается наоборот так же, как и прямо: «А роза упала на лапу Азора»). Центровка может показать это обратимость.

  • Ещё приём — когда идёт выравнивание по правому краю. Для чего я это использовал? У меня была форма рифмовки, когда рифмующиеся слова отличаются одной буквой:

Залитый в бронзовую форму

Крупнокалиберной возни,

Из пустоты нелепых формул

Я неожиданно возник.

И облаками небо крыли,

И речи странные вели

Архангелы под тенью крылий

Того, Кто, Словно Бог, велик.

Он видел Свет стократно боле

И заключил со мной пари.

И был он — свят, и был он — болен,

И над соблазнами парил,

Громоголосил Смерти вето,

Провозглашал древес табу

И сквозь хитросплетенье веток

Гнал мыслей кованый табун и т. д.

В общем, требовалось подчеркнуть, что обращать внимание надо на последнюю часть — на концовки строк. Для этого может быть уместно выравнивание по правому краю. Или если у нас идёт акростих по концовке, а не по началу строк. В других случаях это просто выпендрёж.

Форма самой строки:

  • Классическая — просто строчка, записанная прямо.

  • Лесенка по ритму — татаТА-таТА (разрыв строки может ставиться в местах цезуры или смены ритма).

  • Лесенка по внутренним рифмам. Если одна строка, рифмующаяся и по концовке, но при этом есть и внутренняя рифма, то эти рифмы могут разбивать одну «линейную» строку.

  • Лесенка слогами — в том случае, если там идёт достаточно плотная рифмовка строк, т.е. почти каждый слог рифмуется с почти каждым слогом соседних строчки. Достаточно редко используется, но всё-таки бывает, в том числе у меня.

Использование лесенок уместно, кроме того, чтобы подчеркнуть внутренние рифмы; или когда хочешь подчеркнуть преемственность не к XIX веку, а к «Маяковскому и компании» — что-то такое близкое, социально-революционное, — в порядке преемственности. Но с этим тоже лучше не перебарщивать, чтобы это не выглядело плагиатом. Это же касается и других нестандартных формы записи строки. Опять же — к чему я постоянно буду на это указывать. Каждая деталь стихотворения может использоваться как технический приём (мы говорим не только о рифме и о ритме, мы можем использовать всё пространство стихотворения полностью). Поэтому если это оказывается стилистически оправданно, то мы можем написать стихотворение хоть по диагонали — просто строку наискосок. Немножко из другой серии, тоже похожее. У меня в одном из стихотворений используются слова «рассредоточить» и «распад». «Р а с с р е д о т о ч и т ь» расписано с пробелами между каждой буквой, а «рас          пад» — с разрывом посредине. Или в другом стихотворении:

Рвётся

моя

строфа…

«Рвётся» — в начале, «моя» — в середине, «строфа» — по правому краю.

Или, скажем, если в стихотворении говорится о спуске куда-то, то строка может идти наискосок. Строка может записываться вертикально. Опять же, тоже: для чего это может быть? По-разному. Может быть, какая-то аллюзия к востоку — Китаю, Японии (где иероглифы могут писаться сверху вниз). То есть — идут уже элементы визуализации в самом стихотворении, в том, что мы сразу видим и читаем.

Рифмами мы займёмся уже на следующем занятии, а пока разберём ещё знаки препинания и ритм. Вообще в пределах одного стихотворения можно использовать разные шрифты, в том числе рукописные, но с этим мы тоже сегодня перегружать не будем, визуалистика — это отдельная и очень большая тема, мы немного будем затрагивать, когда будем говорить о цветописи на третьем занятии и о сложных технических приёмах на четвёртом. Хотя, конечно, шрифты, цвета — всё это тоже можно использовать. Например, у меня есть стихотворение, где слово «волки», которое там часто используется, заменено изображением волков. Так, например, можно делать в детских книжках: всё, опять же, зависит от того, что ты хочешь передать.

Итак, знаки препинания. Конечно, самое очевидное — расставлять их обычным способом. Важный очень момент: если мы расставляем знаки препинания безграмотно, это не в принципе может быть поэтическим приёмом. Нельзя абы как раскидывать знаки препинания, а потом говорить: это «авторская пунктуация». Чтобы правила нарушать, их надо очень хорошо знать. Если мы способны написать текст — не важно, стихотворный или нет — с правильной расстановкой знаков препинания, тогда и только тогда мы имеем право использовать все другие способы расстановки знаков препинания.

Ольга: А как быть с интонационным использованием знаков препинания? Чтобы правильно прочитать: слово, а после него пауза — это запятая.

Fr. Nyarlathotep Otis: Не желательно. Лучше перенести слова после паузы в другую строку, использовать лесенку. Знаки препинания — это конкретные правила русского языка.

Олег: У меня большая претензия к многоточиям в конце строки. Я их использую, и мне нередко говорят: «А что так много многоточий? Надо избавляться!..». Не надо избавляться!

Fr. Nyarlathotep Otis: Это, опять же, зависит от того, какую интонацию хочешь передать.

Олег: Это пробелы в словах. Многоточия — это там, где я слов не могу подобрать.

Fr. Nyarlathotep Otis: Иногда многоточие подходит, как раз в качестве паузы. Но всё равно, если человек не знает, ставится в каком-то месте запятая или нет, и во всех сомнительных случаях ставит многоточие — это не авторская пунктуация, а неправильная пунктуация. Человек ставит их не потому, что они как-то стилистически или тематически оправданы, а потому, что не знает, как правильно.

Ольга: Я в таких случаях ставлю две, пять точек — чтобы не было претензий 🙂

Fr. Nyarlathotep Otis: У меня есть стихотворение полностью без знаков препинания, а потом последняя строчка: «и ставлю многоточие», — и там выставлено многоточие, именно много- — не троеточие. Все точки «провалились» в последнюю строчку — не помню, но может оказаться, что я даже высчитывал, сколько именно там должно быть точек. Похожее было в другом стихотворении: там есть фраза «с неправильно расставленными точками» (как раз применительно к поэзии), и в стихотворении нет точек, кроме нескольких в самом конце.

Ольга: Если человек собирается издать книжечку, а сам не очень грамотный, то не мешало бы, чтобы всё это вычитал и утвердил корректор.

Fr. Nyarlathotep Otis: Разумеется. Но должен быть диалог. Потому что, бывает, корректор выставляет неправильные знаки препинания. У меня есть стихотворение «Rubedo». Там есть строки: «Зори болотною выпью я // выпью из чаши одна», — и когда готовили мою публикацию в одном из сборников, первое «выпью» воспринимали тоже как глагол и ставили запятую после «я» (вроде как «я выпью зори чем-то там болотною, я выпью их из чаши одна»). А там была выпь (птица такая): «как болотная выпь, я выпью зори». Корректор поставил запятую, но я ему объяснил и сказал, что надо вернуть обратно. Так что диалог должен быть обязательно: не так, чтобы корректор утвердил — и всё. Иногда это действительно авторский знак препинания, когда человек-автор знает, как нужно правильно использовать, но для подчёркивания чего-то ставит его именно так.

Дальше. Без знаков препинания, в принципе, можно писать, если… понятно, если мы пишем черновичок на листочке, чтобы потом переписать или перенабрать. Вообще, всё, что я сейчас говорю, касается того, в каком виде подавать стихотворение на публику — грубо говоря, на бумажный или электронный носитель. И если мы принципиально пишем без знаков препинания вообще (или с каким-то их минимумом), то обычно тем самым показывается какая-то наша преемственность, принадлежность, сопричастность. Мы показываем себя в рамках какой-то культуры, контркультуры, антикультуры. Как правило, те, кто пишет в основном без знаков препинания, всё-таки иногда знаки препинания выставляют. Это происходит или в тех случаях, когда «казнить нельзя помиловать», или для усиления какого-то конкретного момента, где нужно подчеркнуть, вопросительный это знак, восклицательный или просто точка.

Что касается произвольной расстановки знаков — допустима она только в тех случаях, когда человек знает, как надо. Причём эта произвольность может использоваться в качестве доведения до абсурда — когда знаки препинания неправильно расставляются не там, где их можно выставить по неграмотности, а там, где по ошибке этого никак не сделать. Например, между «не» и глаголом ставить запятую. Соответственно, желательно делать это в тех случаях, когда эта абсурдность как-то связана с содержанием стихотворения.

И нельзя забывать, когда применяешь знаки препинания как приём, что можно использовать, если нужно, вообще какие-то нестандартные сочетания: допустим, многоточия из многих точек, точка с запятой — тире, тире-двоеточие-тире, — в общем, что угодно. Вплоть до откровенных смайликов. Хотя со смайликами суть, опять же, в том, насколько это уместно. Тут двумя словами не скажешь, потому что это очень индивидуально, контекстуально. Если именно такое именно здесь уместно, это можно использовать, если «от балды» — то, конечно, не надо. И да, те же смайлики уместны в стихотворениях далеко не всегда, хотя некоторые ими злоупотребляют. Но если требуется передать какую-то онлайн-атмосферу, речь в онлайн-контексте, если стихотворение касается, например, общения в Интернете, — то тогда они могут быть именно как приём. А иначе будет создаваться впечатление, что человек это писал не всерьёз — так, баловался в переписке с кем-то.

Переходим к размерам (ими на сегодня и закончим). Существует пять основных, классических, ровных размеров — два двустопных и три трёхстопных, — которые необходимо знать и которыми хотя бы на начальном уровне надо владеть каждому, кто вообще пытается писать стихи. Не обязательно регулярно использовать их в своих стихах, но хотя бы немного в них ориентироваться (это те самые «ямбы и хореи»). Каждый начинающий поэт должен уметь при желании выдать строчку одним из этих строгих размеров — хотя бы постоянно считая слоги и ударения. Это надо уметь просто для того, чтобы дальше развиваться в эту сторону.

Вот эти размеры. Ямб и хорей — двустопные. Я сам на память их плохо помню, но то, чем написан «Евгений Онегин» (мойДЯдяСАмыхЧЕСТныхПРАвил) — это ямб, а «Буря мглою…» (БУряМГЛОюНЕбоКРОет) — это, соответственно, хорей. Это, в принципе, гуглимо, как говорится, но суть в том, что надо уметь верно считать, где сильный слог, а где слабый (ударный и безударный — это немножко другое), чтобы ударный слог не попадало в слабую позицию размера. А наоборот, в принципе, может быть — безударный слог в сильной позиции (как, скажем, в длинном слове «амфибрахий»: два сильных слога, но при этом ударение, естественно, одно). Кстати, часто бывает, что те, кто плохо пишет, вставляют какое-то слово из одного слога — «я», «ты», «уж»: короткие слова, чтобы вместить размер. Но получается, что размер именно из-за этого и нарушается: одно- или двусложное слово целиком попадает на безударную позицию (например, «моЁ», вопреки правилам употребления буквы «ё» превращается в «мАё»), и получается некорректный ритм.

Трёхстопные: дактиль (птеродактиль :)), амфибрахий, анапест. Если мы пишем каким-то из этих классических размеров, то нам желательно чисто на пальцах всё это высчитывать, пока оно не усвоится. Отсчитываем: дактиль — это палец, так что считаем фаланги, и третий с конца — самый длинный, то есть «ударный». То есть, дактиль — это у нас ударный и два безударных, соответственно, дактилическая рифма — это когда ударный третий слог с конца (ТАтата). Амфибрахий значит «двурукий» — соответственно, это симметричная стопа, ударный слог посредине, и ему соответствует женская рифма, когда ударная гласная — вторая с конца (про это ещё будем говорить на следующем занятии). А анапест — соответственно, ударный слог в конце, ему соответствует мужская рифма. Соответствие размеров рифмам не значит, что мужская рифма возможна только при анапесте и т. п.: стихотворение может писаться в одном и том же размере (скажем, амфибрахий — таТАта), а концовки могут чередоваться мужские и женские: ТАта и таТА. Но могут быть и полностью параллельные строки разных рифмовых рядов. Скажем, схема рифмовки АВАВ, но строки А и строки В совпадают по количеству слогов (то есть, на протяжении всего стихотворения рифма будет либо только мужская, либо только женская, либо только дактилическая). В общем-то, существует много разных вариантов сочетания этих классических размеров. Обычно смена размеров не очень хорошо воспринимается на слух, особенно если происходит она в пределах одной строки (что бывает довольно редко). В пределах одной строфы смысл менять размер бывает тоже не так уж часто, а вот разные строфы для создания нужного эмоционального эффекта могут писаться разными размерами.

Отмечу, что ритм и размер — это не одно и то же. Ритм — более общее понятие, размер — это некоторые наиболее фиксированные разновидности ритма. Причём градация от строгого размера к нестрогим достаточно плавная. Например, есть такая вещь как цезура (не путать с цензурой) — когда идут выпадения слога из ровной схемы: таТАтатаТАтатаТА-таТА. Когда в каком-то месте одного из слогов, полагающихся по размеру, нет — это и называется цезурой. Когда их использовать? Это достаточно субъективно, но, как правило, просто стоит знать, что здесь она есть, здесь мы конкретно нарушаем размер, — и уже по восприятию на слух смотреть — насколько это мешает благозвучию, насколько наоборот.

Ольга: Как правильно подходить к написанию? С учётом размеров? Или сначала писать, а потом определять?

Fr. Nyarlathotep Otis: Для начала я бы посоветовал писать, как пишется, но при этом, если в окончательном для автора виде образовалась какая-то поэтически сильная строка, и от неё уже строится остальное стихотворение, стоит посмотреть по пальцам, по счёту, какой там размер. И когда к этой строке что-то дописывается — то тоже считать, для начала, а потом это приходит уже само. Знать сами названия наизусть не обязательно, я вон сам вспоминаю только по ассоциациям: «амфибрахий» значит «двурукий» — стало быть, симметричный, дактиль — по дактилической рифме, ямб и хорей — по «Онегину» и «Буре», анапест — что осталось.

Ольга: Можно ли сказать, что если стихотворение не вписывается в стандартные размеры, то оно безграмотное?

Fr. Nyarlathotep Otis: Опять же, есть приём, а есть неумение пользоваться приёмами. Одно и то же может быть результатами того и другого, но восприниматься оно будет совершенно по-разному. Если видно, что человек меняет размер от строфы к строфе (скажем, ямб на анапест, потом на хорей, потом ещё на что-то, иногда очень неровное), и это никак не связано с изменением смысла (сюжет продвигается линейно, а тут — бах! — и постоянные смены) — то это косяк. То же самое, если всё стихотворение идёт более-менее ровным размером, а в некоторых местах без какого-то обоснования вместо трёхстопной идёт четырёхстопная строка, это тоже косяк. Если меняет размер каждая последняя строка в строфе — то это уже может восприниматься как приём. Если цезуры используются в большинстве строк — это тоже может восприниматься как приём. Если имеется какая-то симметрия, закономерность в отхождениях от стандартов — это приём, если же они случаются эпизодически и неравномерно — это режет глаз.

Дальше о ритмах. Если мы делаем стихотворение ещё более вольным, у нас получается верлибровая строка — когда она не укладывается в какие-то классические размеры, но при этом, когда читаешь всё вместе, общая ритмика воспринимается. Между классическими размерами и верлибром есть переходные формы, которые нет смысла озвучивать, это сплошной континуум плавных изменений. Верлибр — это то, что я воспринимаю как границу стихотворного текста перед прозаическим. То, что принято называть стихотворением в прозе, я воспринимаю всё же как прозу, оно идёт ещё дальше от верлибра, не содержит стихотворного ритма по форме, но в нём может присутствовать определённая плавность текста, которая вносит в прозаический текст некоторую поэтичность.

Ольга: Я помню, в школе нас заставляли наизусть учить кусочки текста Гоголя или Лермонтова. Они были в прозе, но содержали очень поэтичный смысл.

Fr. Nyarlathotep Otis: Ещё о белом стихе. Часто путают белый стих, неграмотно написанный стих и верлибр, но это три разные вещи. Белый стих — чёткое соблюдение размера. В белом стихе, как и в обычном, присутствует образность — в отличие от неграмотно написанного стихотворения (до лингвистических приёмов — в том числе того, что называется тропами, — мы позже дойдём). В белом стихе всё это присутствует: те же самые «квадратики» с чётким размером, но без рифм, причём концептуально без рифм, а не так, что одну строфу постарались и зарифмовали, а потом просто забили на это и стали писать, как попало, но кое-где всё-таки продолжают проскальзывать рифмы. Это просто безграмотно. А вот если там концептуально нет рифм — это белый стих. И даже если мы вдруг пишем белый стих, а тут случайно у нас получилась рифма — надо постараться, по возможности, её убрать, тут уже она будет ошибкой, а не достоинством. Верлибр, в отличие от белого стиха — это рваная строфа, там не соблюдается не только рифма, но и размер (хотя элементы того и другого могут присутствовать — в большей или меньшей степени). Ну а безграмотно написанное — это безграмотно написанное.

На этом пока что всё, а на следующем занятии мы поговорим о рифме. Это самое важное и, наверное, самое сложное, хотя, но по большому счёту, всё, о чём я говорил и буду говорить — это тоже рифма, но не в классическом понимании. Ритм и рифма — фактически однокоренные слова. Ритм и рифма — всё, что выстраивает структуру стихотворений, и к чему всё сказанное выше — к тому, что любой элемент стихотворения можно использовать либо для подчёркивания рифм и ритма, либо как рифмующееся с содержанием, со смыслом. А завершить я хотел бы замечательным стихотворением неизвестного никому, кроме гугла, поэта «Перодактиль»:

Как-то я спросил поэта,

лишь остались мы одни:

«Ямб? А что такое это?

Ну-ка строчку ямбани!

Или, рифмой сердце грея,

если можешь пошустрей,

стих, написанный хореем,

не стесняясь захорей!

Или, может быть, экспромтом,

если ты на это гож,

мне анапестом негромко

строчку анапестанёшь?

Что-то, я смотрю, не очень

ты сегодня рвёшься в бой.

Муза, видимо, не хочет

амфибрахаться с тобой».

Отдаются первыми

музы только тем,

у кого с размерами

никаких проблем.

1 Транскрипт составила Олеся Рысевец, ред. Fr. Nyarlathotep Otis.