В. Шапиро: Итак, тему первой лекции мы обозначили «Во что верят и как молятся евреи». Поскольку здесь аудитория, интересующаяся разными проявлениями духовной жизни, всякими трансцендентными сущностями, то надо говорить о том запредельном, что существует в иудаизме, и о том, что отличает духовную, религиозную жизнь от обыденной. С другой стороны, для иудаизма характерна очень высокая степень обыденности всех духовных проявлений. Многие вещи, к которым люди стремятся, достигают их путём обременительной духовной практики — для еврея они часто существуют сами собой, как что-то такое естественное, то, что существует от рождения, как некое наследство. Вот бывает, что человек что-то с большим трудом зарабатывает, а бывает, что человек рождается, а у него всё есть, досталось ему по наследству. Другой вопрос, насколько разумно человек впоследствии распоряжается этим наследством и к чему потом приходит. Поэтому при разных стартовых возможности и в духовной сфере люди часто приходят к совершенно разным результатам под конец пути.
Сначала нужно пояснить, кто такие евреи и что это такое. Для многих это носатые и кучерявые друзья и знакомые, которых сейчас уже меньше стало, чем было раньше. С другой стороны, есть строгое определение, которое дают сами евреи в лице своих вероучителей. Еврейская Галаха, религиозное законодательство, определяет, что евреем является тот, кто рождён от матери-еврейки, и тот, кто перешёл в иудаизм — тоже в соответствии с Галахой. Перейти в иудаизм не так просто — сказать, что «я хочу перейти», хотя слово «еврей» как раз переводится как «перешедший», от корня «авер». Праотец Авраам в своё время, когда-то знал единого Бога, перешёл-переступил реку, здесь всё очень многозначно. Имя «Авраам» имеет этимологическую общность со словом «еврей», те же звуки. И евреи — это потомки Авраама, если точнее — одного из его сыновей, потому что разные народы произошли от Авраама, евреи — потомки, прежде всего, Иакова.
Они представляют собой некую семью. Еврейство, с одной стороны, это сообщество последователей религии иудаизма, еврейской религии — во всём мире употребляется слово «иудеи», «jew» по-английски, «Jude» по-немецки, «איד» (AID) на идиш, «יהודי» (IHVDI) на иврите, самоназвание нации. По-русски это слово грубо звучит — жид, хотя в польском, чешском, в украинском языках оно не считается ругательным. В русском различают — иудеи, евреи, там обычно ещё начинаются спекуляции на тему, что можно быть евреем по рождению, но не иудеем по вере. Но, в целом, иудаизм — это религия одного народа, и еврейский народ — это мировая община последователей этой религии. И принадлежность к ней определяется по рождению. Но, повторюсь, можно перейти в иудаизм, если это совершено в соответствии со всеми законами и требованиями.
Итак, вот есть евреи. В кого они верят? Они верят в Бога, в единого Бога, который Бог, и кроме него больше никого нет. Нет других богов. Нет у него никаких родственников, однофамильцев, конкурентов, соседей, — как, допустим, в олимпийском сонме богов или в разных языческих пантеонах. Во многих религиях есть пережитки язычества, когда в качестве божественных объектов поклонения появляются, кроме Бога, другие фигуры. В иудаизме всё очень просто: Бог. Христианство знает троицу — Бог-отец, Бог-сын и Бог-святой дух. Тот самый Бог, которому поклоняются евреи — это Бог-отец. Иногда на христианских иконах есть сюжет, называемый «Отечество»: там нарисованы три персоны, некий юноша, голубочек и сверху дедушка с седой бородой, это он и есть. Этот сюжет считается запрещённым, и даже в православной традиции он считается еретическим, хотя очень часто это есть, и в церквях можно увидеть этого дедушку. Но в иудаизме очень глубоко и логично осознана мысль, что источник бытия, причина происходящего и сущего — это он, он один. Это находит подтверждение и в научных воззрениях, когда в математике есть единица, из которой всё остальное складывается. Это всё очень логично, очень понятно, это такая аксиома, такой постулат, который ясен сам собой. Доказывать надо что-то иное.
Как зовут еврейского бога? В церкви, в христианской литургии есть такой возглас: «Свят, свят Господь Саваоф!». Часто люди считают, что Саваоф — это и есть имя. В еврейской литургии — «Кадойш кадойш Адонай Цваот», «свят Господь воинств». На самом деле «саваоф» — искажённое «цваот». «Цва» — это «армия», «цваот» — «воинства». А по-еврейски есть очень много слов, которым он обозначается. Одно из самых распространённых — это слово «эль», или «элоха». Это то же самое слово, что и у мусульман «аллах», языки родственные, семитские. Вообще имя Бога не принято попусту трепать и произносить, и когда в быту его произносят — обычно немного искажают. Это имя принято говорить как «кель», если говорим не в молитве, не во время изучения святых текстов. Если мы возьмём молитвенник или Библию на иврите, там написано имя Бога — так называемое «четырёхбуквенное имя Бога», которое произносить не принято. Этот запрет точно распространяется на евреев, не знаю, распространяется ли он на неевреев, но, по крайней мере, есть одна секта — свидетели того самого, — вот они как раз это имя и произносят. Тетраграмматон, четырёхбуквенное имя. Есть ещё целый ряд имён, но они не так существенны — ибо речь идёт о таком уникальном существе, о котором можно понять, что речь идёт именно о нём, даже не называя по имени.
Fr. N. O.: А вот насчёт «эль», «элоха», оно же используется в Библии как «элохим», во множественном числе?
В. Шапиро: Да-да! Это одна из загадок. Я, честно говоря, не знаю, почему так. Когда оно так используется, то наводит на мысль о многобожии, да. «Берешит бара Элохим эт ха шамаим вэ эт хаарец» — «в начале сотворил Бог небо и землю» в переводе— на самом деле там «элохим», «Боги». Есть ещё в Библии тексты, фразы, которые наводят на подозрения, нет ли множественности. Не берусь это объяснять, однако для евреев Бог — это нечто единое, нечто единственное, уникальное, и в этом смысле в европейской традиции ближе всего к иудаизму был неоплатонизм, с его учении о Едином, о том самом, к чему всё стремится и от чего всё исходит.
Как и всякая религия, иудаизм имеет свои священные тексты, на которых он базируется. Это, прежде всего, то, что и для христиан является священным писанием — Библия. На иврите это принято называть «Танах». «Танах» — аббревиатура, сокращение из трёх слов «Тора», «Невиим», «Ктувим». То есть Тора — то, что в европейской традиции называется Пятикнижие Моисеево, Невиим — это Пророки, то есть пророческие книги, и Ктувим — это Писание, то есть вся библейская беллетристика, например, Книга Царей, Книга Судей, и так далее. На иврите это принято называть Танах, а всё прочее — евангелия, послания — это уже не в еврейской традиции и священным писанием не считается. Тора — Пятикнижие, первые пять книг Танаха. Вообще, слово «тора» имеет более широкое значение — не только это Пятикнижие, но и учение в целом, то есть — то, что было дано Моисею на горе Синай, но это и то, что впоследствии было сказано и написано в продолжение этого учения. Тора — это еврейское учение и еврейский закон в целом. Сюда входит и то, что называют Талмудом. Считается, что на горе Синай Моисею была дана Тора и устная, и письменная, и то, что было записано — было записано, а впоследствии уже часть, передаваемая из уст в уста, от учителя к ученику, когда возникла опасность забвения и возможность искажения, тоже стала записываться нашими мудрецами. Так возникли все талмудические трактаты. Так сложилось, что для еврейских деятелей духа комментарии к Талмуду зачастую оказывались интереснее и значимее, и вся духовная практика и все духовные усилия концентрировались на комментировании. Еврейская духовная практика как раз и состоит в изучении всех талмудических комментариев в раввинских трактатов, в спорах на тему о толковании тех или иных текстов.
Это то, что касается священных текстов, в которых сформулированы основы еврейской веры и законов еврейской жизни. Собственно же литургическая практика служения Всевышнему — это, прежде всего, молитвы. Молитвы собраны в книге Сидур, по-русски это «порядок», это еврейский молитвенник. Есть хорошее русское слово для перевода этого «сидур», «седер» — это слово «чин», очень похожее, обычно в старых молитвенниках это так и переводили (например, «Седер биркат а-мазон» переводили «Чин благословления трапезы», сейчас мы говорим просто «Молитва после еды»). Каждый верующий еврей должен в течение дня произносить три молитвы: это молитва Шахрис, утренняя молитва; молитва Минха — послеполуденная молитва, которую нужно сказать до наступления сумерек; и молитва Аравит (Маарив), которая произносится после наступления темноты. Моление состоит из разных возгласов, благословений, но две основные части — это Шма Исраэль и молитва Амида. Амида — это молитва стояния, произносится стоя, она содержит 18 благословений, личные просьбы могут быть добавлены. В конце есть ещё молитва «Алейну лешабеах», «Наш долг — восхвалять Владыку». Там говорится о том, что «мы поклоняемся единому Богу, а многие поклоняются идолам, которые есть пустота».
Лучше всего, конечно, если молитва произносится в миньяне, то есть в собрании не менее десяти молящихся. Тогда считается, что в этом сообществе возникает божественное присутствие и молитва точно доходит до того, к кому она обращена. И есть определённые тексты, определённые молитвы и благословения, которые произносятся только в миньяне. В частности, знаменитая молитва Кадиш — чтобы она прозвучала, чтобы её говорить, должно быть 10 человек — 10 и более. Не менее 10 евреев, евреев по Галахе — у которых мать еврейка. Конечно, лучше молиться в синагоге, но это необязательно. Можно и в одиночку молиться, можно в миньяне молиться — где бы он ни был. В Израиле можно заметить, например, в отеле, люди вдруг начинают молиться. Приехали, съехались, надо помолиться. В Израиле, конечно, нет проблемы найти синагогу, а вот в европейской стране такое реально — когда собрались евреи, они начинают молиться, если, конечно, для них это важно — не пропустить молитву. Но лучше, конечно, в синагоге.
Что такое синагога? Это любое приличное помещение, хорошая комната, где есть свиток Торы. Где лежит свиток Торы — уже синагога. Обычная синагога — это не храм, это дома молитвы, дома собрания. Община всегда старалась, чтобы это здание было красивым, чтобы оно и в архитектурном отношении что-то собой представляло, и внутри было достойно украшено, и, естественно, там всегда был Арон Койдеш — Святой Ковчег, святой шкаф, — где хранятся свитки Торы, обычно больше одного. Но и одного свитка достаточно, чтобы синагога была полноценной, просто есть такие молитвы в году, когда желательно вынести все имеющиеся свитки, тогда уже совсем достойно. Ну, и молитва возле свитка Торы, в миньяне — это вообще уже самый шик, самое то, к чему надо стремиться.
Обычно молитву, если она происходит в миньяне, общественную молитву, ведёт тот, кому это поручает община. Этот человек называется «шлиах цибур», «посланник общины». Ещё его называют «хазан». Есть европейское, немецкое слово «кантор» — то есть тот, кто поёт. Ещё есть слово «баал тфила» — «властелин, знаток молитвы». Это обычно человек, хорошо знающий молитвы, с красивым голосом, с благообразной внешностью, известный достойным поведением. Ему и доверяют молиться от имени общины.
Fr. N. O.: Но это не должность, как священник?
В. Шапиро: Не совсем так. Это может быть и должность. В европейских общинах, в европейских синагогах это обычно должность. Если, скажем, раввин — это тоже должность, это законоучитель, это человек, который умнее всех, который имеет образование и познания, который имеет смиху (диплом), может решать вероучительные вопросы — естественно, он тоже может быть «шлиах цибур», и часто так оно и бывает. Например, у нас в России, в каком-то городе, есть раввин — и он уже один за всё. В Германии традиция, чтобы были канторы. Обычно это наёмный человек, второе лицо после раввина — потому что олицетворяет все эти молитвенные процедуры. Более того, в Германии, в современных общинах любят, чтобы был кантор, а раввина не было. Потому что раввин — это больше требований, больше придирок, чтобы всё было по закону, чтобы всё было правильно, чтобы всё было кошерно. А кантор умеет своим пением увлечь общину, понравиться публике. И есть такие общины, где нет раввина, есть кантор, и все очень довольны. Но, с другой стороны — в Израиле очень часто нет канторов в синагоге, каждый может быть кантором, и там люди по очереди могут выйти и молиться от имени общины, каждый по-своему, один любит такую мелодию, другой любит другую мелодию, они меняются, и это тоже вносит какое-то оживление в жизнь конгрегации.
Отношение к молитве — немножко разное у разных евреев. Иудаизм в общем — религия закона. Еврейское служение и еврейская религиозная практика заключается, прежде всего, в строгом и скрупулёзном соблюдении заповедей. Есть 613 заповедей, которые даны Всевышним и записаны в Торе, и их надо соблюдать. Причём большая часть из них относится к храмовому служению, а так как храма сегодня нет, остаётся какое-то количество заповедей, которые более-менее реально соблюдать в сегодняшней жизни. И религия заключается в том, чтобы всё это строго соблюдать. В отличие от других религий, где духовная практика часто сводится к впадению в экстаз, достижению более высоких степеней духовного состояния — иудаизм это интересует в меньшей степени. Хотя, с другой стороны, у хасидов есть склонность к этим вещам, они большой акцент делают на эмоциональной стороне служения. Основатель хасидизма Бааль Шем Тов был знаменит своей способностью летать на какие-то высокие небеса, даже есть такое знаменитое письмо, что «я сегодня обычным образом достиг седьмого неба, и мне были новые откровения». Но, в целом, в иудаизме обрядовые действия, молитвы во многом носят характер физиологических отправлений. У религиозного еврея это уже в ритме жизни — что он должен помолиться утром, днём, вечером, ещё что-то сделать… всё это делается достаточно обыденно. Это, кстати, не все понимают, особенно те, кто вернулся к религии, или те, кто обратился в еврейскую веру из христианской традиции — в христианстве есть такое понятие «благодать» — они часто проявляют чрезмерную экзальтированность. На самом деле, в иудаизме этого нет. То есть, эмоции и всё такое — оно есть, но это не предмет культа. Еврейская религия довольно рациональна. Хотя люди — эмоциональные, и если мы послушаем канторское пение, там очень богатые оттенки эмоций услышим, и экзальтацию, и всё, что угодно, но это уже искусство, это не то, что является святым для религиозного еврея.
Fr. N. O.: По поводу рациональности. Законы, заповеди посылались сколько-то тысяч лет назад. Трудно отрицать, что за это время жизнь, быт, — всё сильно изменилось. Нужно точно следовать прежним принципам, которые были даны совершенно для других условий, или есть какие-то способы, которые позволяет применить это всё так, чтобы оно было рациональным в наши дни?
В. Шапиро: Есть такой принцип: «эйн хадаш бе Тора», «нет нового в Торе». То есть Тора, как она была дана — не меняется и не будет изменена, она есть такая, как есть. И действительно, возникает такая проблема, что многие законы и обычаи еврейской жизни вступают в противоречия с современностью, с нашей сегодняшней жизнью, со всей её технической оснащённостью, прежде всего. Например, есть запреты использования в Шаббат электроники. Еврейское законодательство, Галаха, очень гибко и подвижно, оно не отстаёт от жизни. На все вопросы, вызовы и нововведения, которые приносит развитие жизни, прогресс и так далее, Галаха ищет и находит ответ с точки зрения Торы. И это не компромисс с жизнью, а юридически выверенное решение на возникающую проблему. Вот, по поводу запрета на электронику — на самом деле есть 39 видов работы, которые запрещены в Шаббат. Они названы в Торе. Естественно, во времена Торы не было электроники. Много чего не было: не было автомобилей, не было паровозов. Наши мудрецы исследуют эти нововведения и связывают их с тем, что уже записано в Торе. Допустим, есть запрет разводить огонь. Из этого запрета исходит и запрет пользоваться электричеством, потому что это связано с электрическим разрядом, с электрической искрой. Отсюда следует и запрет использовать все эти гаджеты, хотя, конечно, тут никакой искры, никакого огня. Во всяком случае, строгость соблюдения правил является гарантом того, что книга не уйдёт с развитием планшетников и е-буков так называемых. В Шаббат можно пользоваться только книгой.
Fr. N. O.: А электронной книгой?
В. Шапиро: Нельзя! Если как-то будет доказано, что электронная книга не связана с электрическим разрядом… Но там другое есть. Есть запрет в субботу писать и стирать написанное. Отсюда выводится запрет делать те же действия и на компьютере, пусть даже будет доказано, что он не на электричестве.
Fr. N. O.: Допустим, какой-нибудь биологический компьютер?
В. Шапиро: Да. Хотя, если там будет как-то заблокирована возможность писать и стирать — ну, может быть… Отсюда же выводится и другой запрет. Если мы в Шаббат открываем бутылку вина для кидуша, то там очень большие проблемы с её пробкой: если она заклеена этикеткой, на которой есть буквы, то повредить буквы в Шаббат приравнивается к запрету стирать написанное, и лучше, чтобы эта бутылка была заранее открыта. На самом деле Галаха очень гибко и чутко реагирует на прогресс, и есть в Израиле институт Галахи, где сидят учёные раввины и ищут ответы на разные вопросы. Например, есть вопрос: если еврей летит в космос, то как он должен молиться? Ведь там этот критерий — восход и закат солнца — он пропадает, ведь еврей вокруг земли крутится, а когда у него Шахрис, когда Минха, когда Маарив? Вот сидят мудрецы и ищут ответ на этот вопрос. Много таких интересных моментов. Скажем, есть запреты, касающиеся пищи, например — запрещено есть креветки. В Израиле много искусственных креветок, крабов, которые делаются из кошерных сортов рыбы и вполне разрешены раввинатом. Более того, есть такое суждение, что Бог создал кошерный аналог каждому виду пищи с её особенным вкусом. Если есть крабы — существует и их кошерный аналог. Недавно изобрели гусей со вкусом свинины, главный раввин Израиля попробовал и сделал вывод, что это всё вполне кошерно и очень даже можно это есть еврею. Ортодоксальный иудаизм конструктивно сотрудничает с прогрессом, я уже не говорю о либеральном, реформистском иудаизме, это уже несколько другая тема.
Comahon: Можно вернуться от обрядовой стороны — она, конечно, очень интересная, богатая, можно много копать — к Богу. Расскажите подробнее, какие у него атрибуты. Христиане говорят о таких атрибутах как всеблагость, всеведение. Расскажите об этих атрибутах, и ещё о проблеме добра и зла.
В. Шапиро: Я бы в это не углублялся, это очень сложный вопрос. Есть атрибуты Бога — 13 качеств Бога, но я боюсь, я это грамотно не расскажу.
Comahon: Тогда расскажите о добре и зле, их источниках, откуда они берутся, что это такое. Есть у евреев какие-то специфические представления об этом?
В. Шапиро: Вообще христианские представления о добре и зле в наибольшей степени связаны с иудейскими. Христианская этика во многом инспирирована иудейской этикой. Понятно, что с добром, с благом, связано всё, что исходит от Всевышнего. Но, с другой стороны, в иудаизме нет… да, в принципе, и в христианстве его нет… такого манихейского понимания мира, когда есть две равные силы, Всевышний и его враг, Сатана. Конечно, всё в руках Всевышнего, и всё, что происходит — всё по его воле. Вопрос обычно сводится вот к чему: как Всевышний допускает существование зла в мире. И здесь нужно понимать, что Всевышний в иудаизме — достаточно персонифицированная сущность. Это активное творящее начало, это личность — в каком-то смысле, можно поспорить, конечно, не всё так просто, — это некий субъект. Субъект деятельности, субъект творения мира, — но и субъект в отношениях с людьми, с еврейским народом. И он, как всякий субъект власти, обладает способностью и миловать, и благодетельствовать, и наказывать. И если мы понимаем, что земной властитель может одарить, озолотить, послать на плаху или в острог, то почему мы отказываем в этом Всевышнему? Очень часто он, обращаясь к еврейскому народу, говорит: «Если законы Мои соблюдать будете, то будете вы великим народом, будете жить в обетованной земле, будут у вас благодатные пастбища, тучные стада; а если Мои законы нарушите, то я вас рассею среди народов, и будут вас преследовать». То есть существование добра и зла, или, скажем так, блага и отсутствия этого блага, — оно изначально, тут даже сложно спрашивать. Конечно, хотелось бы быть богатым и счастливым, а не бедным и несчастным, но так устроен мир.
Fr. N. O.: Непосредственно с Торой понятно, она неизменяема и там есть все ответы, которые только могут быть. Но Танах в целом? Она ведь писалась в течение нескольких веков или тысячелетий…
В. Шапиро: Когда мы говорим, что Тора неизменна, имеется в виду учение и заповеди…
Fr. N. O.: Нет, вопрос в другом: до определённого времени, несколько веков и тысячелетий, оно давалось, а с какого-то момента перестало даваться. Есть последняя по времени книга Библии, Ветхого завета, а после этого священных текстов не появлялось. С христианской точки зрения всё понятно: пришёл Иисус, и всё прошлое уже потеряло значение. А есть в иудаизме какое-то объяснение?
В. Шапиро: В иудаизме есть Талмуд, трактаты, написанные более поздними мудрецами.
Fr. N. O.: Но они же не приравниваются?
В. Шапиро: Да, они не приравниваются, это считается устная Тора. Тора, с точки зрения иудаизма — это не столько текст, сколько некий процесс. Вот дана истина Всевышним. Частично что-то записано, частично что-то существует в голове у мудрецов. Здесь и идёт развитие, в этом смысле Тора постоянно обогащается. Могут появляться новые мудрецы, которые выносят новые галахические постановления, участвуют в спорах и делают выводы. И это всё Тора. Тут вот какую аналогию можно привести: существует язык. Есть писатели, которых мы считаем создателями русского языка, Пушкин, Тургенев, Ломоносов — может, с него следует начать отсчёт. Это канон. Новых произведений Пушкина уже не будет. В то же время есть понятие нормы грамотности русского языка. Вот это уже является предметом непрерывного процесса. Есть знатоки грамматики, они спорят, они обсуждают — они формулируют правила. Здесь очень хорошая аналогия — жизнь по Торе и правописание. Очень немногие люди пишут абсолютно грамотно. Есть носители этой грамотности, знатоки, которые сидят в Институте русского языка, о чём-то дискутируют, где надо, где не надо ставить запятые. И это очень важно, потому что грамотность связана с понятием нормы — есть закон, есть норма, и каждое движение, каждая закорючка должна соответствовать этому закону. И это — процесс, который постоянно развивается. Изменения могут быть, но сама идея, что всё должно быть по правилам и по норме, она неизменна.
Fr. N. O.: Немного о том же, но с другой стороны: пророческий статус в иудаизме. Есть пророки, тексты которых вошли в канон, потом обрывается эта череда пророков… или есть более поздние пророки?
В. Шапиро: Я думаю, что пророков нет более поздних…
Fr. N. O.: А почему так? В христианстве понятно, а в иудействе почему так? Из века в век появлялись, а тут вдруг бах — и нет. Есть ли какие-то критерии, чтобы человек был признан пророком в иудаизме?
В. Шапиро: Думаю, что те, которые появлялись после, их признавали не пророками, а… Я боюсь ответить на этот вопрос, я не знаю традиционного канонического ответа, надо почитать. Ну, так складывалось. Какие-то авторитетные люди подводили черту, говорили: да…
Fr. N. O.: Может, это с разрушением Храма связано?
Это надо посмотреть, с чем это связано, просто когда все соглашались, что эта эпоха закончилась, других пророков объявляли сумасшедшими. Канон сложился, и его закрыли. Я сейчас не помню, существует ли хотя бы теоретическая возможность появления пророков. Не исключено, что существует.
Если говорить о каком-то временно́м развитии, о каких-то эсхатологических представлениях в иудаизме, о том, с чего всё началось и чем закончится, к чему всё это идёт и к чему стремятся, о чём мечтают евреи, во что верят, — то тут нужно говорить о приходе Мошиаха. «Мошиах», еврейское слово (по-гречески «мессия»), означает помазанник. Мошиах — это не какое-то сверхъестественное существо, это помазанник, а помазанник – это царь. Царь, лидер, вождь, руководитель еврейского народа, который должен когда-то, наконец, появиться. И с его появлением будет связано избавление еврейского народа. Это всё очень ёмкие понятия, конкретные и материальные и одновременно наполненные мистическим смыслом. Еврейский народ находится сейчас в Галуте, в изгнании. Это и физическое изгнание — рассеяние и удаление со Святой земли, из страны Израиля, которая была уготована, обещала еврейскому народу; с другой стороны, это и духовное понятие — закрепощённость, оторванность от основ еврейской духовности, погружённость в какие-то недуховные еврейские заботы и чаяния. И приход Мошиаха должен знаменовать собой выход из этого Галута. Люди должны вернуться к вере, вернуться в Израиль, все евреи должны съехаться там. И Мошиах обладает целым рядом признаков, на основании которых можно верить, что это действительно Мошиах. Он должен собрать всех евреев в земле Израиля. Должен восстановить Храм. Должен быть из рода Давида. С его воцарением должно установиться царствие Божие и на Земле, то есть полная гармония вообще во всём мире, не только для евреев. Поэтому когда мессией называют кого-то другого, в частности, Иисуса, то там приводится много признаков, которым он не удовлетворяет. Иисус же был объявлен Мессией на основании каких-то еврейских критериев и чаяний — было обещано в Торе, было обещано пророками, что будет Мошиах, — и говорят: ну вот он, пришёл. Нет, говорят евреи, потому что он не восстановил Храм, не положил конец войнам, никакого такого избавления из Галута не произошло… У христиан есть свои объяснения, это очень длинный спор, есть очень много доводов и за, и против, их разбирать — это можно целый спецкурс на эту тему читать. Всё уже написано, все диссертации, и если что-то писать — то уже комментарии к комментариям.
Все евреи верят, что Мошиах должен появиться, но все по-разному. У хасидов какое-то невротическое чаяние Мошиаха, что он вот-вот сейчас придёт, они каждую минуту говорят, что вот Мошиах, мы его ждём, он может прийти в любую минуту, хотим Мошиаха, Мошиаха, Мошиаха, — и дело часто кончается тем, что они объявляют Мошиахами своих лидеров. У хасидов есть разделение на свои группы, и самая известная история — последний, седьмой любавичский ребе, когда он умер, он был объявлен Мошиахом. Из-за этого были серьёзные разделения и скандалы в среде ортодоксального иудаизма. Но более спокойные евреи относятся к Мошиаху как к понятию предела в математике — что к нему надо стремиться, но будет ли это достигнуто — большой вопрос.
С приходом Мошиаха должно произойти избавление. Во-первых, должен быть восстановлен Храм, должен быть построен Третий Храм, потому что без Храма вся еврейская жизнь, всё служение являются неполноценными. Можно привести аналогию: есть оперный театр, в котором есть оркестр, есть дирижёр, по нотам исполняют музыку, идёт представление. И другой вариант, когда мы сидим дома, имеем перед глазами партитуру, что-то там напеваем, может, даже с друзьями: мы, вроде, тоже исполняем оперу, но есть разница. Чтобы было полноценно, надо построить театр, собрать оркестр, труппу, чтобы они все собрались вместе и всё исполнили. А получается, как в анекдоте — «мне Рабинович напел». Но, с другой стороны, при всей печальности этой ситуации, есть ноты, а там всё написано, как должно быть. Поэтому, имея эти ноты, вполне логично мечтать, что мы построим театр, и там соберутся и музыканты, и певцы, и зрители. Евреи верят, что будет построен Третий Храм, Бейт Амикдаш.
И ещё во что евреи верят… Это кажется невероятным. Можно представить себе, что придёт Мошиах, который будет отвечать всем требованиям (тем более что это будет не какое-то сошествие с небес, а реально возникнет кто-то из рода Давида, родится такой человек). Третий Храм — тоже почему бы и нет? Хотя, конечно, там тоже много сложных требований… Не говоря уж о том, что там сейчас стоит мечеть «Золотой Купол», и ещё она должна куда-то чудесным образом вознестись. Все эти разговоры о Третьем Храме имеют очень деликатную политическую подоплёку, очень они небезопасны. Сказать, что «надо бы» — это сразу обостряются все эти конфликтные ситуации. Периодически израильская полиция отлавливает людей, которые идут туда закладывать Третий Храм, пробираются… Кстати, более того. Вход евреям на Храмовую гору запрещён. Не только из тех соображений, что там может возникнуть конфликт с арабской администрацией. Проблема ещё в том, что где-то там находилась святая святых Храма, куда всем евреям вход был запрещён, и туда входил только первосвященник, один раз в году. И есть опасность, что если евреи начнут ходить туда на экскурсии, они могут случайно зайти туда, куда нельзя, где слишком святое место.
Но даже Третий Храм — это тоже можно себе представить. А вот третий элемент избавления (есть такое слово на иврите, «геулла») — это воскрешение мёртвых. Это — самое невероятное из того, что должно произойти. Я не знаю, все ли люди или только евреи, но сейчас мы говорим о том, что будет происходить с евреями… Так вот, все евреи должны будут ожить. В реальном, физическом смысле. Все они должны ожить, и все должны оказаться вокруг этого Храма. И из всех многочисленных мест, где они похоронены, зачастую очень далеко от этого святого места, они должны будут туда попасть. Легче всего туда будет попасть, естественно, тем, кто похоронен непосредственно в святой земле, неподалёку. Труднее, но всё-таки есть преференции какие-то для тех, кто похоронен в Галуте (в изгнании, в рассеянии), но на еврейском кладбище — там хоть понятно, там Бог поможет, они все здесь лежат, может, для них будет тоже какой-то коллективный подвоз организован. Там идея такая, что они будут пробираться по специальным подземным туннелям, которые как-то Бог устроит, но при этом будут испытывать определённые трудности… Конечно, особенно печальной будет участь тех евреев, которые похоронены неизвестно где, на нееврейских кладбищах, или вообще были убиты злоумышленниками, растерзаны зверями дикими, и где-то их кости лежат неприкаянные. Поэтому похоронить еврея надлежащим образом — это большая заповедь. И поэтому же запрещена в иудаизме кремация, так как она лишает шансов на воскрешение: если уж сожгли, так и нечего воскрешать. Если он растерзан — значит, он где-то там гниёт в лесу, там ещё есть какая-то надежда, но вот если сгорел, если ничего не осталось — то уже всё…
Так вот, как бы это ни казалось невероятно и фантастично, но последние достижения в сфере клонирования, в сфере записи генетической информации заставляют задуматься, а так ли уж фантастична и нереальна эта идея, и, может, не зря евреи об этом думают и в это верят. Считается, что этому нашему миру с еврейским народом выделено 6000 лет, и после этого всё перейдёт на духовный уровень. Сейчас у нас 5773 год, если не ошибаюсь, то есть осталось уже немного, дело уже к этому идёт.
Comahon: Вы говорили о погребении, воскресении, а есть ли у иудеев представления о загробном мире — о состоянии или месте, куда попадают люди после смерти?
В. Шапиро: Да, есть понятие Грядущего мира. В это тоже верят и ради этого, собственно говоря, и живут. Грядущий мир, на иврите Олам Аба, он наступает после того, как человек провёл отведённое ему время в этом мире, и, в зависимости от того, как он жил — правильно ли, соблюдал ли заповеди, он и получает свой удел в Грядущем мире. И есть понятие Райского сада, Ган Эден — Эдем, Рай. Там жили первые люди, Адам с Евой, потом их оттуда выгнали, это история известная. Праведники, люди, которые угодили Всевышнему, попадают туда и получают достойный удел. Кстати, в иудаизме есть очень важное правило о том, что свой достойный удел в Грядущем мире имеют все праведники мира. Не только праведные евреи, но и если человек праведно исполнял законы своей религии, достойно себя вёл, не совершал злодейств, то он имеет свой удел, имеет все шансы на спасение. Более того, у нееврея этих шансов больше, потому что с него спрос меньше. А у еврея эти 613 заповедей. Можно аналогию провести: если человек имеет скромное имущество, скромный достаток — ему легче прожить достойно, чем тому, у кого большое наследство, большой доход — и, следовательно, больше соблазнов для разврата, больше вариантов, что он спутается с какими-нибудь жуликами и может в очень печальном состоянии прийти к итогу своей жизни. Но тут речь не о материальном благополучии, а о том, что если человек праведен, необязательно для этого быть евреем.
Кстати, я говорил, что есть евреи, а есть неевреи. Есть понятие, Бней Ноах, дети Ноя, потомки праведного Ноя. Это неевреи, и для них в своё время были даны семь заповедей. И считается, что если неевреи соблюдают эти семь заповедей, то они вполне праведны, и с них больше не надо ничего требовать. Это запрет убийства, запрет воровства, запрет жестокого обращения с животными, запрет идолопоклонства (это очень большая проблема для неевреев, они очень часто впадают в этот грех), запрет хуления имени Всевышнего (и сквернословия заодно)… там они не очень чётко сформулированы, эти заповеди. Они выводятся из текста. Запрет жестокого обращения с животными — сказано, что нельзя есть мясо неубитых животных. Например, есть такое, что какие-то папуасы или кто-то ещё едят мозги живой обезьяны, или есть такой изысканным бульон с рыбкой живой, моллюски, — вот это, скажем там, сомнительно. В этом есть смысл, это такая грань, которая отделяет человека от зверя, который бросается, терзает и грызёт. Есть анекдот про хохла, к которому пришли гости, а у него свинья по двору на протезах бегает, а он говорит: «Холодца захотелось, так что ж, животину изводить?» И очень важная заповедь для сынов Ноевых — устраивать суды, то есть все разборки должны совершаться не мордобоем, не по понятиям, а по закону, по суду. И этих законов вполне достаточно для того, чтобы быть праведным.
Fr. N. O.: А по поводу убийства? В еврейском же есть два слова — одно означает убийство разбойное, другое — по суду.
В. Шапиро: Да. Та заповедь, которая «не убей», она касается злоумышленного убийства. В принципе, еврейский закон допускает смертную казнь, есть четыре вида смертной казни, также есть убийства на войне. Более того, там написано, что того, кто пришёл убить тебя — убей первым. Есть заповедь, что нужно беречь свою жизнь, и еврейская этика немножко отличается от того, что принято в христианстве. Надо начинать с любви к самому себе. Сначала люби себя, потом самого ближнего, потом того, кто чуть-чуть подальше, и так далее. Если ты не в порядке, у тебя неблагополучие, тяжело любить и делать счастливым кого-то другого. Поэтому, конечно, если к тебе пришли убийцы… Это уже несколько иная тема, но есть правило, что можно отступить от многих заповедей ради спасения жизни. Пикуах нефеш, спасение жизни. Если, например, Шаббат, а человек заболел тяжело, приступ, надо ехать на машине, в больницу, то, естественно, Шаббат отступает перед необходимостью спасать жизнь.
Fr. N. O.: Или если не выжить ни на чём, кроме свинины…
В. Шапиро: Да, если умираешь от голода, надо поесть. Но есть три вещи, которые нельзя переступить даже под страхом смерти. Это немотивированное убийство, даже если говорят: «Убей, или мы тебя убьём». Второе — это недопустимые формы разврата. И третье — это идолопоклонство, если говорят: «Прими другую веру, поклонись другим богам»…
Fr. N. O.: По поводу идолопоклонства. Если атеист, он идолам не поклоняется и при этом не хулит имя Бога, терпимо относится к монотеистическим религиям, то он, получается, соблюдает заповеди?
В. Шапиро: В принципе, да. Атеизм, это такая форма духовной практики, которая не очень оскорбляет иудаизм. Даже для еврея позволительно быть атеистом. Если еврей переходит в другую религию, особенно в христианство, это однозначно плохо. А атеизм… если человек атеист, то он может быть атеистом формально, а в голове выстраивать себе конструкцию, где признаёт некую причину бытия, высшую духовную силу. Это уже ближе к иудаизму. Или, например, буддизм — атеистическая религия. Можно представить себе буддиста-иудея. И даже про идолопоклонство — даже если человек поклоняется деньгам или ещё чему-то, то это ещё не идолопоклонство; если он вешает дома на стену картину с долларами, три раза в день перед ней кланяется, вот тогда да. Или была история, что евреи поклонялись золотому тельцу. Дело не в том, что он из золота был, а что приходили, и поклонялись, и служили, и какие-то ритуалы совершали. Когда Виктору Цою поклоняются, это тоже на грани идолопоклонства.
Я не религиовед, и в некоторых вопросах иудаизма могу плавать, потому что в некоторые глубокие вещи я не вникал. Поэтому могу не знать ответы даже на какие-то конкретные вопросы, на которые существуют чёткие ответы. Например, тринадцать свойств Всевышнего — боюсь, не смогу их перечислить точно. Но чисто человеческое понимание этих вещей со стороны последователя религии, который не является таким уж строго ортодоксальным верующим — это пожалуйста. Даже не «верующим»: в иудаизме существует не столько понятие «верующий», сколько «соблюдающий»
Fr. N. O.: Такой подход ближе к конфуцианству.
В. Шапиро: Возможно. И что лучше, если человек верит в Бога и не соблюдает заповеди, или наоборот, когда соблюдает заповеди, но не верит в Бога? Лучше второй вариант. Что у человека в душе и в уме, это его личное дело. Но спрос с него, в первую очередь — за то, что он делает, а не за то, что он думает. Есть такой анекдот: собрались евреи в синагоге и стали спорить, как всегда, есть ли Бог. Спорили-спорили, там были разные люди, биологи тоже… В общем, доказали, убедили всех, проголосовали, что Бога нет. Тут посмотрели на часы — о! Как раз время молитвы Минху!
Транскрипт составил Денис Суволокин (budden@list.ru), ред. Fr. Nyarlathotep Otis.